9 лет после Рио и 1 год до Иоганнесбурга, или что может сделать Россия, чтобы изменить мир к лучшему*

Ответ на эти вопросы мы и постараемся дать в настоящей статье.

1. Достижения и есть ли они в реальности

Следует констатировать, что в реальности после Рио человечество сделало два существенных "шага" назад и несколько небольших "шажков" вперед, и мы находимся дальше от пути устойчивого развития, чем мы были 10 лет тому назад.

Об этом свидетельствует:

1. Продолжение падения "Living Planet Index" (рассчитываемого на основании данных о состоянии 319 лесных, 194 пресноводных и 217 морских видов животных), а также продолжение роста т.н. "экологического следа" деятельности человечества ("Ecological Footprint"), которые публикуются Всемирным Фондом Дикой Природы (WWF) в партнерстве со Всемирным Центром Природоохранного Мониторинга ЮНЕП (The UNEP World Conservation Monitoring Centre - WCMC) и другими организациями в "Living Planet Report" (Loh, 2000).

2. Продолжающееся увеличение разрыва в уровне экономического развития и, соответственно, жизни между развитыми и развивающимися странами. Об этом свидетельствуют как ведущиеся уже несколько лет обсуждения о списании долгов развивающихся стран западным кредиторам в целях уменьшения бедности в мире, так и факты, если не непрерывного роста внешнего долга развивающихся стран развитому миру, то, по крайней мере, непрерывного возрастания размеров выплат, связанных с обслуживанием внешних долгов (Cohen, 1999; Heffernan, 2000 и др.).

Данные факты свидетельствуют, что в обоих направлениях, вынесенных в название всемирного саммита в Рио, т.е. как в области охраны окружающей среды, так и в области развития (в т.ч. борьбы с бедностью и обеспечения достойного человека образа жизни), и национальные правительства, и международные межправительственные организации и структуры фактически потерпели крупную неудачу или, если честнее, - провал. Отсутствие согласованных индикаторов успеха реализации решений Конференции в Рио и механизмов контроля их достижения привело к тому, что даже более-менее конкретные обязательства (как например, обязательства развитых государств пустить 0,7% валового внутреннего продукта на государственную помощь развивающимся странам) остались нереализованными.

В то же самое время нельзя не упомянуть ряд позитивных "шажков", которые, безусловно, идеологически и иногда даже формально напрямую связаны c Рио.

Важность Киотского протокола состоит в том, что практически в нем впервые "де-факто" признается и, более того, реализуется принцип экономической стоимости "экосистемных услуг" природы (в данном частном случае - способность лесных и болотных экосистем поглощать (фиксировать) парниковые газы, в первую очередь выбросы двуокиси углерода (СО2), а также выделять кислород, вместо проведения дорогостоящих мер по сокращению этих выбросов). То есть впервые в международной практике создается прецедент хотя бы частичного учета экономической стоимости нормального процесса функционирования природных или искусственно восстанавливаемых экосистем, что является важным правовым и политико-идеологическим шагом к признанию международной экономической ценности сохранения биоразнообразия и "девственных" (антропогенно ненарушенных или слабо нарушенных) экосистем. И хотя не все просто в букве и духе как самого Киотского протокола, так и решений, согласованных в Бонне (природоохранные организации опасаются искусственного замещения природных лесов монокультурными искусственными плантациями, которые обладают в ряде случаев более высокими углеродопоглощающими свойствами), сам факт признания экономической ценности национальных "экосистемных услуг" создает крайне важный для перехода к действительно "экологически устойчивому развитию" международный прецедент.

Традиционно большинство природоохранных, социальных и правозащитных организаций также, как и ставшие широко известными в течение последнего года "антиглобалисты", рассматривают транснациональные корпорации (ТНК) в качестве ведущего объекта "мирового зла", справедливо отмечая устойчивую обратную корреляцию в объемах финансовых средств, которыми оперируют ТНК, с одной стороны, и национальные правительства и международные финансовые институты типа Международного Валютного Фонда (МВФ) и Всемирного банка (ВБ), созданные после конференции в американском городе Бреттон-Вуд после второй мировой войны, - с другой. Однако простая констатация фактов уменьшения финансового влияния, а соответственно политической роли национальных правительств и Бреттон-Вудских институтов по сравнению с могуществом ТНК, справедливо отмечающая разрушительную роль ТНК в отношении традиционных экономик и культур развивающихся государств, в большом числе случаев приводящую к тяжелейшим социально-экономическим последствиям, как правило, не дает ответа на вопрос - а какие альтернативы деятельности ТНК реально имеют место быть? В то же время, как правило, недоучитывается тот факт, что бизнес большинства ТНК во многом весьма зависим от позиции "среднего класса" развитых государств - наиболее экономически сильного потребителя продукции ТНК. Потребитель экономически развитых государств Европы и Северной Америки по своему уровню как доходов, так и образования обладает уникальной возможностью - осознанного выбора продукции экологически или социально ответственной компании перед, может быть, более дешевым продуктом, но произведенным экологически (или социально) разрушительными ТНК. В отличие от ТНК, многие компании развивающихся стран практически полностью исключены из системы такого контроля - потребитель развивающихся стран по своему уровню доходов, как правило, лишен возможности действительно свободного выбора - он вынужден покупать продукт наиболее дешевый, вне зависимости от степени экологической или социальной ответственности произведшей его кампании.

Характерным примером в этом плане является ситуация с развитием лесного бизнеса на юге Дальнего Востока России. Российским и региональным природоохранным организациям и организациям коренных народов и местного населения благодаря широкой международной поддержке довольно легко удалось "изгнать" из региона сперва американский "Вайерхаузер" (конечно, не самую "зеленую", но и не самую безответственную компанию лесного сектора США, входящую, например в число членов Всемирного Совета Бизнеса за Устойчивое Развитие - WBCSD). Позднее аналогичная победа была одержана над гораздо менее экологически ориентированным южнокорейским "Хэндэ". И если есть некоторые основания с небольшой долей оптимизма рассчитывать на постепенную "экологизацию" пришедшей им "на смену" малайзийской "Римбунан Хиджау", находящейся под резкой критикой экологических организаций всего мира, то перспективы "экологизации" десятков (скорее - сотен) мелких "ПримГребЛесов", занятых "перекидыванием" в Китай лесовозов с более чем на 70% незаконной круглой (т.е. необработанной) древесиной ценных пород и создавших вполне "рыночные" механизмы коррупции от лесхозов до Владивостока, уже практически не просматриваются.

Вышеизложенное не говорит о том, что небольшие национальные компании всегда экологически и/или социально хуже ТНК. Наш вывод состоит в том, что сложившиеся в последнее десятилетие новые, т.н. "экологически чувствительные рынки", где доминирует наиболее платежеспособный массовый потребитель - средний класс развитых стран, в первую очередь Европы, являются мощным фактором "экологизации" ориентированного на эти рынки бизнеса. Косвенным, но в то же время ярким подтверждением данного факта является то, что созданная в 1990-1991 гг. специально для представления интересов ("голоса") бизнеса на Конференции в Рио структура (Совет бизнеса за устойчивое развитие - Business Council for Sustainable Development - BCSD) не умерла, а, объединившись в 1995 г. с созданным "по горячим следам" (1993) Конференции в Рио Всемирным Советом Промышленников за Окружающую Среду (World Industry Council for the Environment - WICE), превратилась в довольно могущественную и активную организацию - Всемирный Совет Бизнеса за Устойчивое Развитие - WBCSD (WBCSD, 2001). И хотя позиции WBCSD по многим вопросам существенно отличаются от позиции Всемирного Фонда Дикой Природы (WWF) и других экологических организаций, у "экологов" в течение эпохи "после Рио" появился, по крайней мере, серьезный и представительный партнер для диалога.

Формирование системы добровольной лесной сертификации FSC (Птичников, 1999; Паутов и др., 2000), начавшееся фактически вскоре после Рио, является наиболее яркой иллюстрацией вышесказанного о роли потребителя развитых стран в "позеленении" крупного международного бизнеса. В настоящее время созданная по инициативе Российского представительства WWF чуть более года назад Ассоциация Экологически Ответственных Лесопромышленников России работает на обеспечение подобающих экологических требований и стандартов для почти 30% российского экспорта газетной бумаги и 15% экспорта прочей бумаги и картона. В перспективе ближайших 3-5 лет работы Ассоциации - обеспечение наиболее строгой пошаговой экологической политики, согласованной с ведущими экологическими организациями России, работающими с лесной промышленностью (WWF, Гринпис России, Социально-Экологический Союз, Центр Охраны Дикой Природы) для 30%-70% экспорта в "западном" направлении основных групп продукции лесопользования. И не случайно наиболее активными участниками Ассоциации или "сочувствующими" ее работе, также как и представителями лесного бизнеса в Национальной Рабочей Группе по добровольной лесной сертификации являются компании, занимающие ведущие места по экспорту продукции лесопользования - АО "Волга", Архбум и другие (Lopatin, 2001).

Наиболее важным и интересным примером реструктуризации является опыт Польши, долги которой 16 западным странам составили примерно 18 млрд. долларов США. Польша достигла с рядом из них соглашения в рамках "Парижского клуба" (занимающегося двусторонними государственными долгами) в 1991 году о сокращении этих долгов при условии, что они будут выплачены к 2010 году. Западные страны согласились списать 50% польских долгов при том, что Польша устанавливает четкий график выплаты остальных 50% долгов до 2010 года, из которых 80% (в долларах США) будут поступать западным государствам-инвесторам, а примерно 20% (в местной валюте) будут поступать на счет специально созданного независимого неправительственного Экофонда для выполнения экологических проектов в Польше. При этом, если Польша нарушит соглашение о выплатах реструктурированного долга, то кредиторы имеют право вето на использование счета Экофонда на финансирование экологических проектов в Польше (Deacon, Murphy, 1997).

2. Препятствия и причины "отступления" от курса Рио

Основные препятствия для реализации "курса Рио" (т.е. курса на устойчивое развитие) могут быть сформулированы следующим образом:

В отношении двух последних пунктов важно добавить, что в случае кооперации по модели "Юг-Юг" экономически эффективная на коротком промежутке времени кооперация часто может осуществляться за счет экологически отсталых или даже опасных технологий, что в долгосрочной перспективе может снова привести к новому витку технологического отставания и, соответственно, к новому витку внешних заимствований.

В применении к сегодняшним экономико-политическим дискуссиям Российской политической элиты это означает, что попытки "перехватывания" инвестиционного ресурса стран Европейского Союза (ЕС) у стран Центральной и Восточной Европы (что активно пропагандируется Я.Кузминовым и группой экономистов Высшей Школы Экономики и Центра Стратегических Разработок, в частности - на "Национальных слушаниях по устойчивому развитию" 30.03.2000 г.) за счет снижения экологических стандартов в России (страны ЦВЕ как претенденты на членство в ЕС в течение ближайших 3-5 лет не могут снижать экологические стандарты ниже уровня, закрепленного Директивами ЕС) еще больше фиксируют отставание экономики России от наиболее развитых стран Запада, так как преодоление неблагоприятных последствий таких инвестиций будет стоить еще дороже. Не случайно самыми социально-экономически трудными для решения экологических проблем являются проблемы городов, созданных вокруг экологически "грязных" и технологически отсталых градообразующих предприятий (Нижний Тагил, Северо-Байкальск, многие "закрытые" города Минатома и др.), поскольку практически любое конструктивное решение, связанное с решением социально-экологических проблем этих городов, требует огромных инвестиций как в реконструкцию отсталых технологических циклов градообразующих предприятий этих городов, так и в реконструкцию их загрязненной среды (отселение существенной части населения и т.п.).

Кроме того, это означает, что экологические требования развитых стран Европы к экспортируемым из России природным ресурсам (в первую очередь - лес и продукция его переработки) могут являться мощным (в том числе - и инвестиционным) стимулом интенсификации ее экономического развития. В частности, последнее было многократно продемонстрировано на примере попыток экспорта древесины с территории старовозрастных лесов т.н. "Зеленого пояса Фенноскандии" в Карелии. Причем, чем больше руководители лесопромышленного комплекса и Правительства Республики Карелии писали о "происках" и "вмешательстве во внутренние дела", обвиняли экологические организации в "развале лесопромышленного комплекса Карелии" и боролись против добровольной лесной сертификации с участием независимых аудиторов, тем более активно бизнес и руководители соседних субъектов Российской Федерации Северо-Запада России (Республика Коми, Архангельская, Вологодская, Новгородская, Псковская области) на основе собственного опыта и экономического анализа рынков понимали, что у них, несмотря на подчас менее выгодные стартовые условия (гораздо большее транспортное "плечо", отсутствие необходимой инфраструктуры, кадров и т.п.), появляется существенное конкурентное преимущество. В результате руководители данных регионов Северо-Запада России поддерживали развитие добровольной лесной сертификации в качестве эффективного инструмента получения конкурентных преимуществ на европейском рынке и привлечения инвестиций в лесохозяйственный комплекс своих регионов и искали взаимопонимания с требованиями экологических организаций (Шварц, 2001). В итоге даже беглый анализ (сделанный, например, по публикациям в отраслевой "Лесной Газете") сравнительной инвестиционной привлекательности региональных лесохозяйственных комплексов для серьезных стратегических инвесторов (таких как Европейский Банк Реконструкции и Развития, компании IKEA, "International Paper", "Илим Пальп" и др.) Республики Карелия, с одной стороны, и Республики Коми и Архангельской области, с другой, в результате оказывается не в пользу Республики Карелия, формально обладающей и меньшим транспортным плечом, и лучшей инфраструктурой.

Существуют и иные, более частные виды препятствий для устойчивого развития, как правило, тесно связанные с уже выше перечисленными. Например, существенная часть (до 30-70% в зависимости от региона) природносырьевого российского экспорта (в первую очередь - т.н. "круглый" лес, морские биоресурсы, некоторые металлы) находится в "теневой" (не контролируемой государством) экономике. Соответственно, связанный с данными "финансовыми потоками" криминализированный бизнес сопротивляется любым попыткам как экологизации, так и интенсификации производства. С другой стороны, современные условия рыночной конкуренции толкают ТНК к продвижению на рынок очень небольшого количества брендов, что, как правило, лишает любые, даже самые качественные и уникальные по потребительским свойствам местные бренды реальных шансов на освоение новых рынков.

3. Вызовы сегодняшнего дня, или что Россия может сказать в Иоганнесбурге

3.1. "Алтае-Саянская Инициатива к Третьему Тысячелетию"

В течение последнего десятилетия все большему количеству государственных деятелей, пытающихся обеспечить продвижение своих регионов по пути устойчивого развития, включая выполнение обязательств главного итогового документа Рио - "Повестки 21", становились очевидными объективные экономические ограничения существующей парадигмы сохранения природного и культурного наследия исключительно силами национальных правительств и/или исполнительной властью отдельных регионов в условиях описанных выше препятствий (в первую очередь - это разница в стоимости природных ресурсов и т.н. "продуктов с добавленной стоимостью" и то, что правила WTO и международный рынок не учитывают стоимости "экосистемных услуг" и сохранения биоразнообразия, подавляющая доля которых приходится на менее развитые страны мира). Многочисленные факты, с одной стороны, зачастую крайне негативных социальных последствий "быстрых" крупных инвестиций в одних регионах (все экономические выгоды от инвестиций, как правило, получает или вновь пришедшее население, или население вне данной территории, местное же население оказывается неконкурентоспособным по сравнению с "чужаками" или не успевает адаптироваться к темпам изменений, что становится причиной массовой социальной деградации местного населения - Reed, 1996), а с другой стороны - хронической нехватки инвестиций для постепенного развития инфраструктуры и социальных, и экономических программ в других регионах - постепенно приводили руководителей многих регионов к пониманию того, что подходы, которые могут быть эффективными, например, в Нижнем или Великом Новгороде, скорее всего могут быть мало приемлемыми или неадекватными в условиях Горного Алтая или Тувы. В результате, постепенно вызревает понимание не только экологической целесообразности (которая очевидна - см. например, Шварц, 1998; Родоман, 1999; Shvarts, Shestakov, 2000), но и социально-экономической целесообразности глобального пространственного разделения территорий с приоритетами интенсивного (урбанистического) экономического развития и более экологически природозащитного развития с обеспечением равенства "стартовых условий" и "возможностей выбора" стиля собственной жизни для каждого представителя населения разных территорий. Это понимание нашло свое отражение в тексте "Алтае-Саянской инициативы к третьему тысячелетию", принятой на Международном Форуме "Алтай-Саяны - XXI век" 7 октября 1999 г. (Белокуриха, Алтайский край).

Идеи "Алтае-Саянской инициативы к третьему тысячелетию" были официально поддержаны делегациями России и Монголии на VI Конференции сторон (COP-6) Конвенции по сохранению биологического разнообразия (Найроби, Кения, 2000). Активное участие России в создании общепланетарных экономических механизмов сохранения биологического разнообразия может способствовать и обретению ею качественно нового места в современном мире (вспомним роль Китая в качестве одного из лидеров "группы 77" - мощного объединения развивающихся стран, оказывающего существенное влияние на все основные события на международной арене). Россия, являясь не только обладателем огромных по своей протяженности ненарушенных и малотрансформированных природных территорий, но и, обладая серьезным промышленным потенциалом, является одним из немногих государств мира, которое может предложить и апробировать конкретные механизмы макромасштабной пространственной сегрегации наиболее приоритетных экорегионов с малонарушенными природными территориями и регионов интенсивного промышленного (и соответственно - урбанистического) развития в пределах своей собственной территории. При этом задача сохранения природного наследия России может также стать и важным элементом новой национально-государственной идеи.

3.2. Необходимость глобальной реструктуризации внешних долгов и уникальность политической позиции России для запуска данного процесса в Иоганнесбурге.

Существует возможность уникального комплексного решения проблемы устойчивого развития через глобальную реструктуризацию внешней задолженности развивающихся стран и стран с переходной экономикой с направлением части средств на экологизацию национальных экономик (включая инвестиции в более экологически прогрессивные технологии и повышение энергоэффективности) и социальные программы, связанные в первую очередь с образованием, здравоохранением и обучением населения этих стран. Кроме социальных, экологических и моральных стимулов данный процесс имеет под собой и соответствующие экономические аргументы - страны, которые инвестировали в образование (Япония, Ирландия, Бахрейн, Коста-Рика), получили в результате зачастую больший экономический эффект, чем инвестирующие в продажу сырых первичных природных ресурсов, включая нефть. При этом, в противоположность описанного выше опыта реструктуризации долгов Польши "Парижскому клубу", финансирование природоохранных и социально-экономических программ правительствами-должниками должно рассматриваться не в качестве некого "бонуса", а в качестве ведущего требования\условия реструктуризации. Следует отметить, что сходные подходы высказывались и управляющим директором МВФ Х. Кехлером (Kohler, 2000).

Проблему внешнего долга развивающихся стран все равно в ближайшие годы придется решать. В современных условиях Бреттон-Вудские экономические институты (Всемирный банк и Международный Валютный Фонд) за частными исключениями (The Multilateral debt facility:, 1995) не нацелены на решение данной проблемы. Не случайно эта проблема была в числе ключевых вопросов повестки дня встречи "Большой восьмерки" (G8) в Генуе в июле 2001 г. Политические решения, принятые в Генуе (о прошении долгов и свободном допуске продукции наиболее бедных стран мира на внутренние рынки стран "восьмерки"), являются одним из первых, но очень небольших и частных шагов в этом направлении.

Саммит ООН в Иоганнесбурге (2002) является уникальной политической возможностью для запуска данного процесса. 90% успехов всех реструктуризаций внешних долгов обеспечивались политической конъюнктурой и волей. Упустить такую возможность было бы крайне обидно и непростительно. Тем более, что недавно закончившийся "круглый стол" "знаменитых деятелей" стран Центральной и Южной Азии, проводившийся в качестве планового мероприятия ООН по подготовке к конференции в Иоганнесбурге, также как и конференция НПО стран бывшего СССР, проводившаяся в качестве подготовки к Европейскому официальному региональному подготовительному комитету Конференции, прямо рекомендовали сделать данную проблему одним из центральных вопросов повестки дня саммита.

Началом такой реструктуризации может стать инициатива ряда развитых стран (например, Германии и Нидерландов) или международных организаций о признании факта, что часть внешнего долга развивающихся стран может быть реструктурирована в качестве оплаты "экосистемных услуг" этих стран мировой экономике. Однако следует также учитывать, что без серьезного комплексного политического процесса, начало которому мог бы дать саммит в Иоганесбурге, процесс, даже при наличии доброй воли отдельных кредиторов, скорее всего не сможет достичь потенциально возможного серьезного успеха, поскольку требуется достичь консенсуса между большим количеством "игроков". Так, например, даже официально выраженное желание правительства Финляндии об осуществлении реконструкции по схеме "Долги-За-Природу" (ITAR-TASS News Agency, 2001) не может быть осуществлено без согласия других кредиторов России - членов "Парижского клуба", поскольку таковы правила "Парижского клуба".

В связи с изложенным, саммит в Иоганнесбурге представляет собой уникальную политическую возможность и для самой России, внешняя задолженность которой развитым странам (144,4 млрд долларов США на 1 января 2001 года) примерно равна задолженности ей развивающихся стран (порядка 148 миллиардов долларов, хотя 98 % этой задолженности просрочена - Перелет, 2001). Понятно, что возможность погасить часть своего внешнего долга другим странам за счет долгов стран-должников является чрезвычайно соблазнительной для России. Начало реструктуризации долгов Северной Кореи, Кубы и ряда других стран (в том числе - и ряда стран СНГ с наиболее низким доходом на душу населения) с учетом финансирования ими экологических и социальных программ может создать и, соответственно, более благоприятный политический и экономический фон для аналогичной реструктуризации внешнего долга России Германии и всему "Парижскому клубу" в целом.

Например, в ближайшее время готовится реструктуризация внешнего долга КНДР России. Крайне актуальным шагом в этой связи могло бы стать требование Российской стороны о создании на территории КНДР, примыкающей к границе с Россией, охраняемой природной территории для охраны дальневосточного леопарда, находящегося на грани исчезновения подвида (в природе осталось менее 40 особей), сохранение которого требует строгих комплексных мер охраны вида, населяемых им экосистем и популяций его основных объектов питания по обе стороны от Российско-Корейской границы.

Другими, гораздо более существенными как по природоохранному, так и своему внешнеэкономическому значению, проектами трехсторонних обменов "Долги-За-Природу" могут стать государства, занимающие первые три места в списке должников России - Куба (около 18,4 % от общего долга России - Перелет, 2001), Монголия (11,4 %) и Вьетнам (10,6 %). Территория всех трех государств относится к числу наиболее важных для сохранения биоразнообразия глобальных "200 Экорегионов Мира", выделенных WWF (Olson, Dinerstein, 1997) и признанных в качестве общемировых приоритетов ООН и Всемирным Банком. Так, в настоящее время, Канадское агентство внешнего развития (CIDA) финансирует ряд крупных природоохранных проектов на Кубе, аналогичная структура Германии (GTZ) - природоохранные проекты в Монголии и т.п. То есть потенциальное поле нахождения взаимовыгодных решений, как с природоохранной, так и социально-экономической и, что безусловно в данном контексте не менее важно, политической точки зрения, очень велико, и упустить такую уникальную возможность для России было бы непростительно.

Автор признателен Р.А. Перелету и И.Е. Честину за обсуждение идей настоящей статьи и Л.Е.Шарашкину, впервые предложившему идею "двойного" трехстороннего обмена "Долги-За-Природу".

Литература

Перелет Р.А., 2001. Реструктуризация внешних долгов: инновационные механизмы. (Серия публикаций Департамента природоохранной политики и экспертизы Российского Представительства WWF, выпуск 3, часть 1). Москва, Российское представительство WWF, 47 стр.

Птичников А.В., 1999. Леса России: Независимая сертификация и устойчивое управление. (Серия публикаций Департамента природоохранной политики и экспертизы Российского Представительства WWF, выпуск 1). Москва, Российское представительство WWF, 160 стр.

Паутов Ю., Птичников А., Сунгуров Р., Чупров В., 2000. Как выйти на FSC-рынок? М. Российское представительство WWF, 79 стр.

Родоман Б.Б., 1999. Территориальные ареалы и сети: Очерки теоретической географии. Смоленск: Ойкумена, 256 стр.

Шварц Е.А., 1998. Экологические сети в северной Евразии. Известия РАН. Серия географическая. № 4, стр.10-15.

Шварц Е.А., 2001. Предисловие. В кн.: Бенуа Боске. Экологизация налоговой системы в России (Серия публикаций Департамента природоохранной политики и экспертизы Российского Представительства WWF, выпуск 3, часть 2). - М.: Русский университет, стр. 9-12.

Шварц Е.А., Симонов Е.А., 1997. Биоразнообразие и устойчивое развитие, или есть ли у биоразнообразия шанс в будущем? В: К устойчивому развитию России. Бюллетень Центра экологической политики России № 1(5) Июнь 1997, стр. 27-28.

Cohen R., 1999. An agreement on debt relief for poor lands. The New York Times, June 19.

Deacon R., Murphy P., 1997. The structure of an Environmental Transaction: The Debt-for-Nature Swap. Land Economics. February, 73(1), p.12.

Heffernan I., 2000. A new approach to Third World Debt. "Right Now", №3.

ITAR-TASS News Agency, 2001 Russia, Finland Agree on Environmental Conversion of RF Debt, July 25.

Kohler H., 2000. The IMF in a Changing World. Remarks Given at the National Press Club Washington, DC, August 7, 2000. IMF External Relations Department, 7 pp.

Loh J., 2000. Living Planet Report 2000. WWF International, 33 pp. (www.panda.org)

Lopatin V., 2001. Russia's top 100 exporters in 2000. - The Russia journal, v. 4, №28 (121) pp. 20-21.

Lovejoy, T., 1984. Aid debtor nation's ecology. New York Times, 4 October, p. A-31.

Olson D.M., Dinerstein E., 1997. The Global 200: a representation approach to conserving the Earth's distinctive ecoregions. Conservation Science Program Publication, WWF, Washington, D.C., USA.

Reed D., 1996 (ed.). Structural Adjustment, the Environment, and Sustainable Development. Earthscan Publications Ltd., London.

Shvarts E.A., Shestakov A.S., 2000. Protected Areas and Sustainable Development: A Chance for Biodiversity or a New Self-Deception. In: Naturwerte in Ost und West: Forschen fur eine nachhaltige Entwicklung vom Alpenbogen bis zum Ural. Swiss Fed. Inst. for Forest, Snow and Landscape Research (WSL), pp. 23-29.

Ten-year review of progress achieved in the implementation of the outcome of the United Nations Conference on Environment and Development. Resolution adopted by the General Assembly. Fifty-fifth session. 87 plenary meeting. 20 December 2000.

The Multilateral debt facility for heavily indebted poor nations, 1995. Prepared by a task force of staff from Development Economics. World Bank, July 25.

United Nations Millenium Declaration. Resolution adopted by the General Assembly. Fifty-fifth session. 8th plenary meeting. 8 September 2000.

WBCSD, 2001. Ten years of achivement: annual review 2000. 36 pp. (www.wbcsd.org).