Евгений Симонов: «До беды рукой подать»

Китай направит около $80 млрд на изменение направления течения рек, пишет российская газета «Ведомости». Инициатива обусловлена экономическими причинами, однако эксперты предупреждают, что ее реализация может иметь непредсказуемые экологические последствия.

Китай давно уже испытывает острые проблемы с водой на севере страны. Чтобы обеспечить население и хозяйственные отрасли живительной влагой, власти задумали ряд масштабных проектов. Их реализация началась еще в 2003 году (первоначальная стоимость составляла $60 млрд, но с тех пор порядок цифр значительно изменился в сторону увеличения) — тут и поворот рек, и строительство огромных водохранилищ и гидроэлектростанций.

И все бы ничего, но последствия столь глобального вмешательства в природу ощутят на себе не только жители Поднебесной, но и их соседи. В первую очередь Россия и Казахстан, водоемы которых граничат с Китаем.

Об этом, основываясь на многолетних наблюдениях, уверенно заявляет координатор международной коалиции общественной организации «Реки без границ» Евгений Симонов. По его мнению, Китай все больше подминает под себя страны Центральной Азии. До беды просто рукой подать.

Балхаш рискует повторить судьбу Арала

— Евгений Алексеевич, какие еще страны, кроме России, ощущают неудобства в связи с проектом Китая по повороту рек вспять?

— Нет какого-то одного проекта, их множество... Есть большая потребность у китайского народного хозяйства в водных ресурсах, ирригации, водоснабжении, энергии, и есть огромное количество программ и проектов, которые обеспечивают выполнение этих целей. Это и строительство гидроэлектростанций, и переброска стока рек в какие-то другие бассейны, и просто создание крупных оросительных систем в верховьях трансграничных бассейнов. То есть каждый из этих проектов направлен на решение определенных задач.

— Можете назвать основные?

— Одна из самых распространенных — обеспечение страны продовольствием. Другая задача — обеспечение страны электричеством. В этом случае мы говорим о строительстве гидроэлектростанций. Третья — наиболее спорная задача — это обеспечение контроля страны над водными ресурсами ввиду будущих нужд и ожидаемых климатических изменений. Когда мы видим практически иррациональные проекты типа переброски реки Аргунь в озеро Далай, которые по-настоящему служат не столько нуждам народного хозяйства, сколько подспудному желанию запасти воду, чтобы она бесполезно не утекала в общее с соседями русло Аргуни.

— Водных бассейнов каких стран коснется столь бурная деятельность Китая?

— Всех, которые Китай хоть сколько-нибудь делит с соседями. Это происходит в той или иной степени во всем бассейне Амура, что связывает Китай с Россией, Монголией и чуть-чуть— с Кореей. Ярче и страшнее всего последствия выражены в бассейне реки Аргунь. Здесь же есть еще и бассейн Халхингола, который тоже находится под угрозой таких проектов, хотя они еще и не реализованы.

— А в чем суть этих проектов?

— Воды Халхингола хотят перебросить в угольные копи Внутренней Монголии, чтобы вырабатывать с помощью этой воды на ТЭС электричество. Если говорить о других бассейнах, то это бассейн озера Балхаш, которое находится в Казахстане и имеет много притоков, текущих из Китая. А там вода в основном уходит на ирригацию. Озеро мелеет и может повторить судьбу Аральского моря. В какой-то степени этому подвержен бассейн Иртыша, в верховьях которого, в Синьцзяне, развернулось большое строительство оросительных систем и систем водоснабжения.

Большие возможности, но малые обязательства

— Кому из соседей Китая «достается» больше всех?

— Проблема общая. Китай имеет огромные возможности и потребности в гидростроительстве и очень малые обязательства перед соседями. Например, в странах Юго-Восточной Азии — соседях Китая ситуация ничуть не лучше, чем у России или Казахстана. Огромную нагрузку испытывает река Меконг в результате строительства, по-моему, семи крупных электростанций в верховьях. Они не забирают воду, как таковую, в значительных количествах, но нарушают естественный сток, что существенно ухудшает условия для ведения рыбного хозяйства, судоходства и земледелия ниже по течению. А главное, появляется искушение и дальше строить плотины ниже по течению, что будет усиливать негативные эффекты для Вьетнама, Камбоджи, Таиланда и т.д.

— А как скоро это скажется на странах СНГ?

— Постепенно, год за годом... Китай расширяет свое влияние и активно старается использовать территории других стран для производства, например, продовольствия для себя. Гидроинженерные фирмы Китая активно распространяют свои технологии по всему миру и будут повторять там те же модели водопользования, причем с еще меньшей оглядкой на их социально-экологические последствия.

— Но не будет ли Китай таким образом нарушать законодательство других стран?

— А нет ничего незаконного. У Китая есть огромный потенциал выхода на внешние рынки и необходимость обеспечивать себя ресурсами. Поэтому он идет в самые разные страны мира, а не только в СНГ. Его присутствие в Африке, Южной Америке — еще более серьезное, чем в соседних с ним странах.

Я думаю, страны Центральной Азии как обладающие большими сельскохозяйственными ресурсами и слабой политической силой будут значительно быстрее подмяты, чем, предположим, Россия. Хотя уже есть проекты по строительству экспортных ГЭС в России. Например, крайне опасный проект на реке Шилка, заявленный альянсом российской EN+ и китайской Yangtze Power.

— Почему именно по центральноазиатским странам такой прогноз?

— У них меньший потенциал для самостоятельного выживания и меньший выбор, потому что фактически единственный другой их серьезный партнер — это Россия. И еще неизвестно, что хуже. С другой стороны, у них меньшая свобода маневра, то есть меньше других возможностей экономического развития, других источников, резервов для осуществления аналогичной деятельности, тех вопросов, которые они сейчас могут решить в сотрудничестве с Китаем.

Ну и кроме того, потенциал коррупции в СНГ весьма высок, это тоже большой фактор. Когда Китай осуществляет какие-то проекты в Европе, то там вероятность того, что какой-то чиновник все сдаст только для того, чтобы что-то поиметь, значительно меньше.

— Какие страны Центральной Азии, на Ваш взгляд, первыми почувствуют экспансию Китая?

— Я думаю, Казахстан, у которого очень много лакомых ресурсов и уже существует большой задел сотрудничества. У него больше всего завязок с Китаем и уже довольно много спорных и вызывающих общественное недовольство проектов сотрудничества, возможно, юридически не до конца выверенных. Даже в Жанаозене речь шла о том, чтобы люди получали столько, сколько их китайские коллеги.

— Удалось ли организации «Реки без границ» что-то уже изменить?

— Мы практически убедили международные организации, российскую сторону и значительную часть китайских специалистов, в чем заключается выход из ситуации, в смысле — о чем надо договариваться.

— И о чем?

— Договариваться надо об экологическом стоке, то есть о тех характеристиках стока по совместной реке, которые будут обеспечивать сохранение экосистемы реки, ее ресурсов и благополучие людей на ее берегах. Надо договариваться о том, сколько в разные сезоны года должно быть там оставлено воды, точнее — установить, сколько воды может быть без вреда забрано. Эту воду можно делить поровну между странами, можно — в зависимости от потребностей этих стран.

Понятно, в Китае потребность в воде, мягко говоря, больше. Но оставленный в реке экологический сток — это уже базис для того, чтобы не навредить совместно охраняемым и совместно ценимым экосистемам, которые лежат на границах, и благополучию людей, живущих на этой территории. Не создавать там очаг напряжения. Об этом надо как можно скорее начать говорить с цифрами и фактами в руках и желательно на основе совместных исследований прийти к каким-то конкретным нормам, ограничивающим отбор воды, и конкретным совместным механизмам контроля.

Будет вред или нет

— Насколько серьезны и реальны последствия поворота рек в Китае?

— На самом деле нет одного китайского плана — повернуть реки. Есть примерно сотня разных проектов, которые затрагивают трансграничные посты. Например, в тех бассейнах, где работаю я, их порядка 25. Так как я работаю на четверти периметра Китая, всего их, наверно, около сотни. В каких-то случаях китайское водопотребление действительно может вызывать те негативные последствия, о которых говорят экологи.

Если мы будем говорить о реке Уссури, например, то, скорее всего, это может повлиять на пойменные леса, потому что они там есть и чувствительны к антропогенным воздействиям, их больше на китайской стороне реки. А на рыбу и климат это повлияет меньше, потому что все равно львиная доля стока реки — с российской стороны.

Основные параметры стока Уссури на водохозяйственные проекты будут влиять в меньшей степени, потому что им слабо будет изъять столько воды, даже если распахать под орошение всю китайскую часть бассейна Уссури. Но зато они могут, если все это распашут, использовать столько пестицидов и химикатов, что это доконает рыбу. По каждому бассейну нужна своя внимательная оценка. Какие факторы будут влиять, какие — нет.

— А изменения климата в связи с этими проектами в каких регионах могут произойти?

— На климат это будет влиять в основном на западных границах Китая, потому что там климат засушливый и там легче нарушить баланс перераспределением водных ресурсов. Хотя внутри Китая они умудрились в бассейне Сунгари вплоть до локального опустынивания откорректировать климат хозяйственной деятельностью, в том числе и водохозяйственной. И всего-то за 70 лет.

— А когда планируется завершение нынешних глобальных проектов?

— С моей точки зрения, перераспределение стока и блокирование русел, блокирование стока наносов в результате строительства гидроэлектростанций — это самое существенное влияние Китая на трансграничные реки. А план строительства гидроэлектростанций, которые меня волнуют в наибольшей степени, прописан до 2050 года. Это не значит, что он так и будет выполняться, но проработки были сделаны на полвека вперед. Есть карта, на которой показаны те места, где Китай хочет поставить крупные плотины. Этот план регулярно корректируется.

Что касается конкретных бассейновых планов, то они, по-моему, планируются на пятилетку и десятилетку. Но могу ошибаться, потому как никогда не держал в руках целый бассейновый план развития.

— По последним данным, власти Китая направят на проект изменения течений рек 80 млрд долларов, из них в этом году — 10 млрд. Насколько это достоверно?

— Вы не забывайте, что власти Китая в основном занимаются реками, находящимися целиком на территории Китая. Это реки Хуанхэ, Ляохэ и Янцзы. На землях, относящихся к бассейну этих рек, проживает и кормится порядка 90% населения страны. А все остальные реки Китай интересуют постольку-поскольку.

Что касается переброски, то 90% денег уйдет на то, чтобы построить три ряда каналов, которые будут вести воду из Янцзы в засушливые северные районы. Скорее всего, не пожалеют денег и на повсеместное создание мелких водохранилищ, потому что поставлена задача обеспечить водную безопасность, воспринимаемую как запасание вод на случай засухи. Так что деньги там могут быть огромные, но они будут вложены во внутренние бассейны Китая.

— Эта деятельность будет иметь последствия?

— В первую очередь климатические. Но будут и интересные экономические последствия, потому что в связи с деградацией внутренних территорий деятельность уходит в приграничные районы. Так, например, приграничная с Россией территория бассейна Амура стала на сегодняшний день основной зерновой базой Китая. Хотя 20—40 лет назад об этом и подумать не могли. Потому что, во-первых, климат стал потеплее, во-вторых, технологии сегодня позволяют делать это севернее, а в-третьих, значительная часть сельхозугодий среднего Китая деградировала вплоть до опустынивания. А здесь земли пока свежеразработанные. Это связанные вещи, просто экспортируется не вода, а водоемкие производства...

Амур делят как тришкин кафтан

— Вы упоминали проблемы бассейна реки Аргунь. Можно о ней немного подробнее?

— Это самый наглядный трансграничный водохозяйственный кризис. Наша коалиция с этого примера начала свою деятельность. В случае с Аргунью надо спешить с решением, там действительно могут понастроить сооружений в Китае, которые будут воду использовать на какое-нибудь достаточно выгодное экономически производство, и тогда ее будет жалко пускать обратно в реку. Поэтому желательно заключить договор до того, как это все будет построено. Чтобы строительство было ограничено тем определенным количеством воды, которое может быть безболезненно изъято.

— Выходит, участники процесса не до конца оценили все риски?

— Китайцы очень хорошо понимают это, потому что они у себя очень много рек загубили таким образом. Сейчас они стараются спасти ситуацию т.н. межбассейными перебросками. Например, в Китае очень часто в бассейне Амура перекидывают один приток в другой для того, чтобы компенсировать ранее ушедшие на ирригацию водные ресурсы. И они это делят как тришкин кафтан. Сплошь и рядом обоснования перебросок реки — «из реки Нонни в реку Сунгари» и по пути через такие-то болота, которые получат часть этой воды.

— Какой-то странный принцип работы...

— У них такая модель поведения — сначала устроить серьезный кризис, а потом вкладываться в его исправление. Что у нас, что у них, так устроены мозги. Выгоднее заниматься восстановлением порушенного, потому что под это дают больше денег. Сперва допустить застройку поймы, а потом вкладывать миллиарды для берегоукрепления, чем отрегулировать так, чтобы не строили вблизи реки.

Это большая проблема во всей этой отрасли, потому что она на 70% иррациональна. То есть 30% любого сооружения — это какие-то разумные основания, а 70% — дутые запросы, связанные с тем, чтобы обосновать больше инвестиций.

— Все почти как у нас...

— Это единая болезнь. Это одна и та же в конечном счете водохозяйственная школа — что в странах СНГ, что в Китае. Просто технологии там получше.

Татьяна Гарькавая

Источник: Газета "Голос Республики" №3 (225) от 27 января 2012 года