Биосферное мышление, империализм и заповедники

Джеффри Харпер, Russian Nature Press, Эдинбург, Великобритания

   От переводчика 
    
   Джеффри Харпер окончил три университета: изучал биологию в Кембридже, философию науки в Лондонском Университете и русский язык в Эдинбургском Университете Хэрриота-Уатта. Степень доктора философии получил за диссертацию в области истории естествознания на тему "Человек, Бог и Природа в учебниках биологии и геологии XIX столетия". Занимался вопросами биологического образования, изучал блох дуплогнездных птиц. Харпер побывал в разных местах России, как в заповедных, так и в цивилизованных, и даже работал некоторое время в Институте цитологии и генетики в Новосибирске. Ныне он переводчик и издатель, живет в Шотландии. Основанное им издательство "Russian Nature Press" уже выпустило на английском языке две книги российских натуралистов: "Звери в природе" В. и Ю. Смириных и "Один сезон в тайге" В.К. Рябицева, со множеством авторских иллюстраций. Перевод и подробные комментарии сделаны самим издателем. Планируется выпуск и других книг. 
   В этой статье Дж. Харпер рассматривает российское природоохранное движение с неожиданной стороны: каким образом традиционное российское мышление огромными географическими пространствами, способность "мыслить по-крупному" может помочь решить глобальные проблемы биосферы. 
   Мы живем в огромной стране, и географическое мышление нас не удивляет. На самом деле, у биологов и экологов всего мира оно скорее редкость. Подавляющее большинство статей по экологии в научной печати посвящено изучению экологических закономерностей на крошечных территориях. Я сам убедился, что статьи, например, о влиянии природной зональности на растительный и животный мир, интересуют на Западе скорее географов, чем биологов. 
   Следует предуведомить читателя, что термин "империализм" понимается в этой статье (да и вообще в западной литературе) иначе, чем в привычном нам ленинском смысле "высшей и последней стадии капитализма". Здесь империализм значит освоение больших "отсталых" территорий (не важно, какими именно путями) и управление ими, то есть скорее, как "бремя белого (цивилизованного) человека" (Р. Киплинг). 
   Взгляд автора на эти вопросы, невозможный, наверное, из России, показался нам заслуживающим внимания. Еще более привлекает неравнодушие Джеффа к российской природе и его желание пропагандировать необходимость ее охраны среди своих соотечественников.

 

   И. Любечанский

   Контакт: 
   19/3, Warriston Road, 
   Edinburgh EH7 4HN, UK. 
   Тел./факс: +44 (131) 55 83 139, 
   Эл. почта: gharper@holyrood.ed.ac.uk 
    http:// www.rusnatpress.org.uk


   Мыслить по-крупному 
   Эта статья созревала два года. Все началось 3 сентября 1997 года, когда я возвращался с Камчатки и жил на квартире у академика Евгения Сыроечковского в Москве. В разговоре со мной он однажды упомянул о своей мечте создать цепь заповедников [строго охраняемых природных территорий] по меридиану от полуострова Таймыр на крайнем севере России до Монголии, а быть может и далее на юг, до самой Антарктики. Эта идея запала мне в душу, однако я осознал все ее значение лишь позже. Сумасшедшая мечта, подумаете вы, но, во многом благодаря усилиям академика и его суп-руги, профессора Елены Рогачевой, цепь заповедников от Таймыра до Монголии уже существует. Не каждый способен к большим мечтам, лишь единицы могут их воплощать в жизнь, но в России и Монголии это смогли сделать. И несомненно это огромный вклад в мировое движение за охрану окружающей среды. 
   Другим важным событием для появления этой статьи стала лекция, которую я слушал в Королевском ботаническом саду в Эдинбурге 8 июля 1998 г. Лекцию читал доктор Ричард Гровс, и она называлась "Эдинбургские ботаники и зарождение энвайронментализма в Индии". Там я узнал о книге Р.Гровса "Зеленый империализм", которую и прочитал в 1999 году. Мне запомнилась мысль о том, что империализм позволяет реализовывать крупные проекты, которые обычно нельзя осуществить в пределах одной метрополии. И возможности эти не только практические: империализм поощряет к размышлению крупными категориями. Настоящая статья и посвящена "крупномасштабному мышлению". 
   Может быть и больше добродетели в таких сентиментальных максимах, как "лучше меньше, да лучше", "копейка рубль бережет" и "милосердие начинается дома". Мы в Британии зачастую предпочитаем эти идеи, и у меня сложилось впечатление, что глубокое местничество в энвайронментализме распространилось не без влияния британского менталитета. Например: "Натуралисты южной Англии привыкли рассматривать природу в понятиях крошечных участков и все больше стремятся работать из поколения в поколение на нескольких ярдах болота или древнего леса, в отличие от натуралистов северной Британии (Marren, с. 168). [Натуралисты северной Британии часто интересуются и более крупными территориями. Это связано, во-первых, с отличиями ландшафтов, а во-вторых, с историей землепользования в Шотландии и северной Англии, где исторический процесс "огораживания" проводили не так интенсивно, как в южной Британии - прим. авт. к русскому переводу.] 
   Интернационализм дается нам с трудом, как "двусторонний" (Британия и "они"), так и "многосторонний" (равнозначные нации). Это ясно и по нашему отношению к Европейскому Союзу, и по нашему подходу к изучению иностранных языков. Но интернационализм недостаточен: глобализм (в том числе в биосферном аспекте) дает преимущества по сравнению с "просто" интернационализмом. Глобализм - не только учет всех наций, но и рассмотрение их как единого целого на новом уровне сознания. Если интернационализм рассматривает народы во-первых и в-главных, а целостность, которую они образуют, во-вторых, то в глобализме наоборот: совокупное целое первично, а его составные части (народы и др.) вторичны. 
   Мне думается, что такой образ мышления возникает не сам собой. Он приобретается постепенно в том психологическом и социально политическом контексте, в котором формируется личность; и, к сожалению, постимпериалистическая Британия - не лучший контекст для глобализма.

   Биосферное мышление 
   Недавно журнал "Нью Сайентист" уделил внимание глобальному мышлению: "Если бы мы могли заглянуть из отдаленного будущего, скажем, из 25 столетия, в 20-е, нас поразило бы рождение в это время глобального мышления. Впервые в истории большие массы людей одновременно переживали сходные события и ощущали одни и те же эмоции. Например, полет "Аполлона" к Луне, тридцатая годовщина которого скоро наступит, или представление нашей планеты, как крошечного шарика, который плывет как драгоценность по чернильному занавесу космоса." (New Scientist, 21 августа 1999 г.). 
   Это заставляет задуматься о растущей значимости глобальных коммуникаций, но биосферное мышление - это не то же самое, что глобальное мышление. "Глобальное мышление", которое действительно доказало бы неоценимую важность энвайронментализма, описывает путь, которым что бы то ни было постигается субъектами (в зависимости от их количества, временного контекста и т.д.). "Биосферное мышление", напротив, описывает познаваемый объект (а именно биосферу) вне зависимости от того, сколькими людьми и одновременно ли он познается. Я имею в виду высказывание, которое поначалу меня весьма ободрило: "Биосферное мышление быстро развивается, охватывая правительства многих стран, и находит свое высшее выражение на уровне ООН" (Dasmann, с.288). Хотя термин "биосфера" можно употреблять во многих смыслах, в этой статье он означает общую сумму биотических и абиотических элементов в поддерживающих жизнь оболочках нашей планеты. 
   Два выдающихся теоретика биосферизма - Владимир Вернадский и Джим Лавлок. Насколько слабы были глобальные коммуникации в 1970-х! - Лавлок создавал свою "гипотезу Геи", не зная об основополагающей книге Вернадского "Биосфера", вышедшей на русском в 1926 г., но в 1929 переведенной и на французский язык (Lovelock, 1995, с.10). "Гея" Лавлока была опубликована в 1979 г. и дала мощный толчок развитию биосферного мышления. Но как массовый феномен оно возникло уже в 1960-х, с развитием теории глобальной тектоники плит и с появлением ошеломляющих фотографий, сделанных во время полета "Аполлона". 
   Существенно, что никто из этих двух великих теоретиков концепции биосферы, в которой жизнь является важным компонентом, не был биологом. Метеорологи, океанологи, сейсмологи или специалисты по тектонике плит, которые в своей научной работе привыкли размышлять о планете в целом, тоже не биологи. Вернадский был геохимиком, а Лавлок первоначально занимался химией атмосферы. 
   Но не надо думать, что биологи не способны создавать холистические концепции жизни. "Великая цепь сущего" (Lovejoy, 1936) была весьма успешной попыткой охватить живое единой исчерпывающей концепцией, которая определила все его составные части. Эволюционное древо Дарвина (развитие идеи цепи) было другой холистической концепцией. Освоение таких идей требует значительной эволюции взглядов, если не смены парадигм. Биологи показали, что они способны к такой умственной акробатике, не только адаптируя к своим нуждам цепь и дерево, но и шагнув от долайелевской Земли возраста 6000 лет к современным представлениям о земной истории продолжительностью в миллиарды лет. [Чарльз Лайель, шотландский геолог, создатель теории униформизма - краеугольного камня современной палеонтологии, автор книги "Основы геологии", вышедшей 1830-1833 гг.* - прим. автора к русскому переводу]. 
   Проблема у биологов не с временной, а с пространственной шкалой. Новая холистическая единица в биологии несомненно должна теперь включать абиотическую среду, как (в небольшом пространственном масштабе) в экосистеме Тэнсли или в биогеоценозе Сукачева. Биосфера Вернадского вполне соответствует такому подходу. В биологии мы страдаем от своего рода "туннельного видения", имея дело с ограниченной временной шкалой от микросекунд до миллиардов лет, а с пространством - от микрон до тысяч километров. С другой стороны, Маркус Чоун (New Scientist, 21 августа 1999, с. 24), замечает: "Самоуверенность физиков изумляет. Не придя к общему мнению о первых 10-43 секундах существования Вселенной, они всерьез верят, что могут описать, пусть приблизительно, следующие 10100 лет". И с пространственной шкалой они обращаются так же решительно. 
   Биосфера находится на верхнем пределе той ограниченной пространственной шкалы, с которой привыкли обращаться биологи. Мы должны учиться мыслить по-крупному. Это поможет нам собирать информацию о биосфере, лучше понимать ее и решать проблемы биосферного масштаба.

   Империализм 
   Как нам научиться думать и действовать в подходящем масштабе? Лекция Ричарда Гровса заставила меня понять, что мы должны учиться у истории. В нынешней Британии мы сделались гнетуще (хотя и не безнадежно) местническими, с нашими политическими горизонтами, простирающимися до Английского канала** (или в лучшем случае до другой его стороны), с нашим нежеланием преодолевать языковые барьеры. А ведь чуть больше полстолетия назад, еще в моем детстве, мы были ответственны за крупнейшую империю, которую когда-либо знал мир. Странно, не правда ли, что она растаяла так быстро, но еще более странно, что она оставила такой слабый след в нашем образе мыслей и действий. 
   Гровс отмечает, что "абсолютистский характер колониального правления способствовал применению активных форм управления землями, но в то же время с трудом мог быть навязан Европе". Сверх того, колониальная экспансия способствовала быстрому распространению научных идей на значительную часть мира - как между колониями, так и из метрополии в колонии (Groves, с.7). Пусть это и не глобальное мышление, но по крайней мере движение в этом направлении. 
   Однако в наши дни у империализма плохой имидж. Это в первую очередь связано с политическим доминированием власти метрополии над подчиненными народами. Вкратце, демократические заверения империализма оставляют желать лучшего. В истории энвайронментализма термин "империализм" ис- пользовался как ярлык к бэконианским, картезианским, сталинистским и греко-христианским программам, в которых Человек добивался победы над чуждой и совсем не священной Природой (Passmore; Worster). 
   Я не хочу здесь сказать, что мы должны вернуться в своих экологических устремлениях к понятиям традиционного империализма. Однако история может дать нам несколько полезных уроков. Если оставить на время в стороне вопросы о политической подотчетности и об источнике власти, империализм имеет преимущества масштабности и централизованности. Подход "лучше меньше, да лучше", к сожалению, неадекватен при решении проблем масштаба всей биосферы. Я считаю, что отдельные элементы империалистического подхода могут быть полезны для охраны природы: например, технологическая стандартизация оборудования и процедур, оперативная связь, единообразное управление и применение смелых решений к проблемам в большом масштабе.

   Мониторинг 
   Перед нами сейчас стоит множество проблем, требующих неотложного решения. Его можно осуществить именно в рамках "империалистического" подхода. Проблемы, в основном, связаны с трансграничным или глобальным загрязнением: от уже привычного нам загрязнения воды и воздуха, а также проникновения видов-иммигрантов на современных средствах транспорта до глобального потепления и озоновых дыр. 
   Наконец, я хочу остановиться на другом аспекте энвайронментализма, который привлекает гораздо меньшее внимание, чем проблемы, изложенные выше. Это недостаток наших знаний. Любой, кто глубоко интересовался науками о биосфере, остро чувствует наш примитивизм ее понимания. Пожалуй, нельзя сказать, что "биосферология" в настоящее время существует, и трудно сейчас ожидать ее быстрого развития в рамках биологии, в которой происходит все более глубокая и узкая специализация. С потерей естественно-исторического подхода "туннельное видение" биологов все более сужается. Так, верхний конец пространственной шкалы у них уже не тысячи километров, а метры, а то и сантиметры. Биосферология же раздвигает горизонты и будит воображение. Энциклопедистам пришло время вернуться. 
   Почему нам необходимо больше знать о биосфере? Во-первых, чтобы предсказать грядущие перемены и подготовиться к ним с психологической, социальной, политической, экономической, военной и других точек зрения. Во-вторых, чтобы изучить возможность корректировки последствий этих изменений. В-третьих, чтобы с помощью воспитания и образования сформировать общественное мнение по нескольким направлениям: а) необходимо осознать, терпимо относиться и проводить в жизнь личные ограничения ради благополучия биосферы (меньше ездить в автомобилях, больше платить за топливо, иметь меньше детей); б) эта необходимость должна быть перенесена из обыденной жизни на уровень принятия решений правительствами (Passmore, с. 193) и международными структурами. 
   Одно из самых мощных средств познания во многих областях человеческой деятельности - эксперимент. Экспериментировать с биосферой, однако, нежелательно, как по практической, так и по теоретической причине. Биосфера всего одна, и мы не можем идти на рискованные эксперименты, во-первых, чтобы не навредить, а во-вторых, у нас нет другой биосферы для контроля. Многие научные направления нормально развиваются и без (или почти без) экспериментов (палеонтология, метеорология, океанология, тектоника плит, астрономия, эпидемиология и др.) и вместо этого полагаются на систематически собранные наблюдения. Но уже в одном мы можем быть уверены: биосфера чрезвычайно сложна. Сбор данных должен соответствовать дефициту нашего знания, другими словами, желаемой, но пока не достигнутой степени знания, а это значит, что необходим надежный и стандартизованный непрерывный мониторинг множества факторов на глобальном уровне. Я осознал нужду в такой системе после прочтения статьи о мезосфере (New Scientist, 1 мая 1999): из-за отсутствия данных практически ничего не известно о ее детальной структуре и динамике. Это так ясно, что почти не требует дополнительных аргументов для обоснования. 
   Как можно было бы организовать соответствующий мониторинг? Наговорив столько нелестных слов о "туннельном видении" биологов и о местничестве британских природоохранников, я поспешу сейчас немного исправиться. У британцев есть необычайный коллективный талант к самым разным типам мониторинга, который достигается успешным партнерством между относительно немногочисленными профессионалами и целой армией квалифицированных любителей. Возможно, первым крупным результатом такой кооперации был атлас растений Британии и Ирландии, материал для которого собирался по квадратам размером 10х10 км (Perring & Walters, 1962). За ним последовали многочисленные подобные атласы птиц и других организмов. Каждый из них представляет своего рода "снимок" состояния таксона, сделанный на протяжении максимум нескольких лет; но еще ценнее серия таких атласов одного таксона, сделанных в разные периоды времени. (С нетерпением ожидается второе, дополненное, издание упомянутого атласа растений.) 
   Отсюда - три урока: собирание таких данных требует огромного труда; оно возможно только на ограниченных, хорошо изученных территориях, как, например, Британские острова; наконец, оно делается лишь от случая к случаю - раз в несколько лет, а то и десятилетий. 
   Мониторинг биосферы может быть организован по-разному. Но необходимо соблюсти несколько условий: собирать данные возможно более "плотно" (хотя и не сплошь), в глобальном масштабе, надежно, единообразно и регулярно. 
   Вероятно, больше всего это похоже на всемирную сеть метеостанций, хотя в некоторых странах она прискорбным образом ухудшилась в связи с упадком определенных частей той или иной страны. Подобная система биосферного мониторинга не может зависеть от местного финансирования, особенно в экономически и политически нестабильных странах, и где ее работа не будет приносить немедленной непосредственной пользы местному населению. Финансирование и управление должны осуществляться в глобальном масштабе. В общем, здесь хорошо подойдет империалистический подход. 
   В этом смысле, лучшая замена всемирной империи - это ООН. Нужно создать в рамках или под покровительством ООН организацию, которая учредит и будет поддерживать общедоступную постоянную систему глобального мониторинга выбранных абиотических и биотических параметров. Я не слышал о существовании подобной системы, но мне кажется, что программа мониторинга "Человек и биосфера" - это, пусть небольшой, но отрадный шаг в нужном направлении.

   Россия/СНГ 
   Одним из ключевых партнеров в любой подобной системе должна быть Россия. Но почему Россия, с ее ветхой экономикой, ужасающими рекордами загрязнения и мягко говоря, небольшим вкладом в мировой энвайронментализм? Для начала, из-за ее географии и истории. Россия велика, а Советский Союз до 1991 г. был еще больше, и превышал по площади Канаду и США, вместе взятые. От Балтики до Тихого океана на территории России нет высоких горных хребтов, идущих с севера на юг. Поэтому широтно-зональная мозаика растительности выражена здесь гораздо лучше, чем в Северной Америке, где Скалистые горы вносят значительные искажения. В России также есть гораздо большие, чем в Америке, территории, занятые естественной или мало нарушенной растительностью. Поэтому советские экологи были способны собрать впечатляющий массив сведений о природных условиях значительной части поверхности Земли: от пустынь и субтропических лесов на юге до тундры и полярной пустыни на севере. 
   Отсутствие крупных природных барьеров на территории Советского Союза (кроме горных хребтов на юге) имело, вероятно, большое значение в расширении (возможно, неправедном) российского государства до таких размеров, когда им стало трудно (если не невозможно) эффективно управлять из центра. Так сложилась империалистическая традиция: от царского времени через советский период (1917 - 1991). Она продолжилась и в современной Российской Федерации, которая все еще составляет большую часть бывшей Российской Империи. 
   Порицать империализм легко. Но с точки зрения экологистов, у него есть и позитивные аспекты. Один из них - это традиция мыслить крупными масштабами (по крайней мере, у правящего класса, включая и научную элиту). Некоторые из наиболее грандиозных проектов (к сожалению, из области "покорения природы") - это проекты поворота рек, поддержанные Сталиным и его преемниками. Проекты предполагали поворот течения рек, несущих свои воды в Северный Ледовитый океан, на юг - в Черное, Каспийское и Аральское моря, для поднятия сельского хозяйства южных территорий. Эти проекты, вне зависимости от их достоинств и недостатков (все равно прекращенные Горбачевым в 1986 г. (Weiner, 1999, с. 426-427)), были мощной демонстрацией воли и способности мыслить колоссальными масштабами, причем с попыткой, пусть и неадекватной в данном случае, предвидеть экологические последствия. Другой, в настоящее время реализованный, план того же масштаба - это идея профессора Сыроечковского. 
   Легкость, с которой русские мыслят и действуют в большом масштабе (в России все большое, даже микросхемы - известная шутка) открылась мне в очередной раз несколько месяцев назад, когда я получил из Москвы плакат Союза охраны птиц России. На нем изображены пути птичьих перелетов от мест гнездования в России почти во все части Старого и Нового Света. Лишь на востоке Северной Америки и на западе Южноамериканского континента оканчивается мало стрелок. Россия здесь очень наглядно предстает центром мира (еще и потому, что покрывает добрую часть суши), и в заголовке сказано: "Перелетные птицы России соединяют континенты... Птицы - самые интернациональные из всех живых существ" (Коблик). 
   В понятиях биосферологии (кроме, конечно, самих трудов Вернадского), драгоценным советским и российским наследием была и остается система заповедников. Здесь поражает контраст между советскими и российскими достижениями, с одной стороны, и отсутствием таких достижений в Европе и Америке, с другой. Более столетия назад, в 1890-е годы, российские ученые обосновали необходимость создания системы строгих природных резерватов с невмешательством в идущие в них природные процессы и с ограниченным доступом на их территорию. "Заповедник" - это русское слово, означающее буквально "территория, на которую запрещен доступ". Эта система смогла развиться во впечатляющем масштабе, хотя надо признать, что путь временами был тернистым (Штильмарк, 1996). Как бы то ни было, план оказался, в основном, удачным: в заповедниках были представлены все основные типы ландшафта и растительности, велись научные исследования и была организована система постоянного отслеживания сезонных и других изменений ("Летопись природы"). Переживая подъемы и спады, система функционировала на протяжении многих десятилетий, функционирует и сейчас, несмотря на недостаточное финансирование и разрушение централизованного управления. 
   В США нет традиции создания строго охраняемых природных территорий для научной работы и с отсутствием человеческого вмешательства. Давнее (и единственное) американское упоминание о чем-то подобном я нашел у Олдо Леопольда в его книге "Календарь песчаного графства", написанной еще в 1940-х гг. Там он самостоятельно изобрел концепцию российского "эталона природы", который назвал "base datum". Такая строго охраняемая территория может послужить своего рода контролем при изучении изменений вмещающего ландшафта, возникающих как в результате обычного землепользования, так и в экологическом эксперименте. Регулярный мониторинг изменения условий в самих заповедниках позволит проследить глобальные изменения биосферы и их действия на естественные экологические сообщества. 
   Конечно, наивно воображать, что можно полностью изолировать эти резерваты от антропогенного влияния. Но заповедники - это лучший из доступных способов, и эту возможность нужно ухватить прежде, чем она исчезнет. Известно, что некоторые естественные сообщества уже утеряны, например, местообитания некоторых экономически важных пород рыб. Причиной этого было бесконтрольное траление морского дна, которое разрушало естественный бентос (New Scientist, 14 июня 1997, с. 3-4). Потеряв эти сообщества, мы не можем больше изучать естественную экологию этих рыб, что лишит нас возможности в будущем управлять их популяциями для организации устойчивого рыболовства. Подобные примеры, приведенные Олдо Леопольдом, касаются экологии минерального питания деревьев и растительности прерий. Эти сведения (которые могут оказаться очень важными) можно получить в естественных сообществах с их тысячелетней историей, но никак не в посадках этих видов или при попытках реконструкции естественных сообществ в нарушенных местообитаниях. 
   Другая причина сохранения естественных сообществ в наивозможнейше ненарушенном состоянии приведена Worster (1985, с. 295). Преобладающие воззрения на структуру и функционирование человеческого общества нередко влияют на экологические концепции. Поэтому можно считать, что радикально новые подходы к пониманию природных экосистем появятся, когда изменится человеческое общество и наш образ мышления, и сохранившиеся образцы естественных сообществ несомненно понадобятся, если экология должным образом разовьется как наука. 
   В противоположность известной системе природных парков США, специально созданной для рекреационных нужд (Weiner, 1999, с. 446), и включающей активные формы природопользования, в СССР и России систему национальных парков начали создавать гораздо позже, отчасти для того, чтобы уменьшить воздействие туристов на некоторые заповедники. Вместо этого, большую часть последнего столетия русские развивали свою систему заповедников, которая имеет теперь неоценимое значение для науки о биосфере. Эта система теперь, к сожалению, раздроблена между 15 бывшими республиками, однако только в России осталось около сотни заповедников. Некоторые из них колоссального размера и относительно слабо подвергаются антропогенному воздействию. Кроме того, во многих из них долгое время проводился экологический мониторинг, хотя и на разном уровне качества. Система заповедников бывшего СССР - серьезный кандидат на роль основы будущей глобально управляемой и финансируемой сети станций экологического мониторинга. Причем в эту сеть должны войти не только (и может быть, даже не столько) так называемые "биосферные резерваты" программы "Человек и биосфера", которые определены для многих других целей помимо научных исследований. Более того, столетний российский опыт создания такой системы и "имперская" способность думать и действовать "по-крупному", как в науке, так и в управлении, будет неоценимой в организации подлинно глобальной системы мониторинга.

   Заключение 
   1. Существует срочная необходимость значительно расширить исследования биосферы, включая сбор данных по всему миру с помощью постоянного мониторинга. 
   2. Сложилось положение, при котором биология играет относительно незначительную роль в исследованиях биосферы. 
   3. Исходя из этих двух положений, предлагается новое понимание важности выбора подходящего пространственного и временного масштаба. 
   4. Исследования и решение проблем биосферы требуют ведения скоординированной политики, административных мер, стандартизации и финансирования на глобальном уровне. 
   5. Наиболее подходящая структура для этой роли - ООН. 
   6. Россия могла бы играть в этом процессе уникальную роль благодаря ее империалистическому опыту и мощной системе заповедников, развиваемой в течение столетия, но не имеет достаточно финансовых ресурсов. 
   7. США и другие богатые страны имеют ресурсы, но у них нет ни заповедников, ни соответствующего исторического опыта. 
   8. Такая ситуация предоставляет непревзойденную возможность для международного сотрудничества и объединения ресурсов в проекте, от которого выиграют будущие поколения всего мира.

   Литература 
   Коблик Е. (автор, художник). Перелетные птицы России - связь континентов (плакат). М., Союз охраны птиц России. 1999 (?). (при поддержке правительства Дании). 
   Штильмарк Ф.Р. Историография российских заповедников (1895 - 1995). М., Логата, 1996. (Надеюсь, что эта важная книга скоро будет переведена и опубликована Russian Nature Press, для чего требуется спонсорская помощь - прим. автора.). 
   Dasmann R.F. Towards a Biosphere Consciousness, pp. 277-288 in: Worster D. (ed.) The Ends of the Earth: Perspectives on Modern Environmental History, Cambridge: Cambridge Univ. Press, 1988. 
   Groves R.H. Green Imperialism: Colonial Expansion, Tropical Island Edens and the Origins of Environmentalism, 1600-1860, Cambridge: Cambridge Univ. Press, 1995. 
   Leopold A. A Sand County Almanac, with other Essays on Conservation from Round River, New York: Oxford Univ. Press, 1966. (перевод: Леопольд О. Календарь песчаного графства. М., Мир, 1983). 
   Lovejoy A.O. The Great Chain of Being: a Study of the History of an Idea, Cambridge, Mass.: Harvard Univ. Press, 1936. 
   Lovelock J.E. Gaia: a New Look at Life on Earth, Oxford: Oxford Univ. Press, 1979. 
   Lovelock J.E. The Ages of Gaja: a Biography of our Living Earth, Oxford: Oxford Univ. Press, 2nd edition, 1995. 
   MABMon (Andrea Wuest at BRIMEuroM@AOL.com) (Программа мониторинга "Человек и биосфера"). 
   Marren P. The New Naturalists, London (&c) Harper Collins 1995. 
   Passmore J. Man's Responsibility for Nature: Ecological Problems and Western Traditions, London: Duckworth, 1974. 
   Perring F.H., Walters S.M. Atlas of the British Flora, London & Edinburgh: Nelson, for BSBI, 1962. 
   Vernadski V.I. The Biosphere (English translation), New York, Copernicus, 1998 or 1999. 
   Weiner D.R. A Little Corner of Freedom: Russian Nature Protection from Stalin to Gorbachev, Berkeley, Univ. of California Press, 1999. 
   Worster D. Nature's Economy: a History of Ecological Ideas, Cambridge: Cambridge Univ. Press, 1985. 

Материал в разделах:

Материалы данного раздела

Фотогалерея

Художник Погонин Сергей

Интересные ссылки

Коллекция экологических ссылок

Коллекция экологических ссылок

 

 

Другие статьи

Активность на сайте

сортировать по иконкам
2 года 14 недель назад
YВMIV YВMIV
YВMIV YВMIV аватар
Ядовитая река Белая

Смотрели: 287,879 |

Спасибо, ваш сайт очень полезный!

2 года 17 недель назад
Гость
Гость аватар
Ядовитая река Белая

Смотрели: 287,879 |

Thank you, your site is very useful!

2 года 17 недель назад
Гость
Гость аватар
Ядовитая река Белая

Смотрели: 287,879 |

Спасибо, ваш сайт очень полезный!

2 года 45 недель назад
Евгений Емельянов
Евгений Емельянов аватар
Ядовитая река Белая

Смотрели: 287,879 |

Возможно вас заинтересует информация на этом сайте https://chelyabinsk.trud1.ru/

2 года 17 недель назад
Гость
Гость аватар
Ситуация с эко-форумами в Бразилии

Смотрели: 8,214 |

Спасибо, ваш сайт очень полезный!