10.1. Влияния географической среды на формирование человечества

Наверное, именно на пересечении все более отчетливого понимания влияния географической среды на формирование хозяйственного, культурного и даже антропологического своеобразия человеческих коллективов, проживавших и проживающих в разных ландшафтах, и осознания губительного их воздействия на природу, особенно в ходе развития научно-технического прогресса, и возникли на протяжении XX в. многие принципиально новые явления начала и продолжает формироваться наука, все более получающая права гражданства под именем экологии человека, происходит экологизация человеческого знания, экологизируется человеческое мышление и создаются предпосылки для сложения глобального экологического мировоззрения. История так ставит сейчас вопрос: чтобы выжить, мы должны превратиться из жестоких хозяев земли, какими мы были многие десятилетия, в ее друзей и союзников.

Совершенно естественно, что в ответ на все эти достаточно требовательные и широко распространенные общественные движения мысли экология как понятие, наука и мировоззрение обретает академические формы, становясь на один уровень с другими научными дисциплинами, разрабатывая и апробируя в разных ситуациях свою методику, с большим или меньшим успехом утверждая свою методологию. Не говоря об огромном количестве экологических публикаций, вызванных к жизни созданием выходящих в разных странах специальных экологических журналов, нужно упомянуть о десятках книг на разных европейских языках, в которых сделана попытка суммировать экологическую информацию и подходы, предложить на обсуждение более или менее полные системы теоретических экологических представлений и создать в той или иной степени законченный образ экологического знания. Нельзя забыть, и я говорю об этом с некоторой гордостью, что первый в истории американско-европейской науки компендиум экологических знаний, являющийся в то же время и хорошим учебником, достаточно полно охватывающий предмет и в то же время оригинально построенный, играющий роль сводки данных и концепций и рассчитанный на любого специалиста, соприкасающегося с экологическими проблемами, вышел на русском языке в 1944 г. и принадлежал перу блестящего зоолога Д.Н. Кашкарова. К сожалению, сейчас мы не имеем возможности противопоставить обилию европейско-американской литературы чего-то равноценного и довольствуемся переводами с европейских языков. Исключением является, пожалуй, очень широкая по содержанию прекрасная книга В.Д. Федорова и Т.Г. Гюльманова, оригинально охватывающая весь предмет экологии и вышедшая в 1980 г.

Каков был переход от общеэкологических исследований к разработке проблематики экологии человека и как эта последняя формировалась постепенно в недрах общей экологии? Вопреки господствовавшей на протяжении последних десятилетий в нашей литературе точке зрения, согласно которой утро сегодняшнего дня есть уже история вечером, я думаю, понимание исторического процесса со сколько-нибудь адекватной его оценкой возможно лишь при известной хронологической отстраненности, т.е. новейшая история вообще не существует как научная дисциплина, трактующая правильности в общественной динамике, и понять эти правильности можно только приглядевшись к ним издалека. Поэтому и в трактовке перехода от общей экологии к экологии человека мы вынуждены опираться на наблюдения, лежащие на поверхности, а не на глубинную эволюцию идей, которую увидим позже, через какой-то промежуток времени. Наверное, не столько разрушения, нанесенные человечеством природе, ибо экологические кризисы, как мы убедимся в ходе дальнейшего изложения, имели место задолго до современности, сколько обратное влияние этих разрушений на человеческое общество (загрязнение среды отравление воды и пищи, атомные взрывы и катастрофы врожденные уродства и раковые заболевания и т.д.) провоцировало постепенное создание экологии человека сначала как системы идей о характере взаимодействия природы и общества и затем уже перенесение этой системы на исторический процесс. Разумеется, подобная последовательность отражает больше логико-гносеологический подход, чем конкретно-исторический, так как экология человека строилась с самого начала представителями разных областей знания, среди которых историки и археологи занимали не последнее место. Поэтому в данном случае справедливо сказать, что она не только отражает настоящее, но и аккумулирует прошлый опыт человечества.

Все эти более или менее очевидные рассуждения необычайно усложняются при пристальном рассмотрении того, что же собою в действительности представляет экология человека и каково ее место в системе других наук, каковы ее внутреннаяя структура и функциональные связи составляющих ее разделов. Здесь столько точек зрения, сколько умов, сколько голов. Наши философы, наверное, уже больше 20 лет пишут о социальных аспектах экологии человека, опираясь на случайный подбор общеизвестных данных и рассуждая достаточно умозрительно. В 1955 г. американцы провели большой международный симпозиум "Роль человека в изменении лика земли", а на следующий год опубликовали по его итогам громадный том, трактующий проблему под углом в основном географического подхода к проблеме. Параллельно и несколькими годами позже были опубликованы в США несколько книг, развивавших тот же подход. Весною 1974 г. прошло совещание в Институте географии АН СССР по экологическим проблемам, результаты которого нашли отражение в нескольких опубликованных сборниках. Основой взгляда на экологию человека была та же география, но прозвучала и существенно новая нота в хоре голосов о содержании новой науки большое внимание было уделено биологическому компоненту ее структуры. Что же касается социальных аспектов этой науки, то важна изданная в США в 1968 г. двухтомная подборка публикаций по адаптивности развития человечества и его культуры, осуществленная И. Коэном, особенно второй ее том, посвященный культурной эволюции. Весной 1991 г. прошло экологическое совещание в Кириллове, на котором была сделана попытка реализовать взвешенный подход к разным сторонам экологии человека и создать какую-то более или менее общую схему ее внутренней структуры, но она лишний раз продемонстрировала сложность проблемы и разнообразие точек зрения.

В чем же дело и почему очертить содержание экологии человека оказывается столь сложным? Причина единственная ответ на вопрос заключается в двойственной природе самого человека и в какой-то мере проистекающей из этого двойственной природе человечества. О двойственной природе человека биологической и социальной, биосоциальной, социально-биологической написаны горы томов, но среди писавших и пишущих нет единства, как нет единства и в оценке и наименовании процесса, который привел к формированию современного человечества, был то антропогенез или антропосоциогенез. И на эту неопределенность есть свои причины, обусловленные спецификой человечества в сравнении со всеми другими видовыми совокупностями животных. Начиная с Т. Добжанского, репродуктивный барьер считается одним из основных физиологических признаков вида. Можно ли думать, что между современными людьми и неандертальцами имел место этот самый генетический барьер? Наличие морфлогически переходных форм, заведомое сосуществование неандертальцев и современных людей на протяжении нескольких тысячелетий, встречаемость в пространстве говорят скорее против репродуктивной изоляции. Если же она не имела места, то, следовательно, обе формы принадлежали одному виду, как и считает сейчас западно- европейская и американская наука, или во всяком случае не были типичными видами. Если это был один вид, то он был какой-то странный, интенсивно эволюционировавший во времени, вид, далекий от мономорфности, в пределах которого входящие в него популяции относились к разным ступеням эволюционного развития. А морфологические различия между расами они очень масштабны при сравнении с различиями локальных форм внутри других видов. А панойкуменное расселение пожалуй, только вошь может сравниться в этом отношении с человеком, но она расселилась вместе с ним. Все сказанное демонстрирует порядочную специфичность современного человечества, на закономерности развития которого нельзя смотреть, как мы смотрели на закономерности развития грибов, бабочек, сельдей, крокодилов и белых медведей.

Это тривиальное утверждение не вызывает ни малейших сомнений само по себе, ясно, что социум не есть хронологическое и территориальное пространство других видов, что общество управляется социальными закономерностями, но далее начинаются противоречия и разночтения: что понимать под социальными закономерностями, сколько по-настоящему фундаментальных факторов управляет развитием и функционированием общества, каковы границы действия этих факторов на общественное поведение отдельной личности, какова взаимная роль в историческом процессе так называемой толпы и так называемых героев, справедлив ли марксистский тезис о зависимости надстройки от базиса и исчерпывают ли эти структуры всю историческую действительность, какую роль в истории играла и играет психология народных масс все эти и другие вопросы до сих пор составляют предметное поле исторических исследований разных исторических школ и разных направлений.

На первый взгляд отклоняясь от темы, но на самом деле ближе пытаясь подойти к ее решению, хотелось бы выделить две предметные сферы исторического исследования, которые до сих пор не осознавались как самостоятельные и рассматривались в едином потоке исторического процесса, историю событий и историю прогресса, понимаемого в самом широком смысле слова, включая не только технические нововведения, но и достижения мысли. Под событием в данном контексте подразумеваются любые действия групп людей или действия отдельной личности, имевшие общественный резонанс. Совершенно очевидно, что в этой сфере, в истории событий, роль личности громадна, что бы ни писалось об обусловленности действий личности общественными отношениями и общественной средой в целом, субъективные свойства людей, занимавших ключевые позиции в разных обществах и стоявших во главе общественных движений, во многом предопределяли последовательность и характер событий и ход истории. Именно этим, надо полагать, объясняется огромное место, занимаемое биографическим жанром в исторической литературе, даже в тех исторических сочинениях, авторы которых заведомо смотрят на исторических деятелей только как на выразителей массового сознания, будь то марксистская, агностическая или социально-психологическая и демографическая точки зрения.

Не то история прогресса, медленного движения всех форм человеческой культуры, начиная с технических средств, того, что Маркс и Энгельс называли производительными силами, и кончая накоплением знаний. Разумеется, и в этом случае личностный момент играет свою роль многие выдающиеся научные и технические открытия, культурные достижения связаны с конкретными именами, но много ли таких имен, особенно в ранней истории человечества: знаем ли мы, кто впервые изобрел колесо, где впервые научились доить коз, кому первому пришло в голову проложить дорогу между двумя селениями, как научились люди печь хлеб и делать вино, сколько бесплодных попыток было проделано, пока загорелся первый горн, кто изобрел топор и молоток и т.д. Да и в поздние эпохи истории человечества чем ближе к современности, тем больше любой прогресс или заметный шаг в расширении знаний связаны с коллективными усилиями, а в нашем веке это стало правилом. Никакой первооткрыватель, как бы гениален он ни был, не может перешагнуть через достигнутый на определенный отрезок времени уровень технических достижений и традиционную логику, каждое открытие в науке и технике постепенно подготавливается предшествующим развитием, и только в сочинениях Карлейля гении выглядят не имеющими корней инопланетянами. Поэтому объективное влияние любой самой даровитой личности, так сказать героя, на ускорение прогресса неизмеримо меньше, чем на череду событий. Отсюда и необходима дифференцированная оценка роли личности в мировой истории: в разных сферах она разная и несопоставима по масштабу, когда речь идет о поступательном движении вперед в целом и о событийном компоненте исторического процесса.

Уже этот небольшой экскурс в обсуждение роли ведущих участников исторического процесса лидеров и народных масс показал специфику социальной жизни человечества в сравнении с коллективной жизнью животных и в данном отношении является красноречивым фактом, демонстрируя все же ограниченный эвристический потенциал социобиологии. В то же время он важен и в том отношении, что применительно к нашей теме позволяет сразу же ответить на вопрос о наиболее фундаментально действующем историческом факторе в системе "природа - общество": этим фактором являются не отдельные лидеры, а народные массы, именно они определяют весь спектр влияния общества на природу и аккумулируют природные импульсы, будь то стихийные бедствия, стабильное давление среды на человеческие популяции, антропогенно благоприятные сочетания природных условий или резкие и скачкообразные их изменения. Разные формы взаимодействия общества и природы и их динамика относятся к одним из главных составляющих человеческого прогресса, отдельные события человеческой истории, хотя и оказывают на них в отдельных случаях заметное воздействие, но оно не является ни направленным, ни сколько-нибудь длительным. Поэтому вся сфера человеческой экологии, а именно к ней и относится проблема, сформулированная в заглавии статьи, в той мере, в какой эта сфера включает в себя историческую тематику, имеет дело с массовыми генерализованными характеристиками, в ней нет места героям и потому она безымянна, Имена и фамилии героев заменены в ней названиями археологических и других культур, народов, разнообразных общественных групп разных эпох. За каждым из этих названий стоит совокупность людей, но их деятельность и общественное поведение характеризуются суммарно, чтобы их можно было сопоставить с генерализованными же оценками природных процессов.

Из сказанного вытекает, что совокупность человеческих популяций во всех их природообусловленных проявлениях и воздействиях на природу есть безусловно предмет экологии человека. Природа в той мере, в какой она влияет на человеческое общество, тоже должна рассматриваться в антропоэкологических параметрах. Однако, кроме этих двух существенных компонентов антропоэкологического знания, есть еще один, который занимает особое место: речь идет о биологии человеческих популяций, которая хотя и связана с их социальной жизнью, но ведет себя самостоятельно по отношению к средовому фактору. В то же время сама по себе биология не участвует в антропогенном воздействии на природу, ее влияние идет через общественные действия людей, а не через их биологические свойства. Однако, будучи нейтральными по отношению к изменениям географической среды, эти биологические свойства сами подвергаются ее влиянию, их локальные изменчивость и эволюция, как показывают многочисленные антропологические исследования, обусловлены процессами биологической адаптации, идущими при интенсивном участии естественного отбора. Иными словами, триединство "человеческая культура человеческая биология географическая среда", включая биотическую, т.е. природа в широком смысле слова, объединены в систему (изучение которой и составляет основной предмет экологии человека с точки зрения автора) несимметричными связями. Подсистемы "человеческая культура - человеческая биология и человеческая культура - природная среда" объединены двусторонними связями, тогда как внутри подсистемы "человеческая биология - природная среда" связь односторонняя и идет, как только что было отмечено, от среды к биологии, а не наоборот.