Глава 21 - Полвека больницы

Забота

Вылеченный Швейцером пеликан сопровождал его на прогулках

На территории больницы недалеко от реки

Гости охотно вовлекались в строительные дела

«Господин рифлёное железо» обдумывает планы на завтра

Акушер Альберт Швейцер

Дом Швейцера на территории больницы

В африканском кабинете, как всегда не один

За клавиорганом после дневных трудов

Закончилась ещё одна поездка в Европу

В 1963 году был подведен итог работы больницы Швейцера за пятьдесят лет. В том году число больных в стационаре часто достигало 560 человек. Это был целый больничный городок, очень своеобразный. Ежегодно в больницу обращалось в среднем около 5 тысяч больных, из них треть госпитализировалась. Постоянный штат состоял из европейцев: 5-7 врачей и 9-12 сестёр и сиделок, попутно ведущих больничное хозяйство, - и около 20-ти африканцев – помощников по всем больничным нуждам. В больнице действовала лаборатория, делающая анализы крови, мочи и т. д. В ней трудились прошедшие специальную подготовку местные жители. В лаборатории часто, по несколько месяцев в году, работала дочь Швейцера Рена Эккерт-Швейцер, специально для этого получившая в Европе квалификацию лаборанта.

Ежегодно в больнице рождалось 300-400 детей. Производилось много хирургических операций: в 1934 году 622 серьезные операции, в 1961 году – 802, в 1962 – 950. Смертность при операциях была необыкновенно низкой – 0,44%, то есть два случая на 450. Подсчёты смертности при операциях выполнили американские врачи Р.Голдуин и Р.Фридман и опубликовали результаты в специальном медицинском журнале в 1961 году. Операции проводились практически на всех органах, включая даже некоторые глазные. Сам Швейцер прекратил оперировать в 75 лет. В результате успешного лечения прокажённых в больнице Швейцера значительно снизилась их число в обширном районе вокруг Ламбарене.

Немалой характеристикой является то, что тяжёлых больных из габонской государственной больницы в Ламбарене многие годы везли в больницу Швейцера, к Швейцеру.

Медицинская помощь в больнице была, как правило, бесплатной. Плата за лечение допускалась добровольным трудом. Иногда, когда не хватало денег на лекарства, плата принималась у тех больных, которые могли её внести. Средства шли исключительно на нужды больницы. Когда трудоспособные пациенты и их родственники привлекались к строительным и другим работам, Швейцер тем или иным образом им платил. А нужда в средствах была почти постоянной. Наглядно это видно уже из того, что все годы бинты стирались и использовались для перевязок неоднократно.

Историю больницы можно живо себе представить через отношения Швейцера к своим помощникам. Основу этим отношениям давало необыкновенно развитое у Швейцера чувство благодарности. Это чувство он сознательно прививал и своим чернокожим пациентам: «Я постоянно напоминал им, что благодеяниями больницы они пользуются потому, что много людей в Европе пожертвовали деньги на её содержание; следовательно, теперь их долг – самим оказать больнице посильную помощь. Так я постепенно установил обычай, согласно которому в благодарность за лечение я получал подарки деньгами, бананами, домашней птицей или яйцами»[26, с. 86].

Хотя общая стоимость подарков, полностью идущих на нужды больницы, составляла лишь небольшую долю её бюджета, она была всё же существенной. И, что не менее важно, туземцы больше ценили больницу, получая медицинскую помощь не совсем даром. Таков закон психологии: мы любим тех и то, кому и чему оказываем помощь. Не потому ли родители любят своих детей больше, чем дети – родителей?

Некоторые из вылеченных туземцев, двигаясь чувством благодарности, становились лекарскими помощниками. Многие трудились на больничных плантациях. Похожим образом вели себя и белые пациенты. Выражая свою благодарность трудом, часто квалифицированным и очень на тот момент необходимым, или помощью строительными материалами, или какой-либо иной, они облегчали бремя трудов Швейцера и его приезжих сотрудников.

Эти самоотверженные люди отказывались от заработной платы или какого-либо жалованья. Швейцер проявлял всю возможную заботу о них, об улучшении условий их жизни. Он организовал осушение заболоченных земель, что оздоровило микроклимат вокруг больницы. Окна он оборудовал металлическими сетками, защищающими от москитов. Благодаря этим мерам европейские помощники могли продлевать своё непрерывное пребывание в Ламбарене до двух с половиной лет. Результатом была не только экономия средств на их поездки для отдыха в Европу, оплачиваемые из всегда напряжённого больничного бюджета, но и, главное, экономия здоровья сотрудников.

Первым, и многие годы ближайшим самоотверженным разносторонним помощником Швейцера была, как мы уже знаем, Элен Бреслау-Швейцер.

А первым на африканской земле был Жозеф Азовани (? – 1966). Он трудился не вполне бескорыстно. Он получал жалованье, но вдвое меньшее, чем до больницы, когда служил поваром в порту. Был он на местный манер изрядный франт, следил за модой. Швейцер с юмором описал, как однажды он пытался отговорить Жозефа от покупки в местной фактории залежалых и потрескавшихся, но «модных» лакированных чёрных ботинок, даже толкнул его под бок тайком от торговца. Тогда это удалось. Но на следующий день Жозеф всё же наведался в лавку и ботинки приобрёл, истратив на них всё своё жалованье. Когда Жозефу понадобились деньги, чтобы купить себе жену и одеть её по европейской моде, он, после тринадцати лет работы в больнице, оставил свой пост лекарского помощника и занялся торговлей лесом, где можно было больше заработать. Но был он безусловно незаурядный человек, преданный и добросовестный. И одарённый полиглот. Он неизменно с гордостью называл себя первым помощником доктора Альберта Швейцера. Швейцер поддерживал с Жозефом дружеские отношения при всех обстоятельствах.

Вторым африканским помощником был Базиль Аатомбогоньо. Он поступил на работу в 1913 году и оказал большую помощь Швейцеру в начальный период работы больницы как плотник, лекарский помощник и сапожник, кем он и был по своей профессии. Было у Швейцера много и других чернокожих помощников, которых он отметил в своей книге [6], но оставим их имена за пределами нашей повести, кроме упоминавшегося уже плотника Монензали. Он работал в больнице более 30 лет до своего 60-летия в 1954 году.

Общий вклад коренных местных жителей в больничную работу был значителен, что Швейцер отметил в 1955 году. «Среди нашего медицинского персонала двенадцать человек негров. Подготовили их мы сами. Двое или трое из них работают самостоятельно в лаборатории или ещё на какой-нибудь должности. Остальные помогают нашим прибывшим из Европы сиделкам. Старейшие из этих лекарских помощников работают у нас больше двадцати пяти лет. Примерно столько же времени здесь находятся и оба наших повара-негра.

Старейшие из лекарских помощников пользуются авторитетом среди молодых и оказывают нам немалую помощь в деле воспитания их и приобщения к больничной работе» [6, c.277].

Обратимся теперь к памяти приезжих помощников Швейцера, к их судьбам, используя его дневниковые записи [6, c. 220-277] и тексты А.М. Шадрина [6, примечания]. Так мы наполним живой интернациональной плотью жизнь больницы в контексте того времени и дополним в своём представлении образ самого Швейцера.

Нессман Виктор. Родился ок. 1900 г. в Эльзасе, в селе Вестхофен. Окончил медицинский факультет университета в Страсбурге. Работал в Ламбарене с середины октября 1924 до конца февраля 1926. Возвратился на родину, чтобы отслужить в армии. В дальнейшем был хирургом в Страсбурге. В 1939 году, в начале второй мировой войны, был мобилизован как военный врач. Во время немецкой оккупации Франции жил с женой и четырьмя детьми во французском городке Сарла, служил в госпитале. Был арестован гестапо и в 1943 году умер от пыток как герой, не выдав борцов французского Сопротивления.

Коттман Матильда (1897-1974). Одна из ближайших сотрудниц Швейцера. Проработала в его больнице более 40 лет (1924-1967). Родилась в Эльзасе, окончила акушерскую школу в Страсбурге. У габонцев пользовалась большой любовью. Ушла из жизни в Германии, в Билсфельде. По её желанию урна с прахом её тела захоронена на территории больницы.

22 февраля 1926 года на смену В.Нессману приехал врач Фредерик Тренс, так же, как и Нессман, сын пастора в Эльзасе.

Тренс Фредерик Альбер (р. 1901) – врач и биолог. Образование получил в Страсбургском и Парижском университетах. Работал в Ламбарене много лет. Одно время, после Швейцера, возглавлял его больницу. Самоотверженный врач-исследователь. В Ламбарене ввёл себе вибрион дизентерии, так как это был единственный способ провезти его в Европу для квалифицированного исследования. Нашёл, что местная тропическая дизентерия близка к холере. Впоследствии – доктор медицины и научный сотрудник Института Пастера в Париже. Автор трудов по медицине и воспоминаний об Альберте Швейцере.

26 апреля 1926 года в Ламбарене приехал Ганс Муггенштурм, молодой столяр из Сент-Галлена. Он взял на себя руководство работой всех плотников и их помощников на строительстве третьей больницы. Швейцер с его приездом получил возможность целиком заняться другой первоочередной на тот момент работой: забивкой свай, подготовкой строительной площадки и доставкой материалов. Одновременно с Муггенштурмом приехала Марта Лаутербург, работала сиделкой.

Больничное хозяйство вела, что было, по словам Швейцера, самым трудным из всего, Эмма Хаускнехт (1894-1956) – учительница из Эльзаса, давняя знакомая и одна из ближайших помощниц Швейцера Она приехала в Ламбарене в середине октября 1925 года. Взяла на себя ещё и уход за белыми больными, включая уборку палат. Долго была самой занятой из всех помощников. Проработала в больнице 30 лет. Помимо основной, больничной деятельности, сумела собрать уникальную, музейного значения, коллекцию прикладного искусства жителей Габона.

23 марта 1927 года из Швейцарии приехал врач Эрнст Мюндлер, сменивший доктора Тренса.

Вместе с Мюндлером в Ламбарене появилась госпожа Рассел из Канады. «Она берёт на себя руководство людьми, которые валят лес и работают на плантациях». Из всего персонала больницы она имеет самый большой авторитет у туземцев. Вместе с ней трудится Карл Суттер – швейцарец, бывший торговец лесом, сам предложивший свою помощь.

После своего первого приезда в 1927 году Лилиан Рассел приезжала помогать в работе больницы ещё несколько раз на продолжительное время. «Мне лично она оказала большую услугу своими хорошими переводами моих книг и тем, что во время моих выступлений в английских университетах, где я говорил по-немецки или по-французски, настолько искусно слово в слово переводила мои речи на английский язык, что слушатели забывали, что это перевод».

С 1933 года по 1946 (с тремя отлучками в Европу и отдыхом во время войны в Бельгийском Конго) в больнице работал Ладислав Гольдшмидт, врач-хирург из Австрии. «В его отсутствие я снова оперирую, как то было в начале моей деятельности в Африке, тогда как в остальное время я являюсь только его ассистентом. Доктор Анна Вильдикан, которая в отсутствие доктора Гольдшмидта отвечала за больницу и положила на это много сил, уезжает в 1944 году на несколько месяцев отдыхать».

Рене Поль Копп, врач (1904-1974). Приехал в больницу в марте 1946 вместе с женой, сначала на два года. Родился в Мюнстере (Эльзас). В детстве неоднократно видел Швейцера в Гюнсбахе. Учился в школе в Кольмаре, изучал теологию в Париже. Потом был пастором в Страсбурге. Но постоянно стремился в медицину. Изучал её по ночам. Отказался от пасторства и перед второй мировой войной начал работать хирургом в Эльзасе. Давно мечтал поехать в Ламбарене к Швейцеру на два года. Осуществив свою мечту, 20 лет работал врачом в Габоне. В 1968 году по просьбе тогдашнего руководителя швейцеровской больницы Тренса возвращается в неё на всю жизнь. Он принял на себя, подобно Швейцеру, всю тяжесть работы в больнице, трудясь с утра до глубокой ночи. Специализировался по хирургии проказы.

«Следует особо отметить работу сиделки-швейцарки Элизы Штадлер. Она пробыла здесь с февраля 1930 до января 1932 и с декабря 1932 до ноября 1934. После войны, когда мне были крайне нужны сиделки, имеющие опыт работы в Африке, она по моей просьбе согласилась приехать сюда ещё раз. Она проработала в свой последний приезд с декабря 1945 до января 1948.»

Кроме отмеченных лиц, в больнице в послевоенное десятилетие трудились от полугода до трёх лет, а иногда и больше, врачи-эльзасцы Пауль Израэль с женой, Ж.П.Энгеле, Шарль де Ланж, Ги Швейцер (родственник Альберта Швейцера), швейцарцы Арнольд Брак, Маргрит Шредер, венгр Эмерик Перси, немец Херберт Гро, американец Уильям Уикофф, а также сиделки Лидия Мюллер и Гертруда Кох.

«Фрейлейн Мюллер руководила работами в саду и на плантации. Фрейлейн Кох была деятельна во всех областях медицинского обслуживания. Ей поручались самые разные работы. И всюду она оправдывала наше доверие. В течение ряда лет она самостоятельно вела родильное отделение. На административных должностях, которые она занимала, ей очень пригодились её организаторские способности и природная жизнерадостность. К сожалению, состояние здоровья вынудило её остаться в Европе».

Швейцер скрупулёзно перечисляет (чтобы никого не забыть!) с указанием периодов работы сиделок послевоенных лет. Это: американка Глория Кулидж, эльзаска Алиса Швопе, швейцарки Ирмгард Цинзер и Труди Бохслер.

Труди работала и в 1956 - 1957 годах. Тогда ей было 25 лет и её называли в больнице «девушка с фонарём». Она бесстрашно, в рано наступающей в тропиках темноте, ходила через джунгли с фонарем в деревню для прокажённых. Там она занималась с детьми. Ставила с ними спектакли, обучала хоровому пению. Очевидец доктор Фрэнк написал, что, общаясь с детьми, она «повелевает, усыновляет, лечит, шлепает, утешает, балует» [5, c. 346].

«Из числа сиделок, приехавших к нам после войны, дольше всего пробыла у нас голландка Алида Сильвер (с октября 1947 по март 1951 и с декабря 1951 по май 1954). Она занята на медицинской работе. После недолгого пребывания в Европе она возвратится к нам снова». Алида (Али) Сильвер вернулась и осталась надолго, она стала секретарём Швейцера, вместе с М.Коттман помогала ему вести обширную переписку; вошла в число его ближайших помощниц.

«Датчанка фрейлейн Эрна Спор-Хансен (которая находится у нас с сентября 1952) обслуживает прокажённых.

Медицинской работе посвятили себя и находящиеся здесь с сентября 1952 уроженка Лиона сиделка Сюзанна Мовсесян, приехавшая в августе 1953 швейцарка Ирма Боссхарт и голландка Тони Ван Леер, работавшая здесь с декабря 1951 до сентября 1953 и после проведенного на родине отпуска возвратившаяся к нам снова.» [6, с.263].

Хозяйственные работы (уход за плантациями и садом) выполняли швейцарки Полетт Кревуазье, Хедвиг Мейер, Фриди Гисслер, Врени Хуг, Грети Бальзигер, Верена Шмид и Врени Штюсси, эльзаски Алиса Шмид и Жаклин Циглер.

«Неоценимые услуги оказывал мне живущий у нас с октября 1950 эльзасский механик Эрвин Матис, племянник нашей сиделки Матильды Коттман. Он брался выполнять самые разнообразные работы: следил за исправностью всех моторов, действующих у нас в больнице, ведал ремонтом больничных корпусов, руководил работами наших трудоспособных больных, производил утреннюю и дневную проверку, а по вечерам раздавал пищу. Тем самым он в течение трёх с половиной лет в очень значительной степени облегчал работу мне и моим занятым хозяйством сотрудникам. Скоро он уезжает домой. Мы благодарны ему за всё и желаем счастья.

Начиная с декабря 1951 года, в нашей работе принимает участие находящийся на отдыхе французский пастор Андре Винь. Я знаю его ещё по тем временам, когда он работал в протестантской миссии в Ламбарене. Когда он после этого возвратился в Европу, мне удалось уговорить его снова вернуться сюда, для того чтобы нам помочь – обслуживать прокажённых и руководить работами женщин на плантациях».

Винь продолжал работать в больнице и в 1955 году: «Работами на плантации руководит господин Винь, в прошлом пастор, который из своих поездок в Европу и в Америку нередко привозит сюда всё новых «добровольцев». Мы прозвали его «свалившимся с неба помощником».

Б.М.Носик [5, c. 344-347] на основе описаний врача-стоматолога Ф. Фрэнка и Н.Казинса дал красочное описание помощников Швейцера 1956-1957 годов. Большинство из них продолжали трудиться в Ламбарене и в последующие годы. Воспользуемся возможностью, вслед за названными свидетелями и писателем, рассмотреть круг сотрудников Швейцера того периода.

У персонала больницы ужин, на который сходятся все, кроме тех, кто не может придти из-за срочных дел. В столовой стол, накрытый белоснежной скатертью, и 24 деревянных стула, сделанных плотником Монензали по образцу капитально сработанных увесистых крестьянских стульев Эльзаса. На столе – синие и серые глиняные кувшины с водой, блюда с едой, простой, питательной и вкусной. Время – седьмой час. Тропическая темнота уже спустилась на Ламбарене. На столе зажжённые керосиновые лампы. Собираются врачи и сёстры. Когда все в сборе, прямо от письменного стола в своём кабинете приходит Швейцер. Он садится на своё место и, сложив руки, ждёт, когда все рассядутся. После этого Швейцер произносит молитву «Отче наш». Начинается ужин. Свободно, непринуждённо, в обстановке взаимного доброжелательства идут беседы, слышится смех.

Швейцер ест с аппетитом, просит добавки. Прежде, чем взять себе, оглядывает стол, чтобы выбрать того, кого он решит угостить. Собственноручно отрезав кусок рыбы или ломтик ананаса, он предлагает угощение тому, на кого пал выбор, и говорит: «Это для вас» - в тоне отеческого приказа. Однажды, когда Фрэнк уже почти закончил ужин, Швейцер, вспомнив, что тот любит чечевичный суп, предложил его врачу. Описание Фрэнка: «Я получил из его порции честно отмеренную половину. Я действительно очень люблю чечевичный суп, и я высоко оценил этот знак внимания, но мне, право же, трудно было доесть суп после фруктового салата».

Вокруг стола в этот вечер очень тесно, - сидят сотрудники Швейцера и гости. Слева от него – эльзаска Матильда Коттман, справа, – голландка Али Сильвер, у которой, по словам Фрэнка, «лицо фламандской святой из алтаря Ван дер Вейдена или герцогини с миниатюры де Лиона». Она сидит через одного человека от Швейцера, потому что рядом с ним гость – молодой дипломат из Эфиопии, заехавший познакомиться и посмотреть больницу на пути домой после обучения в университете Гарварда (США). На той же стороне стола сидит ещё одна «фламандская мадонна» - женщина с необыкновенно красивым, тонким лицом. Это врач Маргарет Ван дер Крик, «ля докторесс», как её называли. Н. Казинс был настолько очарован красотой этой молодой женщины, что в своей книге о Ламбарене посвятил ей много страниц и почти треть фотографий. «Маргарет родилась и выросла в Голландии. Отец у неё – художник, мать – поэтесса. Она ещё в детстве мечтала о медицине. Вероятней всего, ею руководило стремление, сходное с тем, какое охватило полстолетия назад молодого Альберта Швейцера, - отплатить за безмятежное счастье своего детства, за здоровье, красоту, радость своего мирного дома; отдать себя тем, на чью долю выпали горе и страдания».

Рядом с ней крупный чёрноусый человек, похожий на тридцатилетнего Швейцера. Это врач Фридман, чудом выживший в нацистском концлагере, потерявший там всех своих близких. На его руке выжжен лагерный номер. Рядом с Фридманом – ещё одна голландка, сестра психиатрического отделения Альбертина, тоже красивая, высокая, рыжая, зелёноглазая. Она надолго приехала в Ламбарене, в ней очень силён дух подвижничества. Это настоящая интеллигентка и интеллектуалка, знаток литературы, музыки, театра. В джунгли она привезла любимый инструмент – старинную лиру.

Рядом с Альбертиной светловолосая, сероглазая, очень живая, неунывающая юная швейцарка – Труди Бохслер. О ней мы уже знаем. Рядом с Труди ещё одна красавица (прямо-таки созвездие красавиц!) – Ольга Детердинг – любимая дочь нефтяного мультимиллионера. Она вообще не человек, а легенда. Во время путешествия по Африке в джипе высокой проходимости она, воспользовавшись остановкой из-за поломки машины, улизнула от спутников и явилась к Швейцеру. Стала работать на кухне и в прачечной. Уехала, а потом приехала снова. Никто не знал, кто она. Скоро отец с помошью журналистов сумел её выследить, и в Ламбарене пошли телеграммы. Она попросила Швейцера никого к ней не допускать. А, когда без всякого разрешения в больницу всё-таки приехали журналисты из Франции и Японии, она скрылась в кухне. Швейцеру пришлось водить непрошенных гостей по больнице, и они старались всю её обыскать. Заглянули они и на кухню, где Ольга в тот момент чистила рыбу. Она им даже улыбнулась, но не была узнана.

Швейцер был раздосадован тем, что «сыщики» отняли у него почти весь день. Казинсу он рассказал об этом приключении со своим обычным юмором: «Они тщательно обошли больницу. А напоследок, чтобы занять их чем-нибудь, я прочёл им лекцию по философии. Это была хорошая лекция. Впрочем, я не уверен, что они были в философском настроении».

Рядом с Ольгой за столом – врач Кэтчпул, высокий худой англичанин. Ему тридцать два года, но выглядит он старше. Он английский квакер, приехал в больницу на полгода, но работает здесь уже два года.

Фрэнк написал о нём в своей книге: «В каждом его движении заметен самый глубокий интерес, как профессиональный, так и человеческий, чисто личный, к каждому, самому жалкому существу, принесённому сюда из джунглей. Я думаю, он и худеет оттого, что отдает им не только своё искусство медика, но и всего себя. <…> Несправедливость и просто равнодушие он воспринимает как личное оскорбление. Он, кажется, физически неспособен отличить чёрный цвет кожи от белого. Он воистину воплощает тот дух братства и уважения к жизни, с которым связывают имя Швейцера. Если он когда-нибудь, упаси боже, прочтёт эти слова, он, без сомнения, стукнет кулаком и буркнет: “Вот уж чушь собачья!”».

По правую руку от Кэтчпула сидит небольшого роста японец Такахаси, врач, человек удивительной самоотверженности и сострадания. Он приехал к Швейцеру с заученной заранее на немецком языке фразой, единственной, которую знал: «Я хочу здесь служить. Ничего не надо, кроме того, чтобы служить» [11, c. 72]. Теперь он заведует лепрозорием – деревней для больных проказой. Он считает, что прокажённых надо занимать трудом, что трудотерапия спасает их от отчаяния. Больные у него ткут, режут по дереву, работают по дому. Много они поработали на строительстве деревни для прокажённых. Действительно, в его лепрозории не было попыток самоубийства, обычных в аналогичных больницах.

Медицинский коллектив больницы Швейцера являл собой своеобразную общину милосердия. Её сёстры и братья находились в единении с Ним, с Главным, а он сам – с Иисусом Христом, которому посвящал весь свой труд, всю свою жизнь.

Всем членам его общины, морально выдающимся людям, не мешала нелёгкая, а временами очень трудная для его помощников особенность характера Швейцера, вытекавшая из его самозабвенного отношения к их общему общественно полезному труду. Главнокомандующий и первый солдат своей трудовой армии, Главный ответственный за всё, он ежедневно впрягался в перегруженный воз, тащил его изо всех сил и того же ждал от помощников.

Представление об этом качестве Швейцера даёт запись госпожи Эшли, которая, занималась с ним музыкой, готовясь к концертам: «С ним бывало всегда легко, когда он был вашим гостем. Но когда вам приходилось работать с ним, человек этот превращался в настоящего тирана. Не зная усталости сам, он был способен довести своих помощников до изнеможения. Помню, как, при том, что он всегда умел владеть собой и не показывать своих чувств, он был и поражён, и смущён, когда я ему об этом сказала». И о том же чуть дальше: «Случалось, что непримиримая требовательность Швейцера к своим помощникам по работе в Ламбарене, проистекавшая от чувства большой ответственности за дело и от сознания того, что то или иное решение продумано им до конца и изменить ничего нельзя, ставила его ближайших сотрудников в трудное положение. От них требовалось полное подчинение, и нередко они только впоследствии узнавали, почему им надлежало поступать так, а не иначе. Об этом, например, рассказывал доктор Марк Лаутербург» [6, c. 376].

Швейцер иногда мог быть резок и с больными, если они нарушили режим или не выполнили порученную им работу. Он мог даже на них прикрикнуть. Но это не вызывало в них раздражения. Норман Казинс в книге «Доктор Швейцер из Ламбарене» приводит слова одного из таких больных (прокажённого): «Мы на него не сердимся, да разве это возможно? Может ли человек сердиться на родного отца, когда тот говорит ему, что надо делать».

Швейцер вовлекал в неотложную работу не только персонал и всех сколько-нибудь трудоспособных больных, но и приезжавших в Ламбарене гостей. В книге Гомера «Одиссея», стоявшей у него на полке в африканском кабинете, он подчеркнул то место, где говорится, что гость должен просить себе в доме работы. Тогда он входит в семью и становится другом этого дома. Не раз случалось, что люди, приезжавшие в больницу, оставались надолго и работали вместе со всеми. «Вот это лепта четырёх студентов, которые приезжали к нам в гости, - говорит Швейцер, указывая на только что проложенный участок дороги» [6, c.380].

«В качестве гостей здесь перебывали молодой американский врач Невил Грант (с февраля 1954) и японский специалист – пульмонолог и лепролог доктор Минори Номура, который в своё время перевёл на японский язык мою книгу «Между водой и девственным лесом» и который принадлежит к моим старейшим японским друзьям.

Большую пользу принёс нам за время своего короткого пребывания здесь фармаколог доктор Роберт Вейсс из Страсбурга».

При строительстве деревни для прокажённых: «Привлекаю я к этой работе тех из моих гостей, которые способны с ней справиться. Последнее время нам помогает одна голландка, за эти несколько месяцев она приезжает к нам уже второй раз. Господин Мишель из Страсбурга, который в течение двадцати пяти лет в свободное время принимает участие в постройке больницы, этой весной провёл здесь месячный отпуск, чтобы познакомиться с ведущимися в Ламбарене работами. Большую часть этого времени он отдал нашей строительной площадке, руководя работой по прокладке рельс для наших вагонеток, на которых мы собирались перевозить землю. Он был поражён обилием и разнообразием требований, которые предъявляла эта работа, равно как и парижанин Ги Бартелеми, который в течение пяти месяцев помогал мне строить деревню для прокажённых».

Сам Швейцер помогал всем своим энтузиазмом и ободрением.

Особое положение занимала в жизни Швейцера и его больницы Эмми Мартин (1882-1971). Родилась она в Эльзасе в семье садовода. Получила музыкальное образование в Страсбурге и в Берлине. Певица. Вышла замуж за эльзасского проповедника, с которым Швейцер был дружен. Рано овдовела, оставшись с восьмилетним сыном. После окончания первой мировой войны вернулась к прерванной замужеством музыкальной деятельности.

Весной 1919 года знакомится со Швейцером, просит его давать ей уроки игры на рояле. Тяготеет к музыке Баха. Между ней и семейством Швейцеров возникает сердечная дружба, Швейцер называет певицу «звонкий баховский соловей». Выступает со Швейцером на концертах. Увлекается идеями Швейцера и загорается энтузиазмом помочь ему в его благородной деятельности в Африке, предлагает ему свою помощь и сотрудничество. Начинает выполнять у Швейцера роль импресарио: составляет маршруты и организует гастрольные поездки по сёлам и городкам Эльзаса. С 1920 года живёт на мельнице в баденской деревне Корк. В доме её собираются музыканты из всей Европы. Начиная с 1922 года частым её гостем и участником дающихся там концертов становится Швейцер. Много раз в своих письмах вспоминал он потом «Мельницу в Корке», где он был окружён заботой Эмми Мартин и её двух сестёр и где в трудные для него годы ему были созданы исключительно благоприятные условия для работы. Именно там он закончил свои «Воспоминания о детстве и юности».

В дальнейшем Эмми Мартин оставляет музыку и становится ближайшей помощницей Швейцера. Она сопровождает его, теперь уже в поездках по всей Европе. Благодаря её усилиям труд Швейцера «Культура и этика» был издан в 1923 году. Она принимает на себя большую долю забот о больнице в Ламбарене. Поселившись в доме гостей Швейцера в Гюнсбахе, она ведёт обширную переписку со всеми странами, вместе с Элен Швейцер совершает необходимые закупки, привлекает новых сотрудников и средства. При этом она много раз ездит в Ламбарене.

Предпринятое нами перечисление помощников Швейцера, вынужденно неполное, не может обойтись без упоминания о Мореле. Миссионер Леон Морель (1883-1976) был именно тем предшественником Швейцера, в курятнике которого Швейцер в 1913 году «оборудовал» своё первое больничное помещение. А познакомились они в Страсбурге, куда Морель вернулся в 1911 году после своего первого, трёхлетнего, пребывания в Африке. Жена Мореля Жоржетта проходила в то время в городской больнице Страсбурга медицинскую практику, а Швейцер заканчивал обучение медицине и работал ассистентом в больнице. Встреча с Морелями окончательно утвердила Швейцера в его решении ехать в качестве врача на миссионерский пункт в Ламбарене. Морели вернулись в Африку на другой миссионерский пункт, находившийся также на реке Огове – в Самкиту. Швейцеры после приезда в Ламбарене часто встречались с ними, перенимали от них ценнейший опыт жизни и работы между водой и девственным лесом. Они дружили. Морель, будучи большим мастером на все руки, много помогал другу своим трудом. Швейцер оказывал Морелям медицинскую помощь.

Любовь к людям проявлялась у Швейцера в его исключительном дружелюбии. Это приводило к тому, что многие из встречаемых им в жизни людей становились его друзьями. За ним по траектории его жизни как бы тянулся шлейф дружбы.

Были среди его друзей люди общемировой известности - Мохандас Карамчанд (Махатма) Ганди, Джавахарлал Неру, Ромен Роллан, Альберт Эйнштейн, Пабло Казальс. Их мысленная дружеская поддержка много значила. А были и другие, не проявившиеся ярко на арене мировой истории, никогда не приезжавшие в Ламбарене, но сыгравшие большую роль в жизненном подвиге Швейцера.

Жозеф Азовани - первый африканский помощник Швейцера

Матильда Коттман - первый европейский помощник Швейцера, его многолетняя сотрудница