Малое Море - двадцать лет спустя

Недавно я вернулся из поездки на Байкал. Она почти точно повторяла маршрут 1996 г. То был мой первый полевой выезд на новом месте работы – в Прибайкальском национальном парке (ПНП) и первое посещение северной части материкового берега Малого Моря (пролив, отделяющий остров Ольхон), а также северной части острова Ольхон. Сроки поездок 1996 и 2016 почти совпадали (первая прошли примерно на 10 дней раньше). Но наблюдавшиеся тогда и сейчас картины, полученные впечатления – различаются кардинально.
В 1996 г. материковый берег Малого Моря поразил меня яркими, чистыми красками. Шло массовое цветение остролодочников - растений, наиболее многочисленных в байкальской реликтовой степи. Здесь произрастает примерно 20 видов (род Oxytropis). Периодически (примерно раз в 10 лет) при благоприятных условиях (дожди, тепло) происходит их массовое цветение. Прибрежная степь и склоны Приморского хребта приобретают сплошную малиновую окраску. Это надо видеть. Очень жаль, что в 1996 у меня не было фотоаппарата. Такую красоту можно наблюдать лишь на участке от дельты Сармы до пос. Онгурены и только на протяжении примерно двух недель.

Так выглядят наиболее массовые остролодочники.

Благодаря теплому лету и периодически выпадавшим дождям степная растительность была необычно пышной, лесная – ярко-зеленой. Прекрасная видимость позволяла любоваться Ольхоном, лежащим за Малым Морем, далекими вершинами Байкальского хребта.
Почти у каждого мыса, в каждом заливчике, озерце, мы наблюдали выводки огаря (красная утка), среднего крохаля, гоголя и других уток. В небе постоянно висели различные пернатые хищники. Встречи с интересными для орнитолога видами пернатых происходили почти ежедневно.
Дорога была трудной. Машин на берегу – совсем немного. Единичные турбазы скромно прятались в лесу, не выходя на берег. Местные жители активно занимались ловлей рыбы, паслось довольно много скота.
Природа реально очаровывала, поражала своей красотой, местами - нетронутостью. Кстати, температуры воды и воздуха были вполне комфортными, выше, чем в 2016. Сюда стоило приехать не на работу, а на отдых.
Но в 2016 г. на ум пришли слова Гэндальфа о «сером и блеклом пологе этого мира» (см. «Властелин Колец»). Именно такой полог висел над Байкалом. Если 22 июля (по дороге из Иркутска) еще было видно голубое небо, то 23-го оно очень сильно поблекло и появился запах гари.

В последующие дни дым, временами соединяющийся с туманом, достиг такой концентрации, что красный солнечный диск, как и тени от него, ненадолго появлялись лишь в середине дня. Что-то разглядеть вокруг можно было лишь в радиусе 300-500 метров.

Это был дым пожаров Красноярского края. Тех самых, за которыми по нынешним правилам следует лишь наблюдать, а тушить – не нужно. http://activatica.org/blogs/view/id/2237/title/lesnye-pozhary-teper-mozh...
Впрочем, такие же «контролируемые» пожары к этому времени действовали и на севере Иркутской области. Кому-то столь мудрые порядки приносят экономию бюджета, а миллионы сибиряков вынуждают неделями дышать дымом. Хотя и здесь кроется коммерческая выгода – для аптек.
Но туристический бизнес на Байкале из-за этих дымов уже второй год несет убытки. Туристы сокращают сроки своего пребывания. Если так и дальше пойдет, из иностранцев здесь будут отдыхать одни китайцы.
Вместо ярких красок меня окружала серость. Свою лепту вносила и пыль, подолгу стоящая над дорогой после проезда каждой машины. Лес казался темным и каким-то неживым. Оказалось – не зря. Вдоль дороги – полосы лиственниц без хвои. Сгрызли вредители. Скорее всего – гусеницы сибирского шелкопряда.

И почти на всех склонах – огромные желтые пятна сгоревших лесов.

За двадцать лет площадь гарей здесь увеличилась, вероятно, раз в 10-15. Особенно гнетущее впечатление произвели последние километры перед д. Зама. Лес здесь был пройден верховыми пожарами 2015 г.

В таких местах хорошо снимать фильмы ужасов.

В целом создалось впечатление, что в 1996 я ездил в цветущее Средиземье, а в 2016 – в Мордор …
Птичьих выводков стало в разы меньше, чем в 2016 г. Хищников в небе не разглядишь. В 1996 я огорчился – орланы-белохвосты бросили (из-за фактора беспокойства) свое гнездо на Заминском озере. Оно было последним на берегах Малого Моря. Теперь не могу даже определить, где находилось гнездовое дерево (старая лиственница). Так все изменилось. Но кое-какая живность еще есть.

Бакланы теперь обычны (в 1996 их не было вовсе).
Рыбачьих лодок намного меньше. Орнитолог Сергей Пыжьянов на днях написал, что даже на чаячьих колониях Малого Моря (здесь гнездится серебристая, или, по современной систематике, – монгольская чайка) этим летом царит голод.
Меньше стало и скота.
Зато дорога стала получше. Разъезжена. Ручьи, где раньше легковушки всерьез застревали, теперь почти сухие.
Зная о том, что в связи с пожароопасной обстановкой проезд в Онгуренское лесничество ПНП закрыт, я взял разрешение на посещение, установку платок. Договор с парком имеется, отчеты предоставляю. Думал, после КПП (перед м. Тонким) туристов-дикарей уже не будет.

КПП национального парка. Заповедная зона Онгуренского лесничества.
Отнюдь! На Заминском озере у мыса Арал – цепочка туристических стоянок.

Палаточные стоянки на Заминском озере.
Неприятно удивили появившиеся многочисленные дороги, параллельные основной. Вероятно – плод творчества квадроциклистов.

Повстречался целый караван из джипов, каждый из которых вез на прицепе 1-2 квадроцикла. Вот кто превращает квадратные километры степи в одну безжизненную «дорогу». Уже на обратном пути, перед мысом Уюга, 24 июля видели на дороге столкнувшиеся квадроцикл и автомобиль. И погибшего водителя квадроцикла….
Возмутило строительство турбазы у самого берега, у подошвы горы Зундук.

Гора с древности почитается как священная. Прибрежная полоса – ценнейшая ботаническая территория, место обитания целого списка редких растений, включая эндемики и реликты. Копеечник зундукский растет только здесь!

Копеечник зундукский.
Мерах в 50 от базы у самого берега бьет мощный источник, считающийся целебным. Говорят, его вода содержит много серебра. И вот кто-то очень предприимчивый огородил здесь большой кусок прибрежной земли и быстро возводит «турбазу своей мечты».
Очень интересно – почему не реагирует ПНП? Я, работая в парке, всегда считал (исходя из имевшихся карт), что эта земля находится в составе ПНП. Хоть и в статусе «земель сельхозназначения».
Еще одно свидетельство экологического неблагополучия - высыхающие озера, пересохшие ручьи.

Высохшее дно озера Цыган-Тырм. Тажеранская степь.
Площадь минерализованных Тажеранских озер заметно сократилась даже по сравнению с 2015 г. Ручей Хорга (впадает в Мухорский залив) начиная с 1979 г. всегда я видел полноводным. И только в 2016 г. его русло оказалось сухим….
Переправа на Ольхон была многолюднее, чем даже в 2015. Простояли 8 часов. С 1996 сравнивать не приходится.

Очередь на паром.
На ольхонском озере Шара-Нур в 1996 я насчитал более 100 молодых огарей. Это было крупнейшее на острове место гнездования «красных уток». Озеро полностью высохло еще в прошлом году. В таком виде и остается. Старожилы подобного не помнят.

Шара-Нур

Теперь по его дну «гальмуются» квадроциклисты.
Лиственницы на Ольхоне стоят зеленные, объеденных не видно. Но поразило обилие пожелтевших сосен. И молодых, и старых. Это не последствия пожаров. Что и где горело на острове в последние 20 лет, мне известно. Некоторые из деревьев в любом случае не могли пострадать от огня. В частности – растущие на песке. Что это? Последствие климатических изменений? Болезнь?

В 1996 г. одной из целей поездки было изучение вспышки сибирского шелкопряда на севере острова, с нами был лесопатолог. Уже давно в штате ПНП нет этой должности…
А полоска съеденного тогда леса восстановилась.
Помню выводок уже почти взрослых глухарей, гулявший в 1996 по дороге на мыс Хобой. При нынешнем потоке машин такие встречи исключены.
В то время еще гнездился на острове орел-могильник, называемый почти во всех языках – «императорским». Природный прототип священного Белоголового Орла ольхонских легенд. Теперь его здесь нет, последнее гнездо медленно разрушается. Гнездовое дерево – огромная примерно 500-летняя сосна – пожелтела.

Гнездо императорского орла. 1997 г.
Впрочем, гиды и водители туристических уазиков с успехом демонстрируют в качестве орлов их дальних и мелких родственников – коршунов.
Съемки гнезда беркута на Ольхоне в 2005 г. – здесь:

https://www.youtube.com/watch?v=lg8URbCpUUI

Из позитивных перемен – на острове стали разводить яков.

К радости чиновников Минприроды, ратующих за «туризм на ООПТ», туристический поток на Ольхоне за двадцать лет вырос кардинально. Раз в 10-15! Во всех местах остановок автомобильных экскурсий – большие участки «убитой» колесами земли.

На мысе Хобой многие гектары сплошь вытоптаны ногами туристов. Те самые земли, что имели исключительную ботаническую ценность.

Окрестности мыса Хобой, 31 июля 2016.

Так эти места выглядели в начале 2000-х.

Теперь лишь на недоступных склонах еще произрастают реликтовые редкие травы. Из недавней беседы с Сергеем Казановским - известным ботаником, работающим в СИФИБР, я узнал, что многие редкие растения на Ольхоне сейчас «едва живые». Даже там, где их не топчут. Первое приходящее на ум объяснение – засуха и жара. Но речь идет и о видах, произрастающих в центрально-азиатских пустынях (в частности – остролодочник трагакантовый). Они – реликты гораздо более жарких эпох. Еще одна тревожная загадка….
В целом, орнитологическая привлекательность острова за 20 лет обесценилась на 80%. Ботаническая, полагаю - примерно на 50%. Самое интересное, что почти никто этого не заметил. Таковы особенности отечественного «экологического туризма на ООПТ».
Впрочем, он далеко не весь «отечественный». На мысе Хобой 31 июля 50-60% всех экскурсантов составили китайцы. Их не смущала сильнейшая дымка, скрывающая даже ближайшие окрестности. У себя дома они давно привыкли, что синее небо и прозрачный воздух – очень редкое явление. Зато европейцев, японцев, американцев, похоже, стало меньше, чем даже в 1996.
Менталитет китайских гостей схож с нашим. Где поели, там и….

1 августа случилось чудо – небо стало чистым и голубым.

1 августа небо было чистым.
Жара опустилась на остров. Все бросились купаться. Стало ясно – как минимум вся предыдущая декада должна была быть именно такой. Если бы не дым. Ведь небо много дней подряд было безоблачным. А теплые массы воздуха, пришедшие из Средней Азии, обусловили теплые ночи. Для Байкала такое – редкость. Должны были создаться исключительно благоприятные условия для пляжного отдыха. Примерно, как в 2002 г., запомнившимся необычно теплой водой. Но из-за дыма в должной мере не прогревались ни вода, ни воздух. Уже в ночь на 2 августа пришла сплошная облачность, сильный западный ветер. И вместе с ними ощущение, что жары здесь никогда не было, да и быть не могло...

За все 15 дней поездки (22 июля-5 августа) солнечный и по-летнему жаркий день был лишь один – 1 августа. Уже два года на Байкале дым лесных пожаров достигает максимальной концентрации именно в пик туристического сезона.
Какие выводы можно сделать, сравнивая поездки на Малое Море 1996 и 2016 годов? Природные сообщества, как и отдельные объекты, за 20 лет понесли здесь большие потери. Серьезно пострадала и красота ландшафтов. Последствия массового туризма теперь являются главной угрозой природе западного побережья Байкала.
Часто слышу мнение, что Байкал многое пережил на своем 30-миллионном веку, переживет и последствия нашей деятельности, включая туризм. Возможно и переживет. Но мы и наши дети уже не увидим леса на материковом берегу Малого Моря, подобные тем, что росли здесь каких-то 20-30 лет назад. Из-за пожаров обращенные к Байкалу склоны Приморского хребта «лысеют» буквально на глазах. Не увидим и гнезд Белоголового Орла на Ольхоне. И это лишь две из множества проблем, растущих как катящийся по склону снежный ком.
Да и вообще.. Боюсь, что прежде, чем окончательно «уйти со сцены», человечество все-таки успеет вырубить или сжечь последнее дерево на байкальских берегах, поймать в его водах последних рыб, слить в озеро миллионы тонн разнообразных загрязнений. Превратив Байкал в сугубо геологическое чудо природы, мертвое в биологическом смысле.

Закат последнего дня, проведенного на Ольхоне.