Об этом крутились в голове мысли, когда мы с племянником Сашей-Алексом, уже давно американцем по ту сторону Берингийского моста, стояли в калифорнийской долине Сонома у вызывающе скромной могилы Джека Лондона – романтика, писателя, поэта Севера, так и не сумевшего достроить свой Дом Волка. Это мрачное каменное строение вдруг подарило мне идею последнего и главного романа «Дом без окраин». Он был начат во время экспедиции с геологами в горах Памира, дописан в зимовье на берегах Японского моря и вручен эмигрантскому издателю из Риги Габриэлю Валку в Нью Йорке в один из моих визитов в эту неформальную столицу Мира. Габриэль, искушенный в издании советских диссидентов, заинтересовался свежим взглядом на мир из далекой Берингии. Но, хотя у нас нашлись и общие знакомые из Риги, как любой бизнесмен он запросил предоплату. По счастью, новые друзья на Аляске быстро перечислили ему нужную сумму, и книга была издана в русскоязычном издательстве «Эффект». Позже мне привезли положенные авторские десять копий, и лишь через двадцать лет роман дошел до российского читателя уже в приморском издательстве «Рубеж», знаменитом публикациями авторов из числа дальневосточной эмиграции.   

 

12. ЭКОЦЕНТР

 

   Фантастика из книг сублимируется в реальность: в офисе Приморского общественного экоцентра появился подаренный американцами факс-аппарат ! Теперь не нужна бумажная почта и ожидание ответа неделями – полноценный документ, с подписью и печатью, можно получить и передать прямо по телефону, просто набрав номер. Главное – найти рулончик специальной бумаги, которую пока привозят из Японии или Америки. И сразу наваливается куча новых дел -  только успевай строить график, куда нужно брать билеты и оформлять визы для себя на очередную экологическую конференцию, каких гостей из-за океана принимать, где размещать, куда и на чем возить.  Появилась группа из Орегона, просится посмотреть на наши заповедники. А им на пятки наступает группа японцев, за ними придется лететь в Хабаровск. Гости избегают дорогих услуг и скучных гидов традиционного «Интуриста», шустрые экологи со связями интереснее и дешевле. Журналистика с зарплатами и гонорарами уходит в прошлое, но мы живы благодаря реальным долларам от туристов…

   … В телевизоре пьяный Ельцин пляшет на какой-то трибуне в Вашингтоне рядом с угорающим от хохота Биллом. В России одни угорают с Клинтоном заодно, другие, слишком тактичные, смущенно отворачиваются от экрана. Не то, чтобы мы стыдились своего президента, мы ведь любим американцев, как и он, и тоже радуемся, что мы наконец снова вместе. Как в ту войну. Но простым американцам мы верим больше, чем президентам, ЦРУ и корпорациям. Доверию этому нас учат сами американцы – те, кто искренне зовет нас в гости и спешит дарить свои игрушки, которых нам не хватает. Однажды женщина из Калифорнии по имени Мелоди привезла с собой офисный комбайн, принтер-копир, для нашего зарождающегося эко-центра. Но сообщество уже начало почковаться, выделяя из себя группы, готовые обрести официальный статус НКО. Возникла неприятная тяжба за эту подаренную машину, к счастью недолгая – в обмен на наши ресурсы, благодаря совместным танцам наших президентов, в регион потоком шла разная офисная техника, в которой нуждались все. Друзья делились ею радостно и безоглядно, понимая, что защитники нашей природы должны быть оснащены не хуже, чем ее новоявленные коммерческие эксплуатанты - корпорации. 

 

     В каждом человеке, как известно, всегда живет ребенок с его неисторбимым интересом ко все новым и новым игрушкам. Игрушкой поначалу становится всякая вещица, несущая в себе некую неожиданную функцию или свежий смысл. И экологические центры, возникавшие в те годы по всей стране подобно грибам после дождика, обзаводясь этой новой техникой, были тоже подобны этаким детским игротекам. Нужно было время, чтобы натешиться техническими игрушками, наловчиться использовать их не просто для забавы, а для серьезного природоохранного дела. И лишь после этого новая реальность – общественная экологическая активность – начинала наполняться смыслом и государственной значимостью. А детская ипостась нашей натуры вместе с праздником игрушек уходила в тень под грузом важных взрослых задач, сохраняя, однако, в памяти светлую благодарность к дарителям.   

 

13. РОЩИНСКИЕ АВАНТЮРИСТЫ

 

Думать, глубоко осмысливая уже готовую ткань жизни и планируя новую, в эпоху нагрянувшей внезапно перестройки приходилось всем. Включая и тех, кто только начинал свой путь, и кто наивно полагал, будто его привычное рабочее место, квартира, дача, твердые 130 рэ в месяц, правящая КПСС и ежегодный отпуск будут всегда у всех, в том числе у повзрослевших детей. Равно как и возможность блукать по советским просторам от Берингии до Памира, от почти европейской Риги до почти китайского Хасана в поисках невиданных природных и рукотворных чудес. Эта свобода в столь обширных границах, причем обеспеченная реальной возможностью движения, материальной и транспортной, вдруг оказалась и весьма убогой в масштабах всей планеты, и, к тому же, очень хрупкой. 

 

С упоением вслушиваясь с Балаевым в телевизоре его московской квартиры в немыслимые ранее тезисы молодого Горбачева об ускорении и гласности, аплодируя мысленно бравому бойцу с привилегиями Ельцину, мы ловили в событиях и другие, волнующие смыслы. Советская империя шаталась, открываясь миру и подлинной свободе всеми своими сторонами – Арктикой, Балтикой, Берингией, Азией. Все прозрачнее становились ее внешние границы, зато реальнее – внутренние, отделявшие Россию от Кавказа, Прибалтики и Средней Азии. Все сомнительнее казались грандиозные советские проекты по освоению дикой дальневосточной природы, от Чукотки до Посьета, которая уже была осмысленным и бережно хранимым домом для бродяг куваевского толка. 

 

Наверное ключевым, знаковым для меня и многих приморских таежников был в конце 80-х сигнал тревоги, вброшенный кем-то в ошалевшую от свободы прессу –

в центре уссурийской тайги, в самых тигриных кедрачах Имана задумали выстроить ГЭС с гигантским водохранилищем ! Новость была как набат, призыв к немедленному действию. И образы этих действий против безумного проекта были подготовлены собственным свежим опытом и свежим ветром власти – сделать фильм о тайге, о пагубности гидростанций в ней, и выйти с ним в народ аккурат перед выборами, которые уже заявлены.  

 

…Окаменевший от январской стужи дюралевый АН-2 предоставляет тебе за 8 рублей дюралевое же место, стыдливо застеленное тонкой тряпочкой – чтоб не слишком отморозить задницу. Тщетно! Мороз за 2 часа лета до Рощино проникает сквозь унты, трое штанов и все ватные и шерстяные прокладки между зимой и телом. Скрипя шарнирами, ты спрыгиваешь с трапа в снег и сверкучую, бархатную тишь обширного поселка, уютно сидящего в пойме Имана, у самых предгорий. Чистота здешнего воздуха, сдобренного привкусом дровяных печных дымков, превыше лютого мороза и сладостно обжигает при вдохе. Тело оживает, шагая деревней до базы геологов, где надо отыскать неведомых мужиков, поднявших голос против державных переустроителей таежной глухомани в какой-нибудь бетонно-электрический Имано-ГЭСстрой. 

 

В зиму геологи традиционно камералят – изучают набранные летом образцы пород, рисуют карты, анализируют застывшую динамику земных пластов и жил, пьют чай, спорят, а вечерами сидят за водкой и гитарой по домам, вспоминая полевые байки минувшего сезона. Но тебе, гостю, сперва покажут непременный музей местных минералов, мало отличимый от аналогов в экспедициях Магадана, Чукотки и Памира, где уже доводилось бывать. Среди загадочных жеод, аметистовых друз, причудливых скарнов и черных турмалинов на время забываешь о том, ради чего приехал – о бескрайней уссурийской тайге, из недр которой все эти чудеса геологами добыты. Добыты, кстати, вовсе не из желания любоваться каменными диковинами, а, в конечном счете, чтобы обосновать добычу олова, золота, угля в новых местах, где пока еще шумит тайга, так любимая геологами. 

 

В геологическом музее, у костра с гитарой или в уютных квартирах геологов, слушая захватывающие таежные истории и рассуждая об угрозе со стороны гидростроителей, об этом парадоксе романтической профессии думать не очень хочется. Риски и угрозы, приносимые многообразному таежному миру приисками и рудниками в местах, разведанных геологами, мы откладываем на потом, утешаясь тем, что тайга все же много обширнее, чем несколько горнодобывающих участков, затерянных в ее просторах. К тому же, никто не лишает геологов права следить, чтобы все меры по защите природы и ее рекультивации после отработки месторождения добывающие предприятия аккуратно соблюдали. Мы с другом Балаевым эту тему детально изучали в свое время еще на Чукотке, ползая с фотоаппаратом по отвалам пустой породы на приисках Чаунского района при подготовке статей для тамошней газеты «Полярная звезда». Так что идея фильма, задуманного в рощинских дискуссиях вместо несбывшейся «Косы двух пилотов», была дружно поддержана всеми – мы покажем и докажем обществу и властям, что живая тайга неизмеримо ценнее для людей и страны, чем электроэнергия, которая может быть получена от гигантской плотины и водохранилища на месте девственных кедрачей. Тем более, что энергия эта на пространствах в сотни километров вокруг никому не нужна. 

 

- А что, мужики, кино – дело хорошее, - пригасил творческий азарт коллег старший, начальник отдела Экспедиции. – Но решения такого уровня принимают власти, и не только краевые, а общесоюзные. Увидят они ваше кино или нет – вопрос, да и как еще отнесутся. Если эта ГЭС вбита в планы с деньгами, ее таким путем не остановишь. Грядут выборы во все Советы, вот куда нужно целиться! Надо всем выдвигаться от Экспедиции, такое право есть, вот и воспользуемся !

 

Идея вдохновила всех. Мы выдвинулись от Экспедиции во все уровня Советов, и все были избраны, от Верховного до сельского. Мне достался Крайсовет и его экологическая комиссия. Принесенный в наше информационное пространство Горбачевым аромат американской демократии, пробужденный азарт гражданского участия в государственных делах будоражил воображение. Каждому хотелось все вокруг перестроить по-новому, разумно и грамотно, красиво, удобно и непременно на научной основе – ну чтобы не хуже чем у них, по ту сторону Берингии. Не хотелось думать тогда, что в обществе хватит и других, противоположных сил, идей и влияний, которые захотят тоже все перестроить, но только в интересах самих себя или своего круга. Промхозы, государственные и кооперативные, действовали тогда во всех таежных селах, обеспечивая работой и достаточным уровнем доходов всех, кто мог и любил охоту и таежные промыслы. Причастны к этим дарам тайги извечно были и семьи, занимаясь переработкой продукции. Во многих селах были небольшие, часто семейные цеха по сушке и засолке грибов, папоротника, целебных трав, корней и ягод, обработке орехов, мехов, дичи, рыбы, консервированию, и все это через систему потребкооперации вывозилось в городские магазины и на рынки. Такая разветвленная экономика была возможна лишь там, где сохранялись девственные массивы кедрово-широколиственных лесов, известных как уссурийская тайга. И магазины под вывеской «Дары тайги» были гордостью и визитной карточкой всех дальневосточных и сибирских городов.

 

14. TEXAS CAMEL CORPS

… Приезжаем с группой американских бабушек в заповедник «Кедровая падь» искать следы леопарда. Экскурсия на один день – ночевать в заповеднике негде, проще вернуться на ночь в город. Передаю директору Вите пачку долларов, собранных у клиентов в оплату за экскурсию.  Витя сует пачку в задний карман, она выпадает в дырку. Я иду сзади, подбираю, вручаю снова со смехом. Краткий инструктаж – маршрут пеший по лесной тропе, всего пять-шесть километров, горные речки, подъемы, каменистые осыпи, никаких пикников, кто не осилит – лучше остаться на базе. Маршрут начинается сразу с переправы вброд через речку Кедровую, довольно быструю, дно из крупных скользких камней.  

 

     Бабушки выбирают палки для опоры, верещат от волнения и адреналина. Одна из них скользит на камне, падает посреди речки и тихо плывет, продолжая верещать. Я уже на том берегу, моя верная спутница Люда спешит к бабушке, тащит ее к берегу. Бабушка не сдается – отжимает одежду и идет в маршрут, держась рядом с Людой. Вернувшись в гостиницу вечером, бабушки делятся впечатлениями, обсуждают «плавание», плачут, обнимая спасительницу – Люду, дарят нам сверхнормативные доллары и тенниски с надписью «Верблюжий отряд Техаса». Мы их носим и бережем до сих пор, вспоминая бабушку, плывущую по горной речке, раскинув руки, и уверенную, что эти русские утонуть ей не дадут. Хотя риск им в кайф – за ним они и мотаются по свету, используя свой американский паспорт – вездеход чтобы легко попасть туда, куда россиянам нужно месяцами ждать визу.  

 

     Спустя десятилетия после этой памятной старческой группы, оставившей в душе невосполнимую дозу искренности и тепла, мы с тревогой смотрим на безудержную новую кампанию в России, имеющую одну цель – открыть для родных туристов все заповедники, замещая недоступные отныне заграничные курорты. То, чему так стремились научиться наши американские друзья – защитники дикой природы, у которых модели заповедника не было никогда, теперь вывернулось наизнанку. Мы пытаемся извлечь из своих уникальных, неприкасаемых природных резерватов прибыль для себя сегодняшних, превращая их в коммерческие нацпарки американского образца. Просто учимся у них тому, о чем они горько сожалели, открывая новый для себя заповедный берингийский Запад.  И не помышляем о том, что мы оставим нашим общим внукам. 

 

15. КАСКАД

 

За сохранение добротно организованной таежной экономики в самом обширном кедровом районе центрального Сихотэ-Алиня, Красноармейском, решила побороться крепкая команда геологов, предчувствуя радикальные перемены во всем пошатнувшемся советском мироустройстве. Именно побороться, потому что понимали: гидроэнергетики, положившие на все это свой могущественный глаз, так просто не уйдут и не остановятся. У них в руках власть и деньги, а у нас – просто любовь к родной тайге и тому образу жизни, который с приходом Гидростроя будет неминуемо и невозвратимо разрушен. В этом раскладе таежные романтики чудесным образом превращались в ретроградов и противников «великой индустриализации», которая, на их взгляд, пришла явно не в то время и не в то место, где могла бы стать действительно социально-экономическим рывком в светлое будущее. Десятки тысяч гектаров кедровой девственной тайги, обреченные стать гигантским водоемом в этом проекте, никак на светлое будущее не тянули. 

 

…Сценарий фильма «Каскад» был написан быстро, в паузах между нашей с геологами общей подготовкой к выборам. Вокруг царил упоительный хаос обновления, рискованной откровенности. В очередях за дефицитными пельменями и колбасой, за водкой и маслом по карточкам стало можно высказывать мнения обо всем, что важно, и даже настаивать, чтобы их услышали те, кто РЕШАЕТ. В закрытое советское пространство ворвалось брутальное и чарующее американское видео с хмурыми, неразговорчивыми и божественно справедливыми героями – убийцами, с волнующей женской грудью и вдруг дозволенным сексом. Робко начала появляться вольная торговля всем, что попало и где попало, в которую вынужденно втягивались некоторые из друзей – инженеров и интеллектуалов в поисках заработка. Но вместе с этим начала приходить и свежая правда о том, чем живет на самом деле эта большая страна и весь мир. О катастрофических потерях биоразнообразия, девственных лесов, о ядерных загрязнениях морей, о наступлении пустынь и усыхании рек и озер, трагедиях коренных индейцев, навеки потерявших право на свою землю.

 

Как все в этой жизни, ее задачи смешиваются, усложняются волею обстоятельств и выливаются в совсем неожиданные решения. Теперь уж и не вспомнить, что было определяющим тогда, на фоне очевидных признаков тотального обрушения привычного мира. Пустели магазины, бюджеты, надежды и квартиры, пустели души и погреба с закатанными впрок банками с овощами, вареньями и грибами. 

Но в азарте писались сценарии, строились и утверждались планы и бюджеты последних советских проектов. И так сложилось, что бюджет наших съемок, с недешевыми поездками на Бурейскую ГЭС, в Ленинград и на Алтай, оказался в итоге успешным конкурентом явно несопоставимого бюджета Дальнереченского ГЭКа, которому наш фильм открыто был противопоставлен. Видимо потому, что одновременно наша команда геологов и автор фильма втянулись в предвыборную кампанию, которая тогда – немыслимо поверить! – не требовала никаких денег. Ну не считая расходов на поездки по краю. 

 

Съемки были запущены прежде, чем предвыборная кампания развернулась, и к ее разгару фильм был практически готов. И геологическая экогруппа «Тайга» с ее духовным лидером, буровым мастером и философом Федором Крониковским естественно стала главным его героем.  Мы мотались по таежным дорогам на тряском студийном УАЗике, обсуждая вечерами в геологической общаге ход съемок и строя планы назавтра. И тут врывался полный свежих идей Федя, наш стихийный соавтор, и начинал рассказывать, что и как нам следует снимать, с кем надо провести интервью, а кого и близко нельзя подпускать к камере, потому как эти люди «с потрохами продались Гидропроекту, и мечтают закатать всю дикую тайгу в асфальт вместе с тиграми, кедрами, удэгейцами и реликтовыми тисами, а на берегах водохранилища еще и атомную станцию водрузить!» Спорить с ним было бесполезно, да и ни к чему – ничего нового он не сообщал, зато фонтаном эмоций щедро обогащал наш фильм.  

 

…Юрий Геннадьевич Аполлонов, главный инженер проекта Дальнереченского ГЭК на нашем Имане, восседал в своем кабинете на высотах здания Ленгидропроекта как светлейший князь на троне, которому подчинены земли и веси, реки и воды всея Азии. Наслаждаясь этим всесилием, уже неумолимо меркнущим под натиском освобожденного голоса народа, под мощные ритмы рок-группы «Кино», взывающей из всех окон России голосом Виктора Цоя – «Мы ждем перемеееен!» - он расписывал нам великие блага гидроэнергетики, честно глядя в громоздкую кинокамеру «Дальтелефильма».

 

- «Ваш край ждет великое будущее и процветание, которое всегда приходит вместе с нашей неисчерпаемой гидроэнергетикой ! Реки были и будут всегда, и энергия вашего Имана даст жизнь новым цветущим городам и заводам на месте ваших убогих деревень ! Ваш край избавится от вечной угольной пыли, которую заменит чистая энергия воды, и вместо круглого леса будет производить современную мебель, паркет, бумагу. Мы выучим ваших полуграмотных диких лесорубов на квалифицированных инженеров – энергетиков, и страна будет ими гордиться!» – вещал Аполлонов в микрофон и на камеру. А мне слышалось: «Нам бы выбить деньги на полноценные изыскания и рабочий проект, глядишь, институт продержится еще год-другой. А затеет ли потом кто-то реальную стройку – пусть решает новая власть, то уж не наша забота»! 

 

Весь энтузиазм великих свершений и строек, накачиваемый в души поколений под волнующие, трепетные пахмутовские напевы, вдруг стал обращаться к людям каким-то кривым, постыдным боком, открывая порочность конечной цели. Мы, оказалось, создавали великую индустрию войны и обороны, отгородившись колючей проволокой и молчанием от мира, в котором кипела и цвела совсем другая – яркая, полноцветная и завидная жизнь. И лишь много лет спустя, путешествуя среди перегороженных многими  плотинами рек и речек американского Запада, я увидел, как прозревшие американцы сносят старые плотины, исправляя свою историческую ошибку и возрождая бесценные ресурсы дикого тихоокеанского лосося.  В 2022 году власти приняли решение о ликвидации четырех плотин на реке Кламат, на границе Калифорнии и Орегона, чтобы спасти популяции чавычи и кижуча. Этого долгие годы добивались несколько племен коренных американцев, чьи предки веками жили на берегах реки за счет добычи лосося. Малые ГЭС, возведенные на Кламате сто лет назад, обветшали, и компания – оператор сочла более выгодным снести их, заодно вернув вековой долг природе и аборигенам.   

 

Но это было потом. А в девяностые годы всепоглощающую и всеобщую жажду приобщиться к американской мечте остановить было уже невозможно. Особенно в Приморье, напичканном войсками и вооружением, окруженном границами со всех сторон и закрытом даже для остальной страны. Но имевшем, как всякая закрытая зона, набор своих лазеек для общения с внешним миром – информационных или материальных. Одни рвались получить заветный моряцкий паспорт и попасть в заграничный рейс хоть с рыбаками, хоть на транспортник – неважно ! Готовы были перетерпеть тяготы штормов и нудных переходов, чтобы на несколько часов, с жалкой толикой долларов в кармане пройтись под надзором чекиста по улицам заветного Сингапура, Ниигаты или Пусана. Другие толпились в открывающихся повсюду видеосалонах, где крутили невиданные американские боевики и мелодрамы с откровенными сценами. Третьи искали связи в партийных кругах, чтобы попасть в заветный японский круиз или на длительный ремонт в порту Кореи. 

 

16. ЭНЕРГИЯ

 

   Зима. Мы допоздна сидим в центре города, в благосклонно предоставленном для экологических тусовок помещении Общества изучения Амурского края.  Обсуждали горячую проблему – нужна ли Приморью АЭС в центре уссурийской тайги, если отходы реакторов с атомных подлодок тайком сбрасывают в океан, вызывая справедливое возмущение цивилизованного мира и неприятные публикации в престижных американских газетах. Перерабатывать отходы АЭС не умеет никто. Пора было ехать домой, на окраину города. Последний ледяной автобус с заиндевелыми стеклами тащится по гололеду битый час, сквозь кромешный мрак: огромный район города традиционно сидит без света – угольщикам выгоднее продавать топливо на экспорт, чем обеспечивать нищих соседей по стране. 

 

      Такова жестокая логика капиталистического выживания. В призрачном сиянии звезд, бликах редких машин и окон, за которыми удалось зажечь свечку, добираешься домой. Лихорадочно, при коварно мигающем свете китайского фонарика, шаришь в ящиках столов в поисках китайского же газового баллончика – запустить горелку, согреть чаю. Отогреваешься, понимая, как опасна зависимость от привозного угля во времена приватизации, когда уголь выгоднее продать в Китай… 

 

      Отогревшись, шаришь вместе с женой в растаявшем холодильнике, заранее зная, что нет там ничего путного кроме оставшейся со вчерашнего обеда  полпачки слипшихся пельменей да огрызка подсохшей колбасы, ухваченной как-то по удачному случаю. Остается шлифануть этот огрызок парой глотков неизменного и счастливо доступного кефира и расслабиться под приятную музыку диско из транзистора с пока еще живыми батарейками. Под музыку хорошо мечтается о том, как по всем ветреным берегам Дальнего Востока будут скоро наставлены мощные ветряки, чтобы снабжать электричеством поселки и города, утопающие во мраке без угля и мазута.

 

      А когда наконец «дают» свет в доме и удается включить компьютер и даже запустить слабый Интернет, на электронную почту вдруг падает разосланный американским другом файл с впечатляющей картинкой – как светится наша ночная планета из космоса. Своеобразный портрет современной цивилизации, на котором сияют новогодними елками США, Европа и юго-восточная Азия. Неплохо светятся даже холодная Аляска и Норвегия, зато восток Сибири пребывает в девственном мраке…

 

17. СВЕТОЧ СВОБОДЫ

 

    Всем, уже задумавшимся о судьбах уссурийской тайги, заповедных островов залива Петра Великого и об участии в выборах, жизнь предоставила свой, неожиданный и азартный шанс – путь во власть, в депутаты, чтобы самим решать, как жить дальше этой стране. А пока деловой график вольного журналиста и литератора приходилось делить между съемками фильма, поисками стабильной работы и кандидатской суетой с поездками по краю. И всюду, на встречах в дальних деревнях, с охотниками и гидростроителями, с геологами и партийными чинушами районного пошиба, с аборигенами и лесорубами, во взглядах и вызывающих репликах сквозила одна тема – народ невыносимо устал от партии, от ее фальшивого пафоса, и хочет во власти новых людей и грубой правды. К этому звали нас и новые политики из стремительно меняющегося телевизора, со страниц новых, беспартийных газет и первых свободных радиостанций. На встречах, где мы выступали перед избирателями на пару с партийным конкурентом по округу, его просто не слушали. «Ты прямо скажи – коммунист? – вопрошали из зала. - Ну так отдыхай, мы пойдем за журналиста голосовать, он нашу тайгу вернее защитит!» Так они и проголосовали, сделав меня депутатом. 

 

…Наш путь через выборы лежал в великий и загадочный Гринпис. Под скрежет открывающегося железного занавеса и манящий образ все более материального Берингийского моста шустрые краевые чиновники создали Ассоциацию экономического взаимодействия со странами АТР, при которой сразу появилось журналистское подразделение с доступом к англоязычной информации. В кругах партийцев и писучей братии, зачарованной и озадаченной идеями гласности и открытости, витали немыслимые словосочетания и планы – открытие границ с Китаем, открытие Владивостока, забытые с 30-х годов прямые авиарейсы на Аляску, акционерные общества, частная собственность, товарные биржи, демократические выборы для всех, включая беспартийных. С улиц исчезали привычные и аккуратные стайки матросов, но появлялись диковинные и мощные иностранные машины с надписью PATROL, гордо дефилирующие промеж стихийных рынков по продаже всяческого барахла. В Доме ученых, в Географическом обществе все чаще собиралась научная и журналистская публика, чтобы обсуждать экологические проблемы региона и формировать новые гражданские сообщества. И среди этого каскада радикально новой жизни мы с компанией друзей – ученых и журналистов выделили для нас принципиально особо значимое: яхта Гринпис* «Вега», прибывшая в Находку на очередной Азиатско-Тихоокеанский форум мира.