Перестройка: домашний анализ отложенной партии

Понять Перестройку, к чему призывает Михаил Сергеевич Горбачёв в своей статье, это, с моей точки зрения, означает определить суть той трансформации, которая происходила в Советском Союзе с 1985 по 1991 годы. Распространённая версия состоит в том, что это была попытка либерализации советского политического режима, которая привела к ухудшению в экономике и распаду государства. Такой трактовке противоречит факт долгосрочных, причём положительных, последствий Перестройки. Развитие России в условиях свободы сохранялось ещё как минимум десятилетие после Перестройки, а угроза мировой войны отступила, по крайней мере, со времён Горбачёва и до 2010-х годов XXI века. Вряд ли можно считать, что подобного рода политическое преобразование, к тому же не успешное, могло породить такие важные плоды, причём не только для страны, но и для мира. 

С моей точки зрения, суть Перестройки в том, что это была попытка перемены траектории в развитии страны. По меньшей мере, третья попытка после великих реформ Александра II в XIX веке и Хрущёвской оттепели в XX. С точки зрения современной новой институциональной экономической теории, переход с одной траектории на другую — это одна из сложнейших трансформаций, которая может существовать в институциональном развитии, потому что она связана с преодолением действия того закона, который по-английски именуется path-dependence problem, а по-русски эффектом колеи. Две траектории, образовавшиеся в развитии стран несколько веков тому назад и статистически зафиксированные Ангусом Мэддисоном, представляют собой линии разной успешности экономического развития стран, при этом, для того, чтобы преодолеть разрыв между низкой и высокой траекторией, требуются длительные преобразования экономики, политики и культуры.

Россия - страна, в которой есть все, но почему-то нет социального благополучия и экономического процветания. У доктора экономических наук Александра Аузана, свой достаточно интересный взгляд на то почему так происходит. Предлагаем вашему вниманию его доклад «Эффект колеи. 

Дело в том, что сам эффект колеи заключается в резонансе неудачных формальных институтов, то есть законов политического и экономического устройства, и неформальных институтов, культуры, когда одно не позволяет развиваться другому. Попытка изменить законы вызывает культурную реакцию, нередко возвращающую образы прошлого, а попытки менять культуру вызывают требование властей не заниматься этим вредным делом.

Решение проблемы с точки зрения нынешнего уровня развития методологии и теории связано с достижением трёх граничных условий. Вопервых, деперсонализации организаций: экономических, политических, некоммерческих. Надо сказать, что это условие было достигнуто в ходе развития СССР, скорее всего, в результате репрессий 1930-х годов, когда изза рисков ареста организации перестали отождествлять себя с персонами. Второе условие — коллегиальный контроль над силовыми структурами вместо раздела их в качестве дубинок во взаимной политической и экономической конкуренции — было достигнуто позже, в послесталинское время, когда Политбюро установило жёсткий контроль над силовыми органами и соблюдало его вплоть до 1991 года. Не было достигнуто третье условие: создание законов для себя с распространением на других вместо создания законов для других с написанием для себя исключений. Ровно эту задачу очевидным образом осознанно решал Съезд народных депутатов СССР публично, на глазах у всех, и я бы сказал с общим участием, создавая новое законодательство страны. С этой точки зрения Перестройка была правильно задуманным проектом и должна была иметь шанс на успех. Тем не менее, этого не произошло, и причинами неуспеха М.С. Горбачев полагает неудачу в экономических преобразованиях и в решении национального вопроса. Попробуем разобраться с этим подробнее.

Начнём с экономики. Формально нельзя сказать, что в экономике в Перестройку не осуществлялись преобразования. Была создана новая форма кооперативов, на которую возлагали большие надежды, а с другой стороны шли активные процессы демократизации управления производством.

Отчасти это напоминает то, что делали страны, которые добились успеха. Например, Китайская Народная Республика успешно создавала так называемые промежуточные институты, вроде поселкового предприятия, а маленькая Словения использовала схему народной приватизации, при которой две трети предприятия оказались в собственности трудовых коллективов, — и при этом добилась лучших экономических результатов из всех постсоциалистических стран. Тем не менее, в нашей стране ни того, ни другого не произошло. Почему? Думаю, что кооперативы оказались чрезвычайно неудачным по своему замыслу экономическим институтом, потому что фактически они исполнили не ту роль, на которую рассчитывали создатели. Они оказались порталом, через который шло превращение безналичных государственных денег в наличные, и кооперативы фактически были не институтом, развивающим экономику, а источником спекулятивной ренты и быстрого роста полулегальных частных капиталов. Демократизация производства, в принципе, могла перерасти в народные схемы приватизации. Тем более что культурное состояние населения СССР в известном смысле этому способствовало: конец 1980-х годов был отмечен очень высоким уровнем социального капитала, то есть развитием взаимного доверия людей, проявляющегося, в частности, на политической арене, когда миллионы людей собирались на огромные митинги, не опасаясь незнакомых, и не опасаясь ограничения со стороны власти. Тем не менее, возобладали другие идеи преобразования, и, думаю, это связано с тем, о чём неоднократно говорит М.С. Горбачёв в статье — состоянием элит и контрэлит.

Михаил Горбачев. Russian politician Boris Kavashkin/Global Look Press

Фактически картина, которую описывает М.С. Горбачёв на протяжении всей статьи, создаёт впечатление всё более сложного маневрирования между различными группами, которые занимали всё более радикальные позиции, при этом радикализм консерваторов начал стыковаться с радикализмом реформаторов. Попытка опираться на партийную номенклатуру, по мнению самого автора, не удалась, но не удалась и попытка опереться на контрэлиту, на интеллигенцию, поскольку интеллигенция стала очень быстро высказывать требования немедленных, радикальных преобразований, и в этой же среде стали рождаться националистические идеи, особенно опасные для союзного государства. Почему ни элиты, ни контрэлиты оказались не в состоянии поддержать процесс трансформации? Я думаю, что партийная номенклатура СССР находилась к моменту преобразований в гораздо худшем состоянии, чем китайская партийная номенклатура, которая во главе с Дэн Сяопином сумела-таки преобразования осуществить. К тому времени уже минимум десятилетие, если не больше, существовал режим так называемого административного рынка, где статусы и ресурсы обменивались друг на друга, и был установлен фактический контроль персон над значительными активами. Эти элиты хотели не длительного и сложного преобразования в стране, а легализации своего положения, которое, надо заметить, они и получили в ходе шоковых реформ начала 90-х годов и в значительной степени вошли в состав новых элит.

Пределы роста в Советском Союзе и в России: история неудачи

Крах Советского Союза был системным; вызван огромными военными и бюрократическими расходами, которые экономика была не в состояние нести. Извлекло ли нынешнее российское руководство что-то из этого опыта?