В России несколько лет действует очень успешный школьный проект, инициированный неутомимым Гринписом и его лесным координатором Алексеем Ярошенко. Я выясняла, в чем назначение и причины успеха этой программы, каких результатов в итоге они хотели бы добиться у Татьяны Чалой, ассистента координатора проекта «Возродим наш лес» Гринпис России.

Татьяна, как вы попали в проект «Возродим наш лес»?

Можно сказать, из движения «Дуб».

Есть такое движение?

Да, есть такое движение. Движение дружин охраны природы началось в 1965 году, существует уже больше 49 лет. Я работала в Московской Дружине охраны природы, при МГУ. Сейчас уже так много в дружине работать не получается, много сил отнимает программа Гринпис.

Гринпис в России известен прежде всего, как организация, работающая с управленческими структурами и как экспертная. Населению хорошо известен ее имидж, но непосредственные контакты с массами минимальны. Почему именно с лесной программой Гринпис пошел в народ?

Дело в том, что программа лесовосстановления на государственном уровне имеет историю с конца 19-го века. Многие лесоводы и просто разумные практики сельского хозяйства связывали проблемы климата и сельского хозяйства со сведением лесов центральных и южных регионов России. Они призывали срочно решать эту проблему, пока последствия не стали катастрофическими. И это частично послужило основой для государственных программ по лесовосстановлению уже в советское время - сталинского плана создания защитных лесонасаждений. К настоящему моменту государство уже, к сожалению, не может финансировать эти программы, а прежние лесополосы были созданы из быстрорастущих пород деревьев, быстро стареющих, и сейчас многие посадки начинают усыхать, умирать. Лесхозы не могут заниматься этим в силу того, что у них очень неопределенное положение, сельские хозяйства - хорошо, если держится на плаву, на создание полос нет ни сил, ни времени, ни финансирования. Поэтому сила, которая могла бы этим заниматься, - это местные жители, и в первую очередь - коллективы сельских школ, как наиболее социальноактивная часть населения. Поэтому и возникла идея обратиться с программой по лесовосстановлению к сельским школам. Первоначально мы вели переговоры с областными управлениям образования, областными, потом районными комитетам охраны природы и, получив поддержку на этом уровне, мы обратились уже к школам. Получили неожиданно очень сильный отклик. В настоящий момент около 170 школ с нами работают и восстанавливают леса в Липецкой, Орловской, Рязанской, Тульской и Белгородской областях.

Что-то под силу сделать только природе, что-то - государству, а что-то - отдельному человеку. Работа, которую нужно проделать, чтобы возродить леса в центральной России, грандиозна. Вы считаете, что сельские школы могут справиться ?

На самом деле здесь очень важно изменить отношение к этой проблеме в целом, и в этом смысле, я думаю, сельские школы - очень удачный выбор, потому что это опять же связь с образованием, это будущее региона, в котором очень много проблем, не только экологических, но и социальных. И наш проект, я считаю, тесно перекликается с сельским хозяйством, от которого зависит будущее тех детей, которые сейчас занимаются восстановлением леса. Поэтому здесь не только природоохранный компонент, но еще и некая социальная задача изменения отношения к действительности. Дети делают что-то своими руками и понимают, что они участвуют в будущем того места, где они живут. Ну, и попутно решают важную экологическую задачу. Вот в этом отношении школа - уникальное место, где этими вещами стоит заниматься. Другое дело, что, конечно, работа предстоит огромная. Возможно, то что мы делаем - лишь первый этап, потому, что сейчас реально работать практически можно только со школьными коллективами. Потому что заставить, скажем, работать сельхозпредприятия, лесхозы нам, экологическим организациям, практически невозможно. А школы охотно идут на контакт, несмотря на то, что у них, конечно, много практических проблем с созданием лесонасаждений, с приживаемостью, с будущим этих лесов, которое не очень понятно. Но, тем не менее, я думаю, что это очень прогрессивное направление работы.

Вы говорили, что все регионы центральной России сильно задеты переменами, и эти перемены для них негативны. Почему именно школы так живо откликаются на возможность изменения ситуации?

По вполне понятным причинам школьные коллективы - наиболее социально активная часть населения, поскольку наиболее образованные кадры сельской местности работают в школе. Многие учителя со студенческих лет помнят о каких-то идеях и наиболее склонны воспринимать новое. В целом мне просто не видится никакой другой силы в регионе, которая могла бы этими вещами заниматься. Кроме того, эта деятельность как-то сочетается с образовательными задачами школы. Недаром существуют школьные лесничества, хотя в основном это касается лесных регионов. В безлесных регионах их, конечно, нет, но есть некая ниша, в которой лесные занятия могут существовать.

Ваш проект самоценен, как природоохранный или он для того, чтобы помочь выходу людей из кризиса, в котором они оказались?

Мне кажется, что все-таки нельзя разделять две самые главные цели нашего проекта: восстановление лесов - экологическая, природоохранная задача и экологическое образование детей в регионе.

Сейчас из этих регионов происходит отток населения в более крупные центры. Люди, в том числе - многие дети, не хотят там оставаться, потому что не видят в этом смысла. Они не видят возможностей найти достойную работу, возможностей роста, и поэтому у людей возникает желание либо уехать, либо смириться и оставить все, как есть. Конечно, таких возможностей у них сейчас немного, и это основная причина пессимизма, который у многих возникает в тех районах. Но, занимаясь лесом, они работают для будущего, они же какие-то «якоря» для себя там оставляют. Понятно, что сейчас дети, например пятиклассники, не могут для себя решить, как поступят в будущем, но хотя бы понимают, что они могут своими руками делать что-то для своего будущего именно там, где живут. Хочется верить, что у этих районов есть будущее и дети - основа этого будущего. Поэтому я считаю, что социальная и образовательная составляющая проекта не менее важны, чем природоохранные.

Сейчас сложно предвидеть все положительные следствия нашей работы в проекте, но приятно уже то, что мы можем дать учителям и детям новую возможность для самовыражения, чтобы они в чем-то новом себя нашли. Мы предлагаем активный подход к ситуации, творческий подход, и это позволяет решать не только проблему восстановления лесов, но и какие-то, может быть, более существенные для них задачи.

Вы уже замечаете какие-то изменения или три года работы программы - это слишком малый срок?

Срок, конечно, небольшой и каких-то значительных изменений ожидать трудно. Но школьники понимают, что это их деревья и отношение к ним соответствующее. Когда сажают несколько лет, на одном месте, они приезжают и отыскивают свои посадки. Им важно, что это садили они, их школа. Даже у них возникает идея: приеду через 10 лет, посмотрю, как же это все вырастет. Потом вспоминают, что через 10 лет будут жить уже, наверное, не здесь, потом думают: а может быть, мне жить все-таки здесь? Я сама наблюдала, как появляются во время посадок такие рассуждения, явно дети уже задумываются о том, что они как-то изменяют свое будущее. Пока это все упрощено, в виде отношения: вот мое дерево, я хочу на него посмотреть. Но я надеюсь, что это основа может быть для чего-то более глубокого.

В конце 80-х, на волне демократических преобразований, очень важными для общества были вопросы экологи и состояния окружающей среды и понимания своего места в решении этих проблем. Считается, что консолидация вокруг решения проблем окружающей среды в какой-то мере была двигателем общественных демократических преобразований.

Как Вы думаете, возможна ли новая волна? Может ли экологическое движение дать возможность людям почувствовать себя гражданами?

Не знаю, как можно говорить о взрослом населении, я не социолог и не настолько хорошо разбираюсь в ситуации, но мне кажется очень важной в этом отношении работа с детьми, потому что дети быстро растут. Наши старшеклассники - в скором времени студенты, скоро они уже будут определять настроения и то, будет ли вообще какая-то общественная активность в нашей стране. В любом случае работа с молодежью имеет смысл.

А настанет ли светлое будущее... трудно сказать. Но я все же думаю, что возможно.

беседовала Наталья Чубыкина