Глава 6 - 1913-1917 Первая больница

В первый же день Швейцер столкнулся с «ненадёжностью негров». Так живущие в Африке белые называли тогда слишком хорошо знакомую нам сегодня в нашей, совсем не негритянской, среде, необязательность[5]: переводчик из племени пангве Нзенг, с которым миссия заранее договорилась, вовремя не приехал к Швейцеру. Он появился только через месяц.

А больные валом повалили сразу, несмотря на сделанное заранее объявление, что приём начнётся через три недели. Никакого тебе периода акклиматизации. Даже ящики с лекарствами ещё не были распакованы. Родственники приносят больных на носилках через джунгли или привозят на каноэ по реке, иные добираются сами. Все они нуждаются в помощи, часто экстренной. И Швейцер начал приём. Сначала перед своим домом на беспощадном солнцепёке, а когда делалось невмоготу или начинался дождь — на тесной веранде. Больничного помещения нет никакого. Под него наскоро пришлось оборудовать старый курятник предыдущего миссионера — маленькое строение без окон и с дырами в крыше, через которые палило солнце, так что Швейцеру приходилось делать операции в традиционном для европейцев тепло- и солнцезащитном пробковом шлеме. Иначе — солнечный удар: солнце в тех местах жжёт так, что пройти всего лишь несколько метров с непокрытой головой смертельно опасно.

В Африке приходилось не расставаться с пробковым шлемом, спасающим от тропического солнца 

Скоро Швейцер находит среди пациентов первого помощника — негра из племени галоа, выделявшегося в среде собратьев своим смышлёным видом. Жозеф Азовани хорошо говорит по-французски, немного и по-английски, знает восемь местных наречий и владеет искусством синхронного перевода. Раньше он служил поваром, и Швейцер берёт его сразу на три должности — переводчика, повара и лекарского помощника. А в самый первый период помощник только один — Элен. Она готовит инструменты к операции и ассистирует как медсестра. Она приводит в порядок перевязочные материалы и больничное бельё. Она одновременно и домохозяйка.

Врачебный приём длится от половины девятого до половины первого. После этого помощник объявляет, что доктор идёт завтракать. Туземцы, ждущие своей очереди, понимающе кивают головами, и Швейцер уходит. Он возвращается в два часа дня и принимает больных до шести. Такое расписание с небольшими вариациями сохранялось во всё время работы больницы.

С самого начала Швейцер предельно продуктивно решил задачу ролевых отношений с туземцами. Кто он своим чернокожим пациентам? Он им не начальник, а брат, но брат старший. Таким образом, применившись к понятиям туземцев, Швейцер поставил себя перед ними как их учитель. Это, по местным нравам, обеспечивало ему уважение и добровольное подчинение. Такому представлению себя предшествовало размышление: «Я должен показать негру[6], что в каждом человеке уважаю его человеческое достоинство.

Я должен дать ему почувствовать эту мою убеждённость. Но главное, чтобы между ним и мной было духовное братство. Вопрос о том, в какой степени оно окажется выраженным в повседневном общении, следует решить, сообразуясь с обстоятельствами.

Негр – это тот же ребёнок. Если вы не пользуетесь авторитетом, вы ничего от него не добьётесь. Поэтому общение моё с ним я должен строить так, чтобы так или иначе проявился тот авторитет, который мне положено иметь» [6, с. 83].

В дальнейшем отношение Швейцера к туземцам более походило на отношение его собственного отца к своим детям, чем на поведение старшего брата. Но такая роль формировалась постепенно и совершенно естественно.

Старший брат и заботливый отец – это одно, но всё же решающую роль в уважении туземцев к Швейцеру и в его непререкаемом и непреходящем авторитете у них играла его высокая нравственность. Смотря на негров взглядом внимательного исследователя, Швейцер обнаружил, что именно по этому критерию примитивные по уровню цивилизованности туземцы оценивали всех белых. Он сделал вывод – негр решает вопрос отношения к белому безошибочным чутьём. Можно ли после этого считать туземцев примитивными по глубине их духовной жизни?

«Когда он обнаруживает в белом доброту, справедливость, правдивость, внутреннее достоинство – за тем внешним, которое определяется самими обстоятельствами, он склоняет перед ним голову и признаёт в нём наставника и господина; в тех случаях, когда он этого не находит, он, несмотря на всё свое послушание, остаётся в душе непокорным; он говорит себе: “Этот белый стоит не выше меня, потому что он нисколько не лучше, чем я”» [6, с. 85].

Эти выводы возникли у Швейцера спустя несколько месяцев после приезда, а пока что он, старший брат, озабочен и всецело поглощён текущей работой. Конвейер приёма больных не останавливается, а больницы-то ещё нет. Её нужно строить. И Швейцер днём лечит, а вечером строит. На строительстве он сначала работает землекопом. В первый день вместе с одолженными в католической миссии восемью рабочими он делает площадку под больницу на склоне холма. Но на следующий вечер рабочие, получив плату, перепились, и в третий день Швейцер работал уже только вдвоём с Жозефом. Нзенг успел уехать в отпуск и не вернуться вовремя, чем подтвердил свою «ненадёжность». К строительству первого больничного барака удаётся привлечь двух миссионеров-ремесленников из протестантской миссии. Они продолжили стройку, причём со вниманием относились к пожеланиям Швейцера по архитектуре строений. Швейцер стремился построить как можно более продуваемые и в то же время защищённые от москитов помещения. Наконец первый больничный барак готов.

«В бараке этом два помещения по четыре квадратных метра каждое; первое предназначено для приема больных, второе — операционная. К ним примыкают две боковые каморки, прикрытые выступами крыши. Одна служит аптекой, другая — стерилизационной. <…> С постройкой барака моя жена получает наконец возможность работать в полную силу. В курятнике едва хватало места для меня и Жозефа» [6, с. 43].

После этого строится барак-стационар размерами 13 на 6 метров, на 16 коек, причём часть работ выполняет сам Швейцер. Он вынужден дополнительно ещё и наблюдать за ходом работ. В его отсутствие негры не работают. Но Швейцер не соглашается с теми европейцами, которые говорят, что негры ленивы. Он записывает в дневнике: «Негр не ленив, но он человек вольный» [6, с. 73]. И в этом мнении сказывается не только бесспорно добрый глаз, но и рациональное мышление Швейцера. Он обращает внимание на случаи трудовой доблести негров, приводя в качестве примеров, как полтора десятка их почти непрерывно гребли в течение тридцати шести часов, чтобы доставить его к тяжёлому больному. И как они неделями превозмогают усталость и работают, подготавливая участки земли под посадки нужных им для выживания растений.

Очень быстро Швейцер понял, как, учитывая местные особенности, строить весь больничный быт.

В отличие от Европы, где допуск родственников к больному производится далеко не всегда и по строгим правилам, здесь надо разрешить постоянное их общение. Родственники поселялись рядом с больницей и имели возможность подойти к больному в любое время, чтобы поддержать его. И даже часто спали на земляном полу возле кровати своего больного родственника. Кроме того, больные могли покидать больницу в любое время по своему желанию [11, с. 59].

Одновременно Швейцер ввёл для пациентов и родственников простые неуклонно поддерживаемые правила [6, с. 27]: вблизи дома доктора плевать воспрещается; ожидающим приёма не разрешается громко между собой разговаривать; больные и сопровождающие их лица должны приносить с собой запас еды на целый день, потому что доктор не всех может принять утром; тот, кто без разрешения доктора проводит на пункте ночь, не будет получать лекарств; флаконы и жестяные коробочки из-под лекарств надо возвращать обратно (во влажном и жарком климате это было необходимо для сохранности препаратов, а взять ёмкости было неоткуда); приехавшему в больницу в середине месяца, когда пароход привозит и забирает почту, помощь гарантировалась лишь в неотложных случаях (доктор в это время пишет письма, чтобы получить лекарства). Каждое утро один из местных помощников доктора оглашал правила на языках галоа и пангве перед скоплением больных и их родственников, а те слушали и в знак понимания важно кивали. Этот инструктаж сопровождался настоятельной просьбой доктора повторять правила во всех деревнях, откуда приезжают больные.

Всех больных Швейцер нумерует, записывает под этими номерами в журнал со всеми необходимыми подробностями и вручает каждому круглую картонную бляху с номером на шнурке для ношения на шее. Вот и все истории болезней и вся регистратура. Бляхи негры тщательно хранят, считая их фетишами-амулетами. Они привыкли, что местные знахари раздают лечебные фетиши.

Болезней много, очень много. Есть тропические – сонная болезнь, переносимая разновидностью мухи цеце, проказа, распространены язвы на ногах и на теле и другие кожные заболевания, слоновая болезнь, много малярии, тропическая дизентерия; есть, кроме рака и аппендицита, и все европейские: болезни сердца и суставов; хирургических болезней очень много, особенно ущемлённой грыжи, от которой, лишённые медицинской помощи, люди обычно умирали. Распространены простудные заболевания, а также ревматизм, подагра, отравления, различного рода травмы. Туземцы часто отравляются никотином от неумеренного курения. Табачные листы им ввозят из Америки. Каждый такой лист служит мелкой разменной монетой при расчётах за лес. А водка?! Завозимая в Африку из Европы и, ещё более, из Северной Америки, она стала причиной неисчислимого ряда бедствий, физических и душевных. Маленькие дети в деревнях приучались пить водку вместе со взрослыми. Водка породила деградацию множеств людей, вымирание целых деревень и надолго преградила африканцам путь к культурной эволюции. Алкоголизация осложнила все болезни, которые и без того лежали на африканцах, лишённых квалифицированной медицинской помощи, тяжелейшим грузом. И когда Швейцер приехал в Африку, европейцы продолжали завозить туда тонны водки, расплачиваясь ею за ценнейшую древесину. А африканцы расплачивались за навязанный им алкоголизм своим здоровьем. Негры-знахари в большинстве случаев только ухудшали состояние больных.

«Нужда во врачах огромна. – У нас каждый чем-нибудь болен, – сказал мне на этих днях юноша-негр. – Эта страна пожирает своих людей, – заметил старик старейшина одной из соседних деревень…» [6, c. 30].

Вскоре после приезда Швейцер изобретает эффективное противочесоточное мыло, избавляя негров от жестоких страданий. Это, как он пишет, за какие-нибудь несколько недель прославило его на много километров вокруг.

К своим пациентам Швейцер относится крайне ответственно: «Сама работа, как бы трудна она ни была, всё же не лежала на мне таким бременем, как те тревоги и та ответственность, которые её сопровождали. К несчастью, я не принадлежу к числу медиков, наделённых жизнерадостностью, которая столь необходима при этом занятии, и потому я находился в постоянной тревоге за тяжёлых больных и за тех, кого пришлось оперировать. Напрасно старался я выработать в себе спокойствие характера, дающее врачу возможность, несмотря на всё его сочувствие страданиям пациента, управлять своей духовной и нервной энергией, как он захочет» [5, с. 170].

А природно-климатические условия работы в этой местности таковы, что служащие французской колониальной администрации в сорок семь лет здесь уходят на пенсию и с трудом доживают до шестидесяти. При том, что они каждый год уезжают на родину на 6-8 месяцев для поправки здоровья; больше года, редко двух, они в Африке не выдерживают. Швейцер выдерживал больше, в первые годы выдерживала и Элен.

В тот самый момент, в конце июля 1913 года, когда работать приходилось ещё в курятнике, а больных оказалось чрезвычайно много, и по этой причине кончались лекарства, Швейцер записывает в своём дневнике: «Но что значат все эти преходящие неприятности в сравнении с радостью, которую приносит работа в этих местах и возможность помогать людям! Пусть средства пока ещё весьма ограниченны — добиваюсь я ими многого. Уже во имя одной только радости видеть, как люди с гнойными язвами наконец перевязаны чистыми бинтами и не должны больше шагать израненными ногами по грязи, во имя одной этой радости стоило бы работать здесь!» [6, с. 30].

На другом берегу реки он строит хижину-изолятор для больных сонной болезнью, смертность от которой была в то время самой высокой.

Кроме лечебной работы, строительства и устройства всего быта больницы на новом месте в новых условиях ему ещё приходится время от времени разрешать и своеобразные судебные тяжбы между туземцами – палавры. Название «палавра» туземцы заимствовали у колонизаторов-португальцев. В переводе с португальского оно означает «слово».

Юридическое право у африканцев устное, но строго отработанное, основанное на их чувстве и понимании справедливости, на их этике. В роли судей на палаврах выступают вожди племён и старейшины деревень. А в больнице – Швейцер или его сотрудники. Участие в палаврах привело Швейцера к убеждению о «несокрушимом правосознании» негров, почти полностью утраченном европейцами. Так считали и европейские специалисты-правоведы.

Одну палавру Швейцер подробно описал [6, с. 365]. Обстоятельства, ей предшествовавшие, были таковы. Один из пациентов взял ночью без разрешения чужое каноэ и отправился ловить рыбу при лунном свете. Туземцы очень любят и рыбу, и рыбную ловлю. Другой пациент, владелец лодки, на рассвете захватил угонщика, когда тот возвращался нагруженный рыбой, и потребовал, чтобы тот заплатил ему за пользование лодкой и отдал весь улов. По существующим у туземцев «законам» он имел на это право. Угонщик с требованием не согласился, и оба туземца пришли к Швейцеру.

«Судья» начал с объявления спорящим, что на территории больницы действует не туземный закон, а закон, которого придерживаются белые. После этого Швейцер провёл краткое следствие и объяснил тяжущимся, что каждый из них был одновременно и прав, и неправ. «Ты прав, – сказал я владельцу каноэ, – потому что тот человек должен был попросить у тебя разрешения взять твою лодку. Но ты неправ, потому что оказался беспечным и ленивым. Беспечность твоя выразилась в том, что ты просто закрутил цепь твоего каноэ вокруг ствола пальмы, вместо того чтобы, как полагалось, запереть на замок. Беспечностью своей ты ввёл этого человека в соблазн поехать на твоей лодке. А лень твоя привела к тому, что в эту лунную ночь ты спал у себя в хижине, вместо того чтобы воспользоваться удобным случаем и половить рыбу. – Ты же, – сказал я, обратясь к другому, – виноват в том, что взял лодку, не спросив позволения её владельца. Но ты одновременно и прав – в том, что оказался не столь ленив, как он, и не захотел упустить лунной ночи, не воспользовавшись ею для рыбной ловли».

После этого Швейцер вынес непререкаемый приговор: угонщик лодки должен отдать одну треть улова за пользование лодкой её владельцу, вторую треть он может оставить себе, ибо затратил силы на ловлю рыбы. Оставшуюся треть он должен передать в больницу, так как дело происходило на её территории и самому доктору пришлось затратить время на разрешение их палавры.

При всей своей чрезвычайной перегруженности столь разнообразными делами Швейцер вечерами продолжал совершенствовать свое исполнительское мастерство, играя на пианино, приспособленном для пребывания в тропиках (с влагозащитным покрытием). Это пианино было подарено ему Парижским Баховским обществом, одним из основателей которого он был в 1904 году. Он разбирал хоральные прелюды Баха. Музыкальные занятия освежали его, придавали новые силы. Это происходило днём в обеденный перерыв и после шести часов вечера, когда вдруг сразу, как везде в тропиках, наступала темнота и рабочий день заканчивался. Швейцер заметил, что в Африке многие пьесы Баха для органа он научился «играть и проще, и проникновеннее, чем раньше» [6, с. 94]. После музыки он ещё читал и писал письма, много писем. А назавтра с шести часов утра — новый рабочий день.

Через год с небольшим работы в Африке произошёл эпизод, заслуживающий упоминания. К Швейцеру привезли негра, у которого ущемилась грыжа. Тот вопит от нестерпимой боли. Врач успокаивает его, говоря, что скоро он уснёт, а когда проснётся, то боли у него не будет. С помощью Элен и Жозефа начинается операция. Элен даёт больному наркоз. Когда пациент просыпается и обнаруживает, что боль прошла, он кричит, повторяя в изумлении: «У меня больше ничего не болит, у меня больше ничего не болит!» В порыве благодарности он ощупью находит руку врача и не отпускает её. Швейцер говорит освобождённому от боли человеку и его присутствовавшим при операции родственникам, что это господь наш Иисус попросил его и его жену приехать в эту местность, а их белые друзья в Европе дали им денег, чтобы они могли жить на Огове и лечить местных жителей. После этого негры начинают спрашивать, кто такие эти белые друзья и откуда они знают, что жители этих мест так болеют, так страдают и так нуждаются в помощи. «Сквозь ветви кофейного дерева в тёмную хижину заглядывают лучи африканского солнца. А в это время мы, негры и белые, сидим вместе и проникаемся значением слов “Все мы братья “. О, если бы мои щедрые европейские друзья могли быть с нами в один из таких часов!..» [6, с. 62].

В августе 1914 года началась первая мировая война, это «узаконенное людьми преступление», как вслед за Львом Толстым писал Альберт Швейцер. Чету Швейцер-Бреслау, германских подданных, находящихся на французской территории, французские колониальные власти «берут в плен» — в первый же день войны заключают под домашний арест. Приставляют к дому грозную охрану из четырёх солдат под командой унтер-офицера и не разрешают врачу вести приём больных.

В этой ситуации Швейцер решает, что пришла пора посвятить своё время философскому труду — исследованию о кризисе культуры. Эту работу он начал на рубеже веков. Он привёз в Африку книги, необходимые для её продолжения, и урывками занимался ею постоянно. Об этом — живописная запись в дневнике за 1915 год: «Несмотря на всю мою усталость и малокровие[7], мне каким-то чудом удаётся сохранить почти полную душевную свежесть. Если день был не очень напряжённым, то после ужина я провожу два часа за работой, посвящённой роли этики и культуры в истории человеческой мысли. Нужными книгами, помимо тех, что я привёз с собой, меня снабжает профессор Цюрихского университета Штроль. Работаю я в совершенно удивительных условиях. Стол мой стоит возле выходящей на веранду решётчатой двери, дабы, сидя за ним, можно было вволю испить освежающего вечернего ветерка. Лёгким шелестом своим пальмы вторят звучащей вокруг шумной музыке – стрекотанью сверчков и жерлянок. Из леса доносятся пронзительные зловещие крики. Карамба, мой верный пёс, тихонько ворчит, чтобы напомнить мне о своём присутствии. Под столом у моих ног лежит маленькая карликовая антилопа. В этом уединении я пытаюсь привести в порядок мысли, которые волнуют меня с 1900 года, – о том, как содействовать восстановлению нашей культуры. Уединение в девственном лесу, как мне отблагодарить тебя за то, чем ты для меня было!..» [6, c. 94].

Первоначально Швейцер хотел дать своему исследованию о культуре и этике название «Мы эпигоны[8]» и ограничиться анализом кризиса, который остановил развитие европейской культуры. Начавшаяся война привела его к мысли расширить свой замысел: разработать идеи и наметить путь, следуя которому можно преодолеть упадок культуры, привнести в переживающую кризис культуру нечто такое, чтобы возникла «более глубокая и живая этическая культура» [9, с. 337].

Основным виновником войны – внешней катастрофы, порождённой кризисом европейской культуры, — Швейцер считает национализм: «Что такое национализм? Неблагородный и доведенный до абсурда патриотизм, находящийся в таком же отношении к благородному и здоровому чувству любви к родине, как бредовая идея к нормальному убеждению» [8, с. 59]. Он обращается к немецкому философу XVIII — начала XIX века И.Г.Фихте, у которого «национальное чувство ставится под опеку разума, нравственности и культуры. Культ патриотизма, как таковой, должен считаться проявлением варварства, ибо таковым он обнаруживает себя в бессмысленных войнах, которые неизбежно влечёт за собой» [8, с. 60]. «В конечном счёте национализму было уже недостаточно в своей политике отвергать любую надежду на осуществление идеи культурного человечества. Провозглашая идею национальной культуры, он стал разрушать представление о самой культуре» [8, с. 62].

Но вот к Швейцеру, увлечённому работой, доносится шум и крик на одном из габонских наречий. Оказывается, на прием пришел старый габонец из племени пангве, которому Швейцер обещал оперировать грыжу. Теперь часовой, тоже чернокожий, гонит пациента, а тот кричит, что часовой сошёл с ума, раз он думает, что он командует Доктором Нгангой (европейцы произносили как «Оганга»). Так негры называли Швейцера, что в переводе с языка галоа означает «заклинатель», «человек, раздающий фетиши», колдун, знахарь, ведун, то есть практикующий тайновед, лицо, пользующееся абсолютным авторитетом [6, с. 355]. Подошли другие больные, и возник стихийный митинг. Люди возмущались, что у них отняли доктора из-за происходящей где-то в Европе войны. Страдающий от грыжи пахуан кричал, что белые очень плохие люди, раз они не платят за убитых на войне и даже не съедают их, а убивают просто так, из одной жестокости. Он обвинял воюющих европейцев в бессмысленных убийствах, ничем не оправданных в нормах этики рядового людоеда.

До этой войны туземцы, восприняв от миссионеров проповедь Христа, считали, что все белые – это одно племя, не воюющие между собой христиане, а тут они узнали, что это совсем не так. В тех местах тогда знали только межплеменные войны, гражданских не было.

В ноябре в результате протестов больных – и белых, и чёрных – и благодаря усилиям Видора в Париже, арест с супругов был снят, и приём больных возобновился. Преодолевая огромную усталость, Альберт и Элен продолжили свой труд, Альберт — весь день и половину ночи.

Габонцев начали забирать на войну, и однажды произошел эпизод, обнажающий степень сочувствия Швейцера несчастным африканцам. «Судно отошло под женский плач; дымок растаял вдали, и толпа стала расходиться, но на берегу на камне всё ещё сидела и плакала старая женщина, у которой увезли сына. Я взял её за руку и попытался утешить, но она продолжала плакать и словно не слышала моих слов. И вдруг я заметил, что плачу вместе с ней» [5, с. 201].

Ссылка на источник публикации: 

http://7iskusstv.com/2012/Nomer12/Abramov1.php
http://7iskusstv.com/2013/Nomer1/Abramov1.php

Материалы данного раздела

Фотогалерея

Художник Павлушин Виктор

Интересные ссылки

Коллекция экологических ссылок

Коллекция экологических ссылок

 

 

Другие статьи

Активность на сайте

сортировать по иконкам
2 года 16 недель назад
YВMIV YВMIV
YВMIV YВMIV аватар
Ядовитая река Белая

Смотрели: 288,265 |

Спасибо, ваш сайт очень полезный!

2 года 18 недель назад
Гость
Гость аватар
Ядовитая река Белая

Смотрели: 288,265 |

Thank you, your site is very useful!

2 года 18 недель назад
Гость
Гость аватар
Ядовитая река Белая

Смотрели: 288,265 |

Спасибо, ваш сайт очень полезный!

2 года 47 недель назад
Евгений Емельянов
Евгений Емельянов аватар
Ядовитая река Белая

Смотрели: 288,265 |

Возможно вас заинтересует информация на этом сайте https://chelyabinsk.trud1.ru/

2 года 18 недель назад
Гость
Гость аватар
Ситуация с эко-форумами в Бразилии

Смотрели: 8,271 |

Спасибо, ваш сайт очень полезный!