Байкальский компоунент

А.Д.:

Нет, БЦБК никто не закрыл. Сейчас идет государственная экологическая экспертиза очередного проекта его перепрофилирования. Дело в том, что БЦБК – это замечательный пример истинного зеленого маркетинга, или, если называть вещи своими именами, зеленого рэкэта. Мы пока друг на друга смотрим и все друг друга призываем: “Давайте вместе подумаем, как нашим предприятиям использовать экологический фактор в своей производственной деятельности, как нам встраиваться в экологическую ситуацию, как нам создавать стимулы для использования уникальности Байкала и учета ее в своей работе”. Так вот, если называть вещи своими именами, мы-то об этом болтаем, а БЦБК этим уже лет двадцать как живет.
    Делается очень простая вещь: “Ребята, вы же понимаете, что мы загрязняем Байкал, мы создаем для него угрозу, поэтому нам необходимы все новые государственные и частные инвестиции для расширения и перепрофилирования производства, для совершенствования своих служб, шламонакопителей и очистных сооружений, для того, чтобы мы меньше гадили в ваш любимый Байкал”. Ну, кто бы когда обратил внимание или всерьез воспринял сегодня проект полного перепрофилирования БЦБК с вложением бешеной суммы, скажем 250 миллионов долларов, если бы они стояли на речке Вонючке, а не на Байкале. Его бы послали к едреной матери, и он бы закрылся на следующий день от нормальных экономических факторов, как закрылся десяток его собратьев. Но поскольку он стоит на Байкале, поскольку он БЦБК, поскольку, так сказать, у него в отрасли не дураки и умеют заниматься зеленым маркетингом, то БЦБК на этом зеленом маркетинге и выживает. Выживает, получая инвестиции, и не как экономически недееспособное производство, а как производство, представляющее существенную угрозу для уникальной Байкальской экосистемы. Поэтому его надо закрыть просто из каких-то морально-политических, а вовсе не экологических соображений. Но сначала научится у него как-то по-умному использовать вот такой вот ход – втереться в доверие и собрать специалистов, которые так умеют заниматься зеленым маркетингом, про который мы так абстрактно говорим. Ужас заключается в том, что примерно таким же рэкетом занимаются на Байкале все, кому не лень. Вся идея, носящая характер бурятской национальной, но она распространяется на все области Байкальского региона: “Вы знаете, мы живем на Байкале, мы очень этим ущемлены, у нас такие особые экологические условия, что нам ничего делать нельзя. Поэтому, пожалуйста, покажите нам того доброго дядю, который оплатит нам издержки за то, что мы живем на Байкале”. На полном серьезе. Это носит характер государственной политики по крайней мере двух субъектов федерации – Иркутской области и Бурятии. И, как бы правильно это сказать, это прописано в законе о Байкале, который прошел все слушания в Думе и держится на честном слове Президента, что такого идиотизма он не допустит. А он допустит.
    Если говорить о стратегической задаче по изменению политики региона – единственный путь какого-либо оздоровления заключается в том, чтобы постепенно найти альтернативу такому вот потрясающему способу делать логический вывод из своего житья на Байкале: мы живем на Байкале, пусть нам кто-нибудь за это заплатит. Ясно, что должны быть естественные инвестиции заинтересованных сторон, они должны быть жестко сопряжены с какими-то обязательствами, инвестициями и действиями сторон внутри. Не то, чтобы этого совсем не наблюдается, но то, что наблюдается очень непоследовательно, а желание найти того крайнего, кто заплатит деньги за социальное развитие, за развитие производства и за что-нибудь еще под маркой того, что Байкал экологически уникален... Это желание конструктивно переоформить в поиск собственных ресурсов и перестройку собственного способа производства. Так что одна из политических проблем – борьба с превалирующей доктриной, поиск альтернатив превалирующей доктрине – обеспечение Байкала за счет неких сил извне – будь то РФ, международное сообщество или “Иркутскэнерго”. Есть надежда на то, что многие более или менее выживающие объекты промышленности и бизнеса в регионе, заинтересованы в переломе этой ситуации, потому что ясно, что путем шантажа федерального центра добиться ничего в ближайший год не удастся.Вопрос, который многих волнует – какова сейчас ситуация с БЦБК, его закрыли или нет? Да, по условиям организация должна иметь партнеров в регионе. Это должны быть обязательно совместные работы? Первоначально он был задуман как проект, в котором могут участвовать разные неправительственные и квазинеправительственные организации, занимающиеся охраной природы и сопряженными социально-экономическими проблемами. Впоследствии это стало пониматься как проект, вовлекающий в решение приоритетных проблем охраны природы любые местные инициативы, будь то бизнес, местное самоуправление, какие-то профессиональные сообщества, клубы по интересам и т.д. На сегодняшний день мне сложно говорить – я пока еще не видел всех поступивших заявок – в какой пропорции там находятся проекты научных сообществ, неправительственных организаций, групп граждан, живущих на побережье (фермеры, мелкие коммерсанты и промышленные предприятия), но предполагаю, что сейчас там все еще превалируют, и это совершенно естественно, наиболее активные группы общества – НПО, “экообразователи”, просто “образователи”, местное самоуправление и в какой-то степени малый бизнес. Думаю, что задача этого проекта – вовлечь все новые и новые, пока плохо досягаемые группы общества. Заявителями, в том числе, могут быть группы, включающие организации и деятелей, не живущих в Байкальском регионе, если они работают на благо Байкальского региона, имеют там партнеров или заказчиков.Проект местных инициатив. Какую аудиторию предполагается туда вовлекать? Кто может в нем участвовать? Каковы условия участия в нем? Неправительственные организации вовлечены очень обширно. По всему региону, особенно в программу по местным инициативам и в обсуждение стратегии. Хочется в большей степени достучаться до таких категорий, как мелкий бизнес, который довольно активно идет на контакт, как местное самоуправление, которое тоже активно пошло на уровне обсуждений и на уровне малых грантов, и до разных промысловиков, до разных людей, которые непосредственно живут от биологических ресурсов Байкальского региона. Но это, в большей степени, впереди. Кроме того, совершенно явно определилась аудитория, которая сейчас охвачена мало, кроме каких-то отдельных представителей. Это производство, которое загрязняет или определяет факторы воздействия на Байкал, расположенное на побережье или на основных впадающих реках. А неправительственные организации? Да. Его проводил Виктор Попов. С третьей стороны, в программы вовлечены самые разнообразные вузы. Далее – я их просто не перечисляю: и тривиальные научные сообщества, и прилагающуюся к этому госкомприродовскую администрацию. Они все достаточно глубоко вовлечены.Религиозных конфессий?На сегодняшний момент (и это достаточно положительная черта проекта) в Байкальский компонент на уровне проведения дискуссий, консультаций, написания отзывов и участия в разработках привлечены действительно очень разнообразные силы: недели три назад мы имели большую, очень смешную дискуссию с компанией “Иркутскэнерго” . Для них Байкал – основной производственный объект и их водохранилище. Они понимают, что к тому моменту, как закроют БЦБК, они станут самым главным и самым страшным жупелом на Байкале. Им надо к этому готовиться, и поэтому им интересно по этому поводу сотрудничать просто потому, что они не хотят этим жупелом становиться, а деться им некуда. Я имею в виду, они не могут изменить род деятельности. Их основная работа – это запирать Байкал дамбой. С другой стороны, если говорить о вещах нетрадиционных, был проведен большой семинар по встрече разнообразных конфессий, работающих на Байкале с попыткой выработки каких-то общих подходов и технологий, существующих у этих конфессий, которые могут помочь работать охране природы. Технологий убеждения... Кто вовлечен в Байкальский компонент на местном уровне?Возник огромный философский спор по этому поводу. Это один из самых острых и печальных философских споров. По идее, конечно, всем понятно, что инвентаризационные исследования в каком-то мировоззренческом, абстрактном смысле необходимы. С другой стороны, пока нет здоровой системы, которая могла бы эти инвентаризационные исследования четко связывать с какой-то системой охраны природы – управленческой, реализуемой – их можно привести сколь угодно подробные, сколь угодно замечательные... Но это ни на йоту не приблизит нас к решению проблемы.
    Как правило, те, кто ведут инвентаризационные исследования, вполне разумно настаивают на их продолжении и расширении... Как раз эту проблему им решать не по профессии... Они этим не занимаются... Их задача в рамках большой проблемы – другая. В связи с этим мы сейчас в очень конфликтной ситуации: с одной стороны, у нас есть замечательные заявки на инвентаризационные исследования байкальской биоты, мы понимаем, что они нужны, с другой стороны, мы должны посылать их как можно дальше и на дольше, потому, что никто никогда не может внятно сконструировать модели, в которых эти дополнительные исследования сколько-нибудь оправданы по сравнению с целым рядом других – административных, социальных, экономических мер. Хотя понятно, что система повторяющейся инвентаризации крайне важна, но в данной ситуации она пока нереальна даже для Байкала (а в отличие от многих наземных экосистем Южной Сибири, более тривиальных, он действительно очень мало изучен).
    Анекдот в том, что все эти научные сообщества, которые там работали, инвентаризационно не сильно продвинулись. Я, главное, не очень понимаю, как это делать, чтобы это было эффективно... То есть они вполне серьезно провозглашают как достижение, что открывается 20-30 новых видов в год. И предсказывают, что гидробионтов в Байкале по крайней мере в 2-2,5 раза больше, чем описанные 2500 видов. Это самая большая фауна для древних пресноводных озер.Планируется ли поддерживать инвентаризационные обследования?