Новое в экологических рассылках на текущий день.
- Главная
- О нас
- Проекты
- Статьи
- Регионы
- Библиотека
- Новости
- Календарь
- Общение
- Войти на сайт
Летом 2009 года в рамках реализации совместного российско-монгольского проекта по исследованию цивилизационных констант внутренней Евразии мне вместе с профессорами Ю.В. Попковым из Института философии и права СО РАН (руководитель проекта с российской стороны) и М.Ю. Шишиным из Алтайского государственного политехнического университета довелось проехать на машине от Улан-Батора через центральные районы Монголии до крайних западных ее пределов. В дороге было много запоминающихся встреч с представителями самых разных возрастов и социальных слоев современного монгольского общества: скотоводами и учеными, работниками органов государственной власти и учителями, студентами и пенсионерами. Везде мы встречали самый доброжелательный и теплый прием, и везде люди старались как можно более обстоятельно и честно ответить на вопросы социологической анкеты, посредством которой мы пытались выявить базовые идеалы и ценности, мировоззренческие установки и культурные доминанты, на которые ориентируются сегодня жители этой страны. Обобщение и детальный теоретический анализ полученных эмпирических результатов — тема отдельного разговора, но есть потребность поделиться и личными впечатлениями от посещения нашего ближайшего соседа. Я и раньше неоднократно бывал в Монголии, но преимущественно в ее западной части (Ойротии). Посещение же Халхи (центральной и восточной части страны) существенно раздвинуло и обогатило мое видение прошлого и настоящего монгольского народа, позволило выявить такие черточки в его национальном характере, которые раньше ускользали от моего взора.
Первое впечатление от Монголии, о котором хочется рассказать, — это ощущение предельно родственного и близкого тебе культурного пространства, словно ты никуда и не уезжал из России. На уровне первичной человеческой интуиции, которая впоследствии только подтверждалась, можно вполне уверенно заявить: российская и монгольская культурная традиции безусловно спаяны общими евразийскими цивилизационными константами, а их простейшее эмпирическое проявление — чувство психологической комфортности в Монголии, экзистенциалъной комплементарности сее народом, если использовать терминологию Л.Н. Гумилева. В европейских славянских землях, в той же Чехии и Словакии, это чувство не возникает. Там явственно ощущаешь себя инородцем в чужой культурной среде. Когда же сходишь с поезда на вокзале в том же Улан-Баторе, то ловишь себя на мысли, что это — один из городов России, где разве что внешний антропологический тип отличается от славянского. А в манере общаться, шутить, жестикулировать — потрясающая, на мой взгляд, близость между русскими и монголами, разве что монгол более нетороплив и дольше раскачивается на какое-нибудь дело. Временной фон его существования отличается большими амплитудами и отчетливо выраженной цикличностью, соответствующими естественным временным циклам его хозяйственной деятельности: рождению и забою скота, появлению первой весенней травы или молока у кобылиц и т. д. Возможно, что разная ритмика жизни монголов и русских простоотражает различие городской культуры с ее доминантой линейного социального времени и культуры сельского типа, встроенной в естественные циклы природного времени. Но и эти различия в темпоральных константах не видятся мне кардинальными. Если сравнить нашего российского сельского жителя, особенно пастуха, то, думаю, различия в переживании времени между ним и монголом не будут существенными. На самом деле, лишь две вещи постоянно напоминали нам о том, что мы все-таки гостим в стране с другой культурой и обычаями: это язык и кухня.
Надо иметь в виду, что механический поиск цивилизационных констант — дело почти бесперспективное. Сохранение какой-нибудь древней бытовой традиции или ценностной доминанты в чистом виде — довольно редкий этнокультурный феномен, этакий «цивилизационный константный реликт», сохраняющийся только в неизменных хозяйственно-экологических нишах существования и при идеально отработанной технологии. Ярчайшим примером последнего служит традиционная деревянная двухколесная монгольская арба, куда впрягают яка для перевозки грузов. Строение колеса современной арбы почти полностью повторяет строение колеса скифской двухколесной повозки с той же самой системой клиньев и креплений. Мы имели возможность в этом убедиться, посетив национальный музей в Улан-Баторе и специально внимательно оглядев там выставочный экспонат, а через три дня обнаружив его почти точную копию на одной из скотоводческих стоянок. Удивительно, что срок службы качественно сделанного деревянного колеса, изготовленного по реликтовой технологии, достигает, по свидетельству местных жителей, 10 лет. Аналог реликтовой монгольской арбы автор видел на озерах Мещерского края, где по мелководным и густо заросшим камышом озерам местные жители передвигаются на узких лодках-долбленках, отталкиваясь шестом. Ничего более оптимального для передвижения по воде здесь не изобретешь, как не изобрести простому кочевнику-скотоводу с нехитрыми пожитками ничего более оптимального, чем подвижная, легкая и ходкая двухколесная арба с деревянными колесами в условиях каменистой и особенно горной степи.
В этой связи есть очень важная и отрадная тенденция, которую мы единодушно отметили в ходе экспедиции. После «перестроечного» интеллектуального и культурного обморока с обеих сторон, практически парализовавшего российско-монгольское сотрудничество в 1990-е гг., постепенно вновь приходит понимание фундаментальности и безальтернативности крепких и многогранных связей между двумя нашими братскими народами.
На этом фоне бескорыстная помощь русских в организации собственной монгольской системы образования, медицины, науки, транспорта, руд-но-добывающей промышленности, строительства, связи, ветеринарии воспринимается сегодня как старая добрая сказка, которую надо бы вновь сделать былью. Ясно, что здесь никогда уже не будет ни старшего, ни младшего брата, ни шестнадцатой союзной республики аграрного профиля, а будет равноправное и взаимовыгодное сотрудничество во всех областях, которое России нужно не меньше, чем Монголии. Можно, пожалуй, даже сформулироватъ закон взаимного притяжения евразийских этносов, объединенных общими цивилизационными константами. Можно ослабить и даже временно блокировать это цивилизационное взаимное тяготение, но вряд ли его можно полностью устранить. В свое время Г.В. Вернадский подметил эту закономерность периодического геополитического объединения и распада Евразии. Думается, что мы вновь вступили в период евразийской консолидации, когда константы начинают активно работать. Во всяком случае, очень хочется в это верить.
Подтверждением этих теоретических евразийских рассуждений, является все более активно идущий процесс возрождения культурных традиций той же Монголии, пробуждение ее поистине бездонной исторической памяти, сращенной в своих основаниях с исторической памятью других народов Евразии. Здесь прояляется еще одна очень любопытная цивилиза-ционная закономерность: наличие латентных ценностных и поведенческих констант, как бы рецессивных,«спящих» генов культуры, которые, однако, способны резко «пробуждаться», когда для этого складываются благоприятные внешние обстоятельства. Причем реанимация этих ценностных традиций идет поразительно быстро, где подчас оживает то, что казалось безнадежно и навсегда утраченным. Это характерно, опять-таки, не только для Монголии, но и для других евразийских этносов. Например, практически из небытия возродился сегодня алтайский шаманизм и традиции алтайского горлового пения — «кай». Традиционное казахское ювелирное искусство сегодня переживает подлинный ренессанс. Кстати, можно выделить безусловную «металлическую» и ювелирную константу Центральной Азии (которая, возможно, является и общемировой) — особую любовь к серебряной посуде и серебряным украшениям, доминирующим в быту, в женской обрядовой и свадебной одежде. Это во многом объясняется естественными свойствами серебра — его дезинфицирующими и целебными характеристиками в условиях жаркого климата и дефицита чистой воды. Любопытно, что в той же Монголии и сегодня можно довольно дешево (по нашим российским меркам) купить качественную чашу из чистого серебра, выполненную в традиционной технике с древними сакральными символами и знаками.
Перехожу теперь к еще одной важной теме — возрождению культурных и религиозных констант в братской соседней стране. Судьбе было угодно, чтобы мы встретились с одним из влиятельных духовных лиц Монголии — ламой Пуревбатом из монастыря Гандан в Улан-Баторе. Этот человек, не достигший еще и сорокапятилетнего возраста, внес большой вклад в возрождение традиционного буддийского искусства Монголии.
Трудами таких духовных подвижников, как лама Пуревбат, буддизм в Монголии переживает сегодня подлинный ренессанс. В другом монастыре Эрдэнэ-дзу — авторитетнейшем и старейшем в Монголии, расположенном в ее древней столице Каракоруме, — мы видели сотни паломников со всех концов страны, жаждущих приобщиться к сокровенным буддийским святыням. Двигаясь по ходу солнца слева направо и вращая молитвенные колеса хурдэ со словами буддийских молитв и благопожеланий, они обходят по периметру буддийские храмы, в центре которых перед изображением Будды и боддхисаттв, достигших просветления и избавления от страданий, ламы нараспев читают строки священного буддийского канона Гань-чжур в сто восемь томов. Ровно сто восемь ступ окружают по периметру и стены Эрдэнэ-дзу; то же сакральное число сто восемь определяет количество бусин на традиционных буддийских четках. Сто восемь раз желательно повторить молитву у священных мест, дабы желание исполнилось. Число 108 — сакральная числовая константа монголов.
Увы, большинство буддийских святынь и монастырей, включая Ган-дан и Эрдэнэ-дзу, были разрушены в 1936-1937 гг. воинствующими безбожниками, а ламы, жившие в них, расстреляны. Тот же лама Пуревбат обнаружил близ столицы останки шестисот убитых лам и, совершив поминальный обряд, воздвиг на месте их погребения буддийскую ступу. Горько осознавать, что монгольское атеистическое насилие над духовными лицами было осуществлено не без влияния отечественного атеистического мракобесия. Надо свято помнить и делать ставку на все хорошее и доброе, что было во взаимоотношениях между народами, но не забывать и про горькие страницы, дабы они не повторились. Но самое главное, от воинствующего мракобесия — не важно, коммунистического или капиталистического — должны быть ограждены краеугольные природные и культурные константы евразийских народов — природные и культурные святыни. Святыни — вечные и живые ключи культуры в двуедином значении этого русского слова: из них вытекает река краеугольных ценностей и смыслов данной этнокультурной общности, а, приобщившись к ним, человек получает ключ к духовным сокровищам того или иного народа.
И почему-то очень хочется верить, что есть незримая связь между монастырем Гандан и Троице-Сергиевой Лаврой — духовными оплотами монгольского и русского народов, ибо не могут подвижники и праведники разных религий противостоять друг другу. Напротив, они стоят сегодня в одном строю, сражаясь против тьмы невежества и эгоизма, национальной и религиозной розни, защищая природные и культурные святыни своих народов — общие и вечные константы многонациональной Евразии.
![]() |
|
---|---|
1 год 25 недель назад YВMIV YВMIV |
Ядовитая река БелаяСмотрели: 274,467 | |
1 год 28 недель назад Гость ![]() |
Ядовитая река БелаяСмотрели: 274,467 | |
1 год 28 недель назад Гость ![]() |
Ядовитая река БелаяСмотрели: 274,467 | |
2 года 4 недели назад Евгений Емельянов |
Ядовитая река БелаяСмотрели: 274,467 | Возможно вас заинтересует информация на этом сайте https://chelyabinsk.trud1.ru/ |
1 год 28 недель назад Гость ![]() |
Ситуация с эко-форумами в Бразилии Смотрели: 6,153 | |