ВВЕДЕНИЕ

Философский статус евразийства обычно устанавливается его отнесе­нием к предметной области философии истории. Такой категоризации не противоречат оценки евразийства как духовного феномена, сочетающе­го элементы утопии и мифа, мистики и религии, романтизма и науки. Заме­тим, что не менее сложную мировоззренческую структуру имеют учения многих всемирно признанных философов. По-видимому, в любом явлении общественного сознания могут быть выделены различные мировоззрен­ческие измерения, актуализируемые в конкретном социально-практичес­ком контексте.

Эвристический потенциал евразийства во многом определяется мас­штабом мышления его представителей. Континентальный ракурс, очевид­но, открыл новые горизонты в осмыслении и систематизации накопленно­го наукой материала. Не случайно появились научные издания, подчеркну­то рассматривающие самые разные явления и процессы в рамках евразий­ского континента⁷.

Необходимость в континентальной локализации объекта исследования возникла благодаря учению евразийцев о системно-периодической орга­низации евразийского мира. В результате ни один из элементов этой орга­низации, как оказалось, не может быть адекватно понят вне сети транскон­тинентальных связей, формировавшихся и трансформировавшихся в обо­зримый исторический период.

В методологическом плане евразийцы сознательно ориентировались на концепции Д.И. Менделеева, Н.И. Вавилова и других известных рос­сийских ученых, фиксировавших системно-периодические закономер­ности в объектах своих научных дисциплин. В этом отношении евразий­цы выступают не только наследниками лучших традиций российской на­уки, но сама эта наука является евразийской по формату своей мысли (органичный для российской науки формат укоренен в кирилло-мефоди-евской традиции).

В последние годы сибирскими исследователями были предприня­ты попытки эксплицировать научный потенциал евразийства⁸.Органи-ческое приятие евразийской мысли обусловлено, возможно, погранич­ным расположением ряда сибирских городов на границе между степной и лесной зонами, т. е. на линии перелома или срединной оси России — Евразии⁹.

Как представляется, локусом формирования евразийской ментальности является не просто рубеж леса и степи, а узлы пересечения этого широтного рубежа с меридионально ориентированными речными системами. Не толь­ко по отношению к Новосибирску, но и Барнаулу справедливыми являются следующие слова А.В. Никулькова: «Что такое Сибирь? Это сочетание двух великих стихий — степи и тайги. От Омска до Новосибирска на 8000 кило­метров пролегает ровная, плоская степь, хоть втыкай лемех плуга на правом берегу Иртыша и веди борозду до левобережья Оби. А на правом обском берегу начинается тайга, распростертая по горам и долам до самого Тихого океана. Есть в Сибири степные города — Омск, Барабинск, есть таежные го­рода — Томск, Красноярск. И только единственно Новосибирск стоит на границе двух стихий, стянул к себе воедино тайгу и степь»¹⁰.

Сибирские сторонники евразийства основываются на доверии к прак­тическому опыту масс. Субъективно удостоверяемый в научно-популяри­заторской и общественно политической деятельности факт приятия евра­зийского мироощущения широкой общественностью, популярность топо­нима «Евразия» как распространенного бренда эмпирически верифициро­ван результатами массовых социологических опросов населения Сибири, Калмыкии, Казахстана, Монголии, проведенных авторами монографии в последние годы.
В предлагаемой вниманию читателя работе на обширном историко-культурном и социологическом материале показано, что евразийство мо­жет рассматриваться как социокультурный тип деятельности, включаю­щий различные исторические формы. По нашему убеждению, евразий­ство — это не только историософская доктрина, но и способ цивилизаци-онной самоорганизации, существующий не одно тысячелетие.

Очаги «евразийскости» генерируются не только в глубинах конти­нента, на российском пограничье европейской и азиатской культур. Классическое евразийство зафиксировало только один из локусов этого мира — Eurasiasensustricto— срединный мир Старого Света, который составляют области степной и пустынной полос, простирающихся непре­рывною линией от Карпат до Хингана. Окраинно-приморские миры так­же дают множество примеров селективного евразийского синтеза. Дру­гое дело, что окраинные евразийские сообщества остались по преиму­ществу культурными маргиналиями. Только Eurasiasensustricto, т. е. Внутренняя Евразия стала месторазвитием исторически значимого куль­турного мира.

Авторы монографии исходят из представления об евразийском мире как особой социокультурной реальности со своими ценностями, констан­тами, самоорганизацией. Этот мир формировался как целостность — в глу­бинах Внутренней Евразии, а точечно — на окраинах материка, т. е. во Внешней Евразии. Многочисленные переселения народов интегрировали культурный мир Евразии. Как следствие, многие окраинно-приморские миры (например, миры индоевропейцев) при всей локальной отчужден­ности и специфике в определенном смысле являются евразийскими.

Каганский В.Л. Мнимый путь. Россия = Евразия // Каганский В.Л. Культурный ландшафт и советское обитаемое пространство. М., 2001. С. 416. ³Тамже. С. 414. ⁴Тамже. С. 416.
⁵Флоровский Г.Н. Евразийский соблазн // Россия между Европой и Азией: Евра­зийский соблазн. М., 1993. С. 237.
⁶«Ведь сами вопросы — уже некоторое знание» (См.: Каганский В.Л. Кривда и правда евразийства (смысл и статус евразийской концепции пространства Рос­сии) // Общественные науки и современность. 2003. № 4. [Электронный ресурс]. URL: http://policy.ru/docs/620347.html.
⁷См., например, издаваемый с 2000 г. Институтом археологии и этнографии Си­бирского отделения РАН журнал «Археология, этнография и антропология Евразии».
⁸Пыльцын О .И. Россия и Евразия. Эволюция цивилизаций. Новосибирск, 2003; Евразийство: теоретический потенциал и практические приложения. Барнаул, 2004 — 2009 (Материалы Международной научно-практической конференции в четырех вы­пусках); Иванов А.В., Попков Ю.В., Тюгашев Е.А., Шишин М.Ю. Евразийство: ключе­вые идеи, ценности, политические приоритеты. Барнаул, 2007; и др.
⁹См.: Савицкий П.Н. Основы геополитики России // Русский узел евразийства. Восток в русской мысли. М., 1997.
¹⁰Никульков А.В. Н.Г. Гарин-Михайловский. Новосибирск, 1989. С. 44-45.