8.2. Сумма антропогенных воздействий на среду жизни

В рамках этой связи концентрируется вся сумма антропогенных воздействий на среду жизни, т.е., говоря более современным языком, совокупность функциональных проявлений культуры применительно к природной среде. Богатство антропогенных воздействий целесообразно оценивать, пользуясь той же схемой подразделения компонентов природной среды и культуры, которая была использована в предыдущем случае, но рассматривая теперь уже не влияние компонентов среды на компоненты культуры, а наоборот.

Влияние потребляющего хозяйства на состояние минеральных ресурсов крайне ограниченно, хотя и зависит от него в развитии своей технической базы. Однако сбор кремня и других видов камня на местах их поверхностных выходов ни в коей мере не затрагивает объема их естественных запасов и лишь в малой степени, ничтожно малой в сопоставлении с масштабом природных процессов влияет на их перераспределение на земной поверхности. Употребляя язык современной геохимии, можно сказать, что, разумеется, геохимическая миграция имела место в данном случае^, но интенсивность этой миграции была столь слаба, что практически она никак не могла повлиять на ход обменных процессов в биосфере. Таким образом, сам факт изготовления орудий из природных материалов сам по себе не стал заметным явлением в динамике, как любил выражаться В. И. Вернадский, мертвой природы и не привел к сколько-нибудь заметному изменению состояния минеральных ресурсов и естественных биогеоценозов.

Не сильнее влияние потребляющего хозяйства на растительный покров планеты. Даже интенсивное собирательство сохраняет естественные фитоценозы, не разрушая их, а применительно к эпохе производящего хозяйства вряд ли можно говорить об особо интенсивном собирательстве из-за малой численности человечества и небольшого значения, которое имело обеспечение человеческого организма растительной пищей, всегда игравшей вспомогательную роль, особенно в экстремально суровых условиях среды". Поэтому можно с достаточным основанием считать, что динамика растительной среды совсем не зависела или в крайнем случае мало зависела от жизнедеятельности людей.

Основой экономики потребляющего хозяйства была, как известно, охота в разных ее формах, начиная с охоты в узком смысле слова и кончая рыболовством и сбором других видов белковой пищи, например моллюсков в прибрежных морских зонах. Рыболовство при низком уровне развития технологии не могло существенным образом менять естественных зооценозов, то же можно сказать и о прибрежном сборе моллюсков. Не то охота некоторые палеолитические стоянки, относящиеся даже к нижнему палеолиту, тем более верхнепалеолитические, дают нам впечатляющую картину палеолитической охоты, сохраняя в культурном слое костные остатки сотен и тысяч особей крупных млекопитающих. Многие авторы совершенно недвусмысленно ставят в связь с результативностью палеолитической охоты исчезновение крупных млекопитающих к концу плейстоцена^. С этим же связываются часто и переход к мезолиту, к охоте на мелких животных и развитие микролитической вкладышевой техники, хотя при переходе к мезолиту основную роль сыграл, наверное, комплекс причин, включающих и внутренние тенденции развития, в том числе и технологического, общества^. Но охота и в эпоху мезолита, развившись до специализированных форм, нацеленных на добычу тех или иных видов животных, продолжала играть решающую роль в обеспечении первобытных человеческих коллективов белковой пищей, т.е. это был главный источник белка для человека на протяжении не только плейстоцена, но и раннего голоцена.

В археозоологической, палеогеографической и палеонтологической литературе неоднократно и многосторонне обсуждались судьба отдельных групп млекопитающих и темпы их исчезновения. Но абсолютно неизученной остаются экологическая и этологическая ситуация, которая образовывалась при исчезновении тех или иных видов, изменения во внутривидовых отношениях, как и изменения в структуре пищевых цепей, что не могло не менять направления действия естественного отбора, а вслед за этим и направления эволюции, ее ускорения или замедления. Все это проблемы для дальнейших комплексных исследований, которые только и смогут вскрыть перед нами сложность процесса развития четвертичной и раннеголоценовой фауны и путей воздействия на нее человека, но сам факт исключительной, может быть, даже решающей роли охоты в этом процессе уже и сейчас не может вызывать никаких сомнений.

Каково влияние потребляющего хозяйства на ландшафт? Казалось бы, позитивный ответ на вопрос о влиянии охоты на состояние фауны, которая является компонентом ландшафта, сам по себе должен провоцировать позитивный ответ и на только что заданный вопрос. Однако подобная логика была бы и формальной, и слишком прямолинейной. Не следует забывать, что фауна, особенно фауна крупных млекопитающих, а они и были основными объектами охоты, составляет как бы вторичный компонент ландшафта, образовавшийся в ходе эволюции, адаптивный к другим его компонентам геоморфологической среде, климату, растительному покрову. На все эти первичные ландшафтные компоненты охота никогда не влияла и принципиально не может влиять. Интенсивная охота на протяжении палеолита и мезолита не могла затрагивать поведенческих реакций животных и способствовать их направленным изменениям, но мы никогда не получим прямых данных, которые помогли бы объективно реконструировать эти изменения. И нельзя забывать, что вся сфера поведения млекопитающих далека от ландшафтных характеристик, и если и испытывает их воздействия, то сама никак не влияет на них.

Переходя к животноводству, мы сталкиваемся с гораздо более действенным влиянием на компоненты географической среды, чем при потребляющем хозяйстве. Процесс приручения всей совокупности видов домашних животных растянулся на несколько тысячелетий, но если рассматривать эти несколько тысячелетий в хронологических рамках мировой истории, то данный процесс сравнительно кратковременный эпизод, имевший тем не менее колоссальные историкокультурные и экономические последствия". Последствия эти, как мне представляется, не захватили сферу минерального сырья при животноводческом хозяйстве оно не стало разрабатываться активнее, чем это делали палеолитические охотники, но влияние на растительный покров при животноводстве усилилось во много раз. Концентрация домашних животных в стада требовала больших пастбищных угодий и приводила к серьезным нарушениям естественного травяного покрова, заготовка кормов при стойловом содержании еще усиливала эти нарушения. В процессах доместикации и разведения домашних животных сужались, а часто и разрушались естественные фитоценозы и все большая часть растительного покрова планеты попадала под влияние культуры. Фактически с появлением животноводства появился первый мощный фактор воздействия культуры на растительный мир планеты, который до того оставался, как уже говорилось, независимым в своей динамике от каких-либо антропогенных влияний.

Не менее сильные изменения стал переживать с возникновением животноводства животный мир планеты. Мало того, что все животноводство с самого начала развивалось на основе разведения тех видов, которые зафиксированы в диком состоянии и лишь потом в ходе селекции видоизменились", интереснее другое возникновение в ходе приспособления к культуре и вследствие ее насильственного принуди- тельного воздействия принципиально новых поведенческих стереотипов, в процессе формирования и динамики которых появилось новое качественное состояние животного мира планеты домашняя фауна. С самого начала ее формирования она стала оказывать значительное влияние на дикую фауну, причем можно предполагать, что это влияние было особенно интенсивным на ранних этапах одомашнивания ввиду близости, поведенческой и морфофизиологической, диких и одомашниваемых форм. Происходили вмешательство в жизнедеятельность естественных биогеоценозов, заканчивавшееся иногда даже разрушением естественных экологических ниш, скрещивание диких и полуодомашненных форм, создававшее поведенчески не очень жизненностойких в условиях дикого проживания гибридов. Отдельные виды прирученных животных вроде собаки играли значительную роль в интенсификации охоты и способствовали усилению влияния человеческой деятельности на состояние животного мира. Нельзя сбрасывать со счетов и роль охоты, о которой говорилось выше: с развитием животноводства ее масштабы сократились, но не уменьшились настолько, чтобы не влиять на численность промысловых животных и птиц. А с развитием спортивной охоты уже в эпоху древнейших государств численность истреблявшейся добычи даже возросла. Одним словом, животноводство как тип хозяйства есть мощный путь воздействия культуры на природу, в частности на динамику животного мира, и оно представляет собою одну из сторон антропического фактора в развитии природной среды человеческих коллективов в целом, биосферы в частности.

Животноводство затронуло и ландшафт. Стадные животные требовали с самого начала своего разведения обширных выпасов, а значит, в идеале учета динамики травостоев и оценки объема их продуктивности. Но использование пастбищ во многих случаях оставалось хищническим, а это, в свою очередь, вело к их деградации и эрозии почвы. Животные протаптывали широкие полосы по пути следования, особенно в направлении водопоев, что также нарушало травостой, обгрызали листву деревьев, уничтожая молодую поросль деревьев и кустарников. Интенсивное животноводство приводило к необходимости искать естественные источники воды и создавать искусственные, т.е. рыть колодцы. Движение многочисленных групп животных при перекочевках создавало направленные пути миграции микроэлементов. Ландшафт изменялся при этом не только в своих внешних, но и в глубинных фундаментальных характеристиках. Таким образом, влияние животноводства на характеристики ландшафта можно считать достаточно фундаментальным, и следует непременно учитывать его при палеогеографических реконструкциях.

Оценивая с приведенных точек зрения переход к эпохе металлов, их добычу и обработку, следует подчеркнить сразу же их значение в изменении естественного минералогического и геохимичекого состояния поверхностного слоя земли. Выбирание руд процесс интенсивный, и он не мог не нарушать естественного баланса минеральных запасов. В.И. Вернадский писал о человеческой деятельности как о геологической силе", А.Е. Ферсман о техногенезе^, оба исследователя имели в виду в первую очередь плавку руд и горный выработки. Разумеется, шахты и рудники, выбросы шлаков меняют растительный покров в пределах каких-то микроучастков, оказывают они, наверное, влияние и на деятельность грызунов в пределах этих микроучастков, но применительно к растительному покрову и животному миру в целом влияние это можно считать очень малым, особенно на ранних этапах, шахты и рудники, отвалы породы сами по себе новые элементы ландшафтной панорамы, поэтому будет правильным утверждать, что ландшафт подвергается антропогенному воздействию и через металлургическое производство, начиная с самых первых шагов его развития.

Из сказанного ясно, что из 16 реально возможных связей реализуются лишь девять, что составляет 57,25%, т.е. в полтора раза меньше, чем в случае оценки силы влияния среды на культуру. Это соотношение лишний раз показывает, сколь сильно недооценивается природный компонент в формировании культуры, особенно на ранних этапах ее развития, и как, находясь в рамках традиционных представлений, мы переоцениваем силу и масштабы антропогенных воздействий. Археология и в этом случае, как это было отмечено при рассмотрении связи 1, служит основным поставщиком данных и конкретных наблюдений, на которые можно опираться при построении теоретической картины. Но археологический материал дает столь богатую информацию только тогда, когда должным образом организовано его изучение, что и вызвало формирование в рамках археологии практически самостоятельных субдисциплин археозоологии", археоботаники^, ландшафтной палеогеографии^. Их интенсивное развитие в настоящее время не только значительно расширило фронт археологических работ, но и обогащает нас непрерывно принципиально новой информацией, которая и позволяет ставить и обсуждать палеоэкологические проблемы.