Лемболовское озеро — озеро на Карельском перешейке во Всеволожском районе Ленинградской области. Расстояние от Санкт-Петербурга составляет око...
- Главная
- О нас
- Проекты
- Статьи
- Регионы
- Библиотека
- Новости
- Календарь
- Общение
- Войти на сайт
Прежде независимые государственные образования, входя в состав сложного государства, трансформируются в административные единицы, сохраняющие свои границы. В данном отношении Испания обладает давно отмечавшимся известным сходством с Россией. Л. Сеа в связи с этим определил иберийцев и русских как пограничные народы: «Иберийские народы по ту сторону Пиренеев, как и русские за далекими степями, будучи отделены этими естественными барьерами от центра Европы, в то же время находились в постоянном непосредственном контакте с неевропейскими народами, живущими к востоку и к югу от Европы. Так, Россия была самым тесным образом связана с такими народами, как монголы и тюрки; Иберия — с арабами Северной Африки. В зонах контакта имела место расовая и культурная метисация. Испанцы и португальцы, так же как и русские, являлись пограничными народами как по отношению к их азиатским и африканским соседям, так и по отношению к Европе»100.
Согласно Л. Сеа, контактность и метисация сформировали историко-культурную амальгаму и стали предпосылками успешной территориальной экспансии. Действительно, в Московии (при ее напряженном отношении к католическим государствам) и в Испании (заметно дистанцировавшейся от Европы) отсутствовала ксенофобия в отношении афроазиатского мира. Интенсивное противоборство с последним сближало культуры и содействовало близкому знакомству и интеграции.
Вместе с тем, для Испании и Московии Запад оказался значимым другим. Центральной проблемой Испании, Ибероамерики и России, по мнению Л. Сеа, стала идентичность: «Проблема идентичности не стоит перед людьми Запада... Она стоит перед испанцем, который мечтает быть принятым Европой в качестве европейца; точно таким же образом она стоит перед русским, который настойчиво стремился прорубить окно в Европу в прошлом и стремится пробиться на Запад сегодня»101.
Л. Сеа фиксирует любопытный парадокс формирования цивилизаци-онной идентичности, нуждающийся в более основательном психоаналитическом комментарии. Стремясь к самоопределению и отделению, Испания и Московия дистанцируются от Европы. Успешно решая свои проблемы в Америке и Азии соответственно, они, тем не менее, рвутся в Европу, где их не ждут. Застряв в Европе, Испания теряет американские колонии. Россия терпит такое же фиаско в конце XXв.
Но вернемся к интерпретациям культур пограничных народов. Обсуждая ибероамериканскую и евразийскую проблематику, С.И. Семенов предложил подобные социокультурные общности определять как пограничные культуры. Он характеризует их как общности целостные, полиэтничные, сформировавшиеся в результате симбиоза-синтеза на рубежах религиозных миров (и потому поликонфессиональные), а также как гетерогенные, полиморфные, толерантные, лабильные, предрасположенные к восприятию «чужих» культурных ценностей и к готовности поделиться «своими». Это — открытые культуры, играющие роль своеобразных мостов между Западом и Востоком, Севером и Югом102. Классической моделью пограничной культуры, согласно С.И. Семенову, была Византия, затем — Австро-Венгрия. Соответствующие государственные образования обладали многоуровневой асимметричностью. Причины последующего распада пограничных цивилизаций он усматривает в возобладании политики унификации и гомогенизации.
Сравнивая Россию и Латинскую Америку, Я.Г. Шемякин выделил такие особенности пограничных цивилизаций: существенная значимость природного фактора в цивилизационной системе, слабая способность к формообразованию, противостояние стихии алогона (иррационального), примат пространства над временем, постоянный переход через грань меры, преобладание начала многообразия над началом единства103.
Анализируя специфику формообразования в российской цивилизации, он обращает внимание на преобладание интерпретационного типа формообразования над новаторским, периодическую инверсию формообразования, постоянную смену стилевой доминанты при переходе от одного этапа цивилизационного развития к другому104. В целом пограничную цивилизацию Я.Г. Шемякин оценивает как относительно устойчивое состояние, способное трансформироваться либо в классическую цивилизацию, либо в субойкумену одной из них. Классические цивилизации, по его мнению, органичны и синтетичны, а пограничные цивилизации — симбиотичны и расколоты.
Оценивая выдвигавшиеся разными авторами концепции пограничных цивилизаций, В.Б. Земсков обращает внимание на ряд неудовлетворительных моментов105. В частности, он отмечает историческую относительность противопоставления цивилизаций классических и цивилизаций пограничных.
На наш взгляд, применительно к ряду цивилизаций характеристика их как пограничных действительно выглядит метафоричной. Как указывалось, образ пограничности может быть порожден не объективными свойствами конкретных цивилизаций, а спецификой когнитивной карты, геш-тальта, т. е. избранной структуры восприятия-интерпретации107. По крайней мере, очевидно, что в получивших распространение описаниях пограничных цивилизаций устойчиво повторяются темы промежуточности, бытия-между, межэтничности и межконфессиональности, смешения культур и т. п. В дискурсе пограничности понятие границы в политико-юридическом значении практически не употребляется. Даже о присутствии общенаучного или философского понимания границы можно говорить только предположительно.
Наряду с перспективой исчезающей метафоризации тема погранич-ности разрабатывается в рамках уточнения и конкретизации специфики ее проявления в отдельных цивилизациях.
Характеризуя пограничные культуры, М.Ю. Опенков указывает на следующие особенности проявлений пограничности:
1) иберо-американский мир: микст как связь разнородных элементов, вступивших между собой в необратимое взаимодействие; эклектизм как философски отрефлектированный принцип; заполнение «пустоты» за счет присвоения чужого; продуктивное смешение «своего» и «чужого»;
На наш взгляд, этот симптом пограничности В. Розанов зафиксировал как «колеблющуюся психологию» окраинного жителя (т. е. жителя Бессарабии, Прибалтийского края, Финляндии, Кавказа). Он пишет: «— Здесь все самочувствие другое, чем в России, — говорили мне тамошние старожилы. — Что такое Бессарабия? Ведь она всего десятки лет отошла от Румынии и перешла к России. Кто же мы? От Румынии отошли, а к России еще не приросли. Сейчас-то мы приросли: но я помню родительский дом и всю судьбу мою, выросшую из этого дома. То была дичь, какую невозможно себе представить. И не то чтобы было дико образование, — этого не было, потому что у нас семья была образованная. Но дичь именно положения. Тянет — к Румынии, тянет — к России: и мы остановились между этими двумя притяжениями, как лодка, застрявшая среди камышей на реке. Ни назад двинуться, ни вперед продвинуться, ничего не можем; и не по своему бессилию, а потому, что все вокруг бессильно, смутно, темно, не утверждено, не решено. В зависимости от случайного и нерешенного положения страны складывалась нелепо и случайно судьба семей»124.
В. Розанов не описывает амплитудно-частотные характеристики колебаний в психике. Но, очевидно, что промежуточность бытия такие колебания неизбежно порождала.
На ином, геоклиматическом, основании евразийцы формулировали «закон колебаний» как закон истории русского народа и каждой его личности. Согласно П.П. Сувчинскому, русская личность «колеблется, шатается между подвигом и падением, между взлетом и срывом»125. П.Н. Савицкий широкую амплитуду колебаний российско-евразийской души объяснял широкой амплитудой термических колебаний в климате России-Евразии: «Европе не известны ни столь высокие, ни столь низкие температуры, какие являются общим правилом в климате России-Евразии. Нельзя ли констатировать в духовной жизни последней известного параллелизма этой широте амплитуд термических колебаний? Не является ли характерным для российско-евразийской культуры, не служит ли отличием российско-евразийской души некоторое сочетание такой душевной темноты и низости с такой напряженностью просветления и порыва, которое недоступно европейской душе и неизвестно в европейской культуре, уравновешенной и законченной в своей, относительно узкой, духовной амплитуде?»126
Нельзя утверждать, что это свойство психики присуще всем народам Евразии. Описываемый Н.С. Трубецким туранский психологический тип с его уравновешенностью и спокойствием не ассоциируется с «пограничниками». Вместе с тем не исключено, что психика отдельных евразийских народов (народы финно-угорской группы, монголы) характеризуется пограничной симптоматикой.
Обратим внимание на отмеченную В. Розановым нелепость и случайность судьбы людей. Это один из признаков пограничных личностей, которые имеют изменчивую, пеструю биографию127.
В. Розанов далее пишет: «Мы живем внутри России "как у Христа за пазухой" ... и для нас "уже при Ярославе Мудром" было все "решено и ясно", — даже до отвращения»128. Заметим, что «до отвращения» — это оценка, которая могла быть дана только пограничной личностью.
Но различия в мировосприятии жителей глубинки и жителей периферии, возможно, все же имеются и, казалось бы, со временем должны преодолеваться. Однако в России, в условиях незавершенной внутренней колонизации и редицивирующей модернизации пограничное состояние не преодолевается, а, наоборот, универсализируется. Пограничное состояние русской культуры, генерируемое на периферии, вместе с тем имеет тенденцию к интериоризации.
Не обсуждаемым, но совсем не случайным является использование термина «пограничный» для обозначения выделенных состояний. Психология пограничника — военнослужащего пограничных войск — имеет характерные особенности, соотносимые с симптомами пограничных состояний . Специфика служебной деятельности в зоне высокого риска неизбежно ведет к определенным психологическим деформациям.
Прежде всего, следует отметить высокую тревожность (особенно за семью). Постоянно психологическое напряжение требует эпизодической
* Здесь мы используем ценные наблюдения над психологией пограничников, сформулированные в беседе с полковником в отставке Ю.В. Савровым.
разрядки, проявляющейся в актах самоповреждения. Импульсивность проявляется в различных «ЧП», частота которых высока в силу постоянного наличия боевого оружия. Взаимоотношения с местным населением объективно оказываются интенсивными, но напряженными и нестабильными, в силу чего характеризуются чередованием идеализации и обесценивания. Недокомплект кадрового состава, тяжелые условия быта реально обрекают многих офицеров пограничных войск на участь быть покинутыми. Пограничные войска не оснащены современной боевой техникой, что ведет к расстройству профессиональной идентичности. Чувство опустошенности испытывается из-за проблем, связанных с результативностью служебной деятельности и карьерой.
Любопытно, что черты пограничной личности усматриваются в поведении первого русского пограничника — былинного Ильи Муромца. Любимая приговорка его была: «Всяк человек заповедь кладывает, да не всяк ее исполняет». Эта приговорка старого казака стала жизненным правилом казачества.
В данном Н.В. Гоголем описании поведения казаков определенно просматриваются симптомы пограничности: «Все было у них общее — вино, цехины, жилища. Вечный страх, вечная опасность внушали им какое-то презрение к жизни. Козак больше заботился о доброй мере вина, нежели о своей участи. Но в нападениях видна была вся гибкость, вся сметливость ума, все уменье пользоваться обстоятельствами. Нужно было видеть этого обитателя порогов в полутатарском, полупольском костюме, на котором так резко отпечаталась пограничность земли, азиатски мчавшегося на коне, пропадавшего в густой траве, бросавшегося с быстротою тигра из неприметных тайников своих или вылезавшего внезапно из реки или болота, обвешанного тиною и грязью, казавшегося страшилищем бегущему татарину. Этот же самый козак, после набега, когда гулял и бражничал с своими товарищами, сорил и разбрасывал награбленные сокровища, был бессмысленно пьян и беспечен до нового набега, если только не предупреждали их татары, не разгоняли их пьяных и беспечных и не разрывали до основания городка их, который, как будто чудом, строился вновь, и опустошительный, ужасный набег был отмщением. После чего снова та же беспечность, та же разгульная жизнь»129.
Если дополнить описание Н.В. Гоголя известными фактами из истории и быта казачества, то интерпретация казака как «пограничника» станет практически несомненной.
Этиогенез пограничных состояний является многофакторным. В их генезисе большую роль играют социальные и экологические стрессы, катастрофы и стихийные бедствия. В психоаналитическом плане исток погранич-ности усматривают в нарушениях в рамках процесса сепарации ребенка от матери (с последующим возникновением патологии идентичности у ребенка). Незрелое «Я» мешает переносить и интегрировать амбивалентные чувства, что приводит к дихотомическому мышлению. Пограничные личности не в состоянии извлекать уроки из прошлого неудачного опыта и продолжают попадать в те же самые сложные ситуации и затруднительные положения. Немногим удается достижение взрослых целей130.
Оценивая релевантность концепта пограничной цивилизации, нельзя не отметить, что в отношении России-Евразии этот концепт может быть терминологизирован и конкретизирован в научном понятии, тогда в отношении других цивилизаций его употребление может так и остаться метафоричным. Иные цивилизации более точно следовало бы определять как гибридные цивилизации. Объективная оправданность характеристики России-Евразии как пограничной цивилизации определяется: во-первых, практически полным совпадением границ российской цивилизации и Российского государства, во-вторых, пограничным происхождением ее городов; в-третьих, пограничным положением многих субъектов Российской Федерации. Все это позволяет рассматривать пограничный фактор как один из системообразующих в конституции российской цивилизации.
В целом возникает вопрос о ценностной определенности пограничного фактора в судьбе российской цивилизации. Выше уже приводилось мнение о негативной пограничности российских городов и России в целом. Исследователи часто отмечают, что евразийские рубежи России выполняли охранительную миссию, вследствие чего ее продвижение в Азию было во многом вынужденным. Вместе с тем указывается, что пограничные укрепленные линии становились элементами градообразования и коммуникации пограничных этнокультур. В этой составляющей — например, в виде образования городов-форпостов, — пограничный фактор играл положительную роль. Но в силу подвижности границы эта положительная роль оказывалась неустойчивой. Можно предположить, что разные типы границ дифференцируют и разные типы пограничности в российской культуре и в русской душе.
Психологический дискурс пограничности в данном отношении можно связать с социологическим дискурсом маргинальности. Приграничные регионы стимулируют формирование маргинальной личности, склонной к полиморфности, толерантности, открытости и лабильности131. Д.С. Лихачев также подчеркивал, что на границах культур воспитывается их самосознание132. На границе как зоне общения совершается культурное творчество. Разделяющая граница консервирует культуру, придает ей жесткие и упрощенные формы, позволяющие ей легче обороняться.
Таким образом, и пограничность, и маргинальность в целом функциональны, так как сохраняют цивилизационную перспективу. Реализация этой перспективы во многом определяется готовностью столкнуться с пограничной ситуацией и принять ее.
![]() |
|
---|---|
1 год 26 недель назад YВMIV YВMIV |
Ядовитая река БелаяСмотрели: 274,647 | |
1 год 28 недель назад Гость ![]() |
Ядовитая река БелаяСмотрели: 274,647 | |
1 год 28 недель назад Гость ![]() |
Ядовитая река БелаяСмотрели: 274,647 | |
2 года 5 недель назад Евгений Емельянов |
Ядовитая река БелаяСмотрели: 274,647 | Возможно вас заинтересует информация на этом сайте https://chelyabinsk.trud1.ru/ |
1 год 28 недель назад Гость ![]() |
Ситуация с эко-форумами в Бразилии Смотрели: 6,179 | |
Лемболовское озеро — озеро на Карельском перешейке во Всеволожском районе Ленинградской области. Расстояние от Санкт-Петербурга составляет око...
размешен 09.06.23
|
Тип: Запись в блоге
размешен 09.06.23
|
Тип: Статью
размешен 09.06.23
|
Тип: Новость
размешен 08.06.23
|
Тип: Статью
размешен 08.06.23
|
Тип: Новость