Глава 11 - 1925–1927 Строить третью больницу!

И вот в этот полный драматизма момент, когда сам Швейцер и его коллектив предельно измотаны, когда пациенты выходят из-под врачебного и вообще из-под всякого контроля и гибнут, Швейцер принимает, казалось бы, парадоксальное решение: строить новую больницу. Это один из узловых моментов в его и его помощников Служении.

Швейцер обращается к тем людям, которые поддерживают жизнь больницы. «Нам предстоит тяжёлая работа. Если бы только наши европейские друзья могли знать, что мы исполняем её с радостью, как это и нужно, как того требует дело! Если бы они могли также знать, как глубоко мы признательны им за то, что они так поняли наши нужды, и за всю ту помощь, которую они так трогательно нам оказали! Исполненные доверия к ним, набираемся мы сейчас мужества и решаемся предпринять всё необходимое для того, чтобы по-настоящему победить в этой несчастной стране страдание и горе» [6, c. 202].

Больничный городок, решает он, будет построен на новом месте, вдали от старого, и там он сможет построить и изолятор, и специальный корпус для умалишенных, и всё, что позволит более эффективно лечить больных; а также жилища для персонала. Необходимо также организовать рядом с больницей плантацию для производства продуктов питания.

Швейцер находит подходящее место в трёх километрах выше по течению Огове на холме Адолинонго (в переводе – «тот, кто наблюдает за племенами», там когда-то жил туземный король племени галоа); он получает у колониальных властей разрешение на аренду семнадцати гектаров земли. После этого он объявляет своим европейским помощникам о новой перспективе. «Вначале они не могут прийти в себя от изумления. Потом оно сменяется ликованием. Уговаривать их не приходится. Они уже давно, как и я, убеждены в необходимости переезда на новое место. Не можем себе представить, как со всем этим справимся. В изумлении взирают на нас негры. К такой бурной жестикуляции и шумным разговорам между нами они не привыкли.

А я думаю о той жертве, которую во имя перемещения больницы должны будут принести моя жена и маленькая дочь. Они ждут, что в конце зимы я к ним вернусь. Теперь же в Европу я смогу попасть не раньше начала следующей зимы. Строительство требует моего присутствия. Для закладки больницы строителям нужен мой опыт. Когда бараки будут уже подведены под крышу, руководство внутренними работами могут взять на себя другие» [6, с. 203].

Кроме всех тягот по очистке нового участка от леса и кустарника, по освоению заболоченных мест, по вспашке плантации под посадки маиса, когда с большим трудом мобилизуются все, в том числе и выздоравливающие больные и их родственники, много тревог и лишений приносит исчерпывание продуктов питания и угроза голода. Швейцер заказал из Европы неочищенный рис; ему хорошо известно, что только он содержит необходимые витамины, но приходят пароход за пароходом, а риса всё нет. А голод уже подошёл вплотную.

Швейцер организует работы по расчистке участка под строительство. Использует для этого всех способных к труду больных, назначает им поощрения в виде полного, не урезанного, как для остальных, рациона питания, и выдаёт талоны на получение подарков – одеял, ножей и других необходимых туземцам вещей. Помогающие строить выздоравливающие пациенты и их родственники, ежедневно числом обычно около пятнадцати, доставляют персоналу больницы много хлопот. Сначала их трудно поднять на работу и усадить в каноэ, чтобы плыть к месту строительства, а потом за ними надо наблюдать, потому что «предоставленные самим себе, эти люди чаще всего не ударят палец о палец» [6, с. 203]. А нужно ещё проследить за тем, чтобы они, как и врачи и сёстры, вовремя укрылись в помещениях и не заболели малярией от укусов москитов, которые появляются с наступлением темноты. И нужно ещё следить, чтобы они (и все белые тоже) успели укрыться от торнадо - так называются в тех местах внезапно налетающие бури, сопровождающиеся ливневыми дождями. Нельзя допускать, чтобы туземцы промокали, от этого они быстро заболевают малярией. Кроме того, плавать многие из них не умеют, и если буря перевернёт лодку, то они почти наверняка утонут.

Строительство в тех специфических условиях всегда чрезвычайно трудно. Пользуясь компасом, Швейцер с помощниками прорубал тропинки в лесу, чтобы разметить контуры стройплощадки. По пути попадались болота, и на этих участках в топь забивались жерди. «А когда мы натыкаемся на заросли кустарника, в котором живут наводящие на всех страх красные муравьи, то белые и негры соревнуются в том, кто быстрее сумеет от них убежать. Муравьи эти укрываются в ветках кустов и целыми кучами валятся на того, кто вторгается в их владения» [6, с. 203].

Деревья Швейцер бережёт. На будущей больничной территории – для защиты от солнца. И везде, где только возможно, он оставляет деревья нетронутыми. На участках, намечаемых под плантации, деревья, кроме масличных пальм, приходится сваливать. Деревья в джунглях огромные, и требуется труд артели из нескольких человек, чтобы за несколько дней свалить одно дерево. Всё, что оказывается им по силам, распиливают на дрова. Самые толстые стволы остаются лежать. Из земли торчат огромные пни. Посадки будут производиться между ними и стволами на доступных участках. Приходится затрачивать много труда на освобождение оставшихся на плантации масличных пальм от лиан.

В районе, откуда в больницу стекаются больные, продолжается эпидемия дизентерии. Это, кроме гибели самих больных этой болезнью, ведёт к заражению других пациентов, что предотвращать очень трудно. Как обычно, приходится делать много хирургических операций – грыжи, слоновая болезнь; бывают и травмы. А на строительстве свои большие сложности.

Швейцер решил строить в этот раз более прочные и долговечные сооружения, используя рифлёное железо. Именно тогда он получил титул «господин рифлёное железо». Им покрывают стены больничных бараков. Крыши делаются двойными: внутренняя – обычная, из бамбуково-лиственной «черепицы», поверх неё – из рифлёного железа. Между ними – продуваемый воздушный промежуток. Открытая для ветров и непогоды лиственная крыша недолговечна, через два-три года начинает продырявливаться и требует частого ремонта, отвлекая медицинский персонал больницы от лечения. С этим Швейцер решил покончить.

Бараки будут поставлены на сваи, что обычно для этих мест. Сваи дают возможность исключить работы по выравниванию площадок и защищают находящиеся близко к берегу строения от разливов воды. Для свай подходят только деревья твёрдых пород, которые не могут прогрызть термиты и которые устойчивы к действию влаги. Швейцер с помощью туземца из числа своих друзей находит на доступном расстоянии участок джунглей, где растут подходящие деревья. Он находится на небольшой горной речке – притоке Огове. Надо спешить со сплавом, пока речка не обмелела. Всю операцию по доставке стволов берёт на себя доктор Нессман. В январе 1926 года он за несколько плаваний с помощниками привозит около 400 стволов.

Теперь их надо обжечь для придания прочности. И это вынужден взять на себя сам Швейцер. Он придумывает технологию обжига, руководит работами туземцев и непосредственно в ней участвует. На обжиг уходит около трёх недель. Далее следует очень непростая операция транспортировки свай на строительную площадку. Переноску двух-трёхметровых свай диаметром до 30 сантиметров могут осилить только 6-8 мужчин. Вот тут-то и начинается самое интересное. Туземцы пыхтя несут груз, еле удерживая его, и очень насторожены. Они знают, что любой из них способен, не говоря ни слова, бросить непосильную тяжесть и отскочить от неё. Поэтому, как только кому-то из них кажется, что один из грузчиков сделал подозрительное движение, он тут же бросает груз и отскакивает в сторону с целью своей безопасности. Он знает, что оставшиеся грузчики могут не выдержать нагрузки, бревно упадёт и отдавит ему ноги.

Швейцеру стоит большого труда приучить своих помощников не бросать бревно, слушать его команду и опускать сначала один конец тяжёлой сваи на землю, а затем медленно клонить к земле другой! За каждое подозрительное вздрагивание он штрафует виновного – лишает его одного талона на право получения подарка (чтобы получить подарок, нужно накопить несколько талонов). Сам он берётся за тот конец, который последним должен быть опущен на землю. «Чего стоит мне уберечь моих подопечных от несчастного случая, может понять только тот, кому приходилось работать с туземцами» [6, с. 215].

Но, несмотря на все трудности, строительство больницы продвигается, и скоро она начинает напоминать небольшую деревню из трёх рядов прочных хижин. В ней уже есть специальный дом для больных европейцев, дома для персонала. В декабре 1926 года в новую больницу переводят часть больных. А в конце января нового года происходит основной переезд.

«Вечером я еду в последний рейс и привожу оставшихся больных, среди которых есть и психические. Ведут они себя очень спокойно. Им уже рассказали, что в новой больнице они будут жить в палатах с деревянным полом. <…> До сих пор они жили в помещениях с земляным полом, где было сыро. Никогда не забыть мне первый вечер, проведенный в новой больнице. От всех разложенных костров, из-под всех москитников раздаются крики: “Какая славная у нас хижина, доктор, какая славная хижина!”

В первый раз с тех пор, как я живу в Африке, мои больные оказались в человеческих условиях. Сколько я выстрадал за эти годы, когда мне приходилось втискивать их в тёмные и душные помещения! Всей душой благодарю я Бога за то, что он послал мне такую радость. С глубоким волнением благодарю я друзей моего дела, живущих в Европе. Полагаясь на их помощь, отважился я перевести больницу на новое место и заменить бамбуковые хижины бараками из рифлёного железа» [6, c.237].

Территорию огораживают изгородью в полкилометра длиной. Эта работа выполняется, чтобы разводимые в больнице козы не уходили в лес. Там они стали бы добычей леопардов.

Через полгода Швейцер получает возможность уехать. Вместе с ним уезжает на отдых после трёхлетней работы Матильда Коттман и сестра врача Лаутербурга Марта.

Швейцер записывает: «29 июля мы отплываем. Медленно отходит наш пароход из залитой солнцем бухты. Вместе с моими верными помощницами гляжу я на исчезающий вдали берег. Я всё ещё никак не могу представить себе, что я уже больше не в больнице. Передо мной снова встают все нужды её и вся работа последних трёх лет. Охваченный глубоким волнением, мысленно я благодарю моих помощников и помощниц, разделявших со мной все лишения и работу, а также моих покровителей и друзей в Европе, которые доверили мне здесь дело милосердия. Чувство, овладевающее мною сейчас, это не радость от успеха, которого я достиг. Я смущён. Я спрашиваю себя, чем я заслужил право совершить это дело и, совершая его, добиться успеха. И я снова и снова печалюсь, что на какое-то время приходится прерывать эту работу и расставаться с Африкой, которая стала мне второй родиной.

В сознании у меня никак не укладывается, что я теперь на целые месяцы оставляю моих негров. Как нежно привязываешься к ним, несмотря на то, что на них приходится затрачивать столько сил! Сколько прекрасных черт открывается в них, если только различные сумасбродства, которые совершают эти дети природы, не помешают тебе в каждом из них разглядеть человека! С какой полнотой раскрываются они перед нами, когда у нас хватает терпения и любви на то, чтобы в них вникать!» [6, с. 241-242].

Строят дом с двойной крышей

В Европе в 1927 году