1.1. Евразийство или евразианизм?

Существительные с суффиксом -изм обозначают общественно-поли­тические и научные направления, системы, сферы деятельности, качества, склонности и заболевания, связанные с тем, что названо мотивирующим словом². Обобщая, можно предположить, что суффикс -изм выражает, оче­видно, интенцию движения в ее разных вариациях.

Содержащееся в популярной в США «Энциклопедии философии» оп­ределение евразийства включает это значение: «(Классический) Евразиа­низм (русское: евразийство) являлся идеологико-философским движени­ем среди эмигрировавших русских интеллектуалов в 1920-е и 1930-е го-ды»³. В одной из статей П.Н. Савицкого также указывается на онтическую природу евразийства как движения: «Евразийство есть идейное движение, возникшее около 1921 года в среде тогдашнего младшего поколения рус­ской интеллигенции»⁴. В другой публикации он подчеркивал: «Евразий­ство проникнуто движением. Они все в становлении, в усилии, в творчес­тве. Диалектика — любимое слово евразийцев. Она является для них сим­волом и путем движения»⁵.

Оценивая эти определения евразийства с высоты XXI века, можно, по­жалуй, согласиться с тем, что евразийство было движением. Но историчес­кая кратковременность его существования позволяет предполагать, что если оно и было движением, то не содержало в себе достаточного момента устойчивости, присущего многим другим явлениям, обозначаемым терми­нологически с помощью суффикса «-изм». Это движение в его начале на­поминает вспышку-озарение, порыв-конвульсию, или, точнее, телодвиже­ние. Предлагаемое умозрение дает основание усомниться в трактовке ев­разийства как движения. В связи с этим обращает на себя внимание семан­тическая функция суффикса -ство.

В работах лингвистов отмечается, что славянский суффикс -ство ис­конно выражал: 1) абстрактно-отвлеченные значения качества (бесстыд­ство, нахальство), состояния (бешенство, блаженство), положения (раб­ство, соседство), деятельности (писательство, проповедничество) и дей­ствия (бегство, вмешательство)»; 2) собирательные имена, отнесенные к объекту или совокупной множественности объектов, объединенных опре­делённой общностью (земство, дворянство)⁶. По-видимому, по своему употреблению термин «евразийство» относится к первой категории сущест­вительных. Как собирательное имя он практически не используется.
Уточняя семантику термина, можно отсеять семы деятельности и дей­ствия. Нельзя полностью исключить сему качества, вполне уместны семы состояния и положения. В собственном смысле слова евразийство фикси­рует местоположение, определяющее особенные состояние и качество. В порядке метонимии термин мог быть перенесен на учение интеллектуа­лов, специфицировавших данный объект.

Истолкование «евразийства» прежде всего как положения-состояния, интегрированного в некоторое качество, имеет определенные герменевти­ческие последствия. Так, например, снимается обостренное восприятие ев­разийства как эксцесса. Точнее, евразийство как учение (и движение) евра­зийцев начинает восприниматься как движение саморефлексии в рамках евразийства как геокультурного положения-состояния. Изменяется про­странственно-временной масштаб демаркации евразийства. Под евразий­ством теперь может подразумеваться не мимолетное увлечение группы русских эмигрантов, а, скажем, объективно существующий и развиваю­щийся на протяжении многих тысячелетий социокультурный тип⁷. В дан­ном смысле термин «евразийство» является аналогом «иранства» и «кушит-ства» А.С. Хомякова. Под евразийством может пониматься и некоторое конкретное состояние — души, ландшафта, стиля культуры. Соответ­ственно, быть евразийцем значит принадлежать к обитателям Евразии в ее узком или широком понимании.
Лексико-грамматический потенциал термина «евразийство» предпола­гает его трактовку не столько как движения, сколько как состояния. В рам­ках оппозиции «динамика — статика» евразианизм выражает сему движе­ния, динамики, а евразийство — сему состояния, статики. Поскольку выра­жение движения не относится к семантической функции суффикса -ство, то значение термина «евразийство» должно раскрываться в категориях ка­чества, состояния, расположения.

Выбор термина, следовательно, ко многому обязывает. Языковое отра­жение действительности становится объективной мыслительной формой, допускающей вмещение и способной вместить определенное содержание. В настоящее время мы не можем сказать, что термин «евразийство» сколь­ко-нибудь широко эксплицируется с оттенком значения местоположе­ние-состояние.
В указанном значении термин «евразийство» считает возможным употреблять, например, С.П. Капица: «Евразийство существовало в этом смысле всегда, и об этом свидетельствуют такие вещи, как угрофинские племена, которые добрели до Венгрии и сохранили с тех пор и язык, и культуру, и традиции. Другие крупные перемещения народов приводят к пестроте языков, религиозных традиций. Россия, конечно, в этом смысле является таким микрокосмосом, отражая в себе субглобальную структуру, географически, по перемешанности культур, цивилизаций, которые харак­терны для нашей нынешней географии, и тех политических условий, в ко­торых мы сейчас существуем»⁸.

Но в широком употреблении этот оттенок скорее подразумевается как периферийный. В перспективе представляется закономерной децентрация значения термина. Периферийный оттенок значения способен стать основ­ным и системообразующим, не ограничиваясь отнесением только к движе­нию евразийцев. Потенциальный семантический сдвиг потребует экспли­кации содержания термина, адекватного его форме.

Находит объяснение и факт предпочтения в европейских языках тер­мина «евразианизм». Там, на Западе оттенок значения месторасположе­ние-состояние не постигается языковой интуицией, поскольку объективно не дан в языковом мироощущении. На Западе евразийство действитель­но (и аутентично) воспринимается и не может восприниматься иначе как интеллектуальное движение, направление, склонность. Соответственно, идеи евразийцев представляются дистанцированно от месторазвития, как всего лишь предчувствия и прозрения, но не свершения.

В отличие от этого в России-Евразии аутентичным оказывается термин «евразийство», тогда как термин «евразианизм» воспринимается, по мень­шей мере, как неблагозвучный. По-видимому, и чувство русского языка, и языковое бессознательное не содействуют распространению термина «евразианизм». Ведь первична не идея России-Евразии, а действительное, объективно данное антропогеографическое евразийство, концептуально выраженное его идеологами.