Российский цугцванг: от сырьевой зависимости — к «энергетической сверхдержавности»

Может ли Россия решить свои фундаментальные задачи, двигаясь по пути построения «энергетической сверхдержавы»? Будут ли ожидаемые выгоды такой сверхдержавности достаточно весомы, чтобы перевесить вероятные издержки и риски? Или этот путь заведет нас в еще более глубокий тупик?

Наш ответ на «ресурсный «вызов»

Сложность ситуации, как это часто бывало в отечественной истории, порождает принятие решений, с трудом поддающихся рациональной интерпретации. Среди всех нефтезависимых государств мира, Россия нашла, пожалуй, самый простой и оригинальный способ преодоления зависимости от ресурсов, свой особый ответ на «ресурсный вызов»: наша страна объявила себя «энергетической сверхдержавой». Конечно, с терминологической точки зрения между понятиями «сырьевой придаток» и «энергетическая сверхдержава» есть очень большая разница. Но каковы сущностные различия и есть ли они? Дискуссии на эту тему идут уже несколько лет, но, по-видимому, они почти беспредметны по причине концептуальной расплывчатости обсуждаемых категорий.

К примеру, Саудовская Аравия, Кувейт, Катар, Оман и ряд других стран-экспортеров нефти, которые с очевидностью играют роль сырьевых придатков «первого мира», вполне благополучны в своем социально-экономическом развитии — во всяком случае, по статистическим показателям уровня жизни они заметно опережают Россию. Саудовскую Аравию можно без особых натяжек назвать «энергетической сверхдержавой», поскольку она располагает крупнейшими в мире запасами нефти, является ведущим производителем и экспортером, оказывает реальное влияние (в партнерстве с другими странами-участниками ОПЕК) на состояние мирового рынка нефти. Т.е. в данном случае наблюдается некоторое двуединство «сырьевого придатка» и «энергетической сверхдержавы». При этом все названные выше государства вряд ли можно назвать реально, или полностью, независимыми от «первого мира» как в экономическом, так и в политическом отношении.

В противоположность им, большинство европейских и азиатских стран с высоким уровнем дохода не располагает крупными сырьевыми и энергетическими ресурсами, но находится на существенно более высокой ступени технологического, институционального и социально-экономического (если не по статистике, то в качественном отношении) развития. Но и эти все государства опутаны целой сетью взаимозависимостей, и практически каждое из них в той или иной степени зависимо от США, безусловного лидера «первого мира».

Китай — «демографическая сверхдержава», которая благодаря высоким темпам роста, стабильно удерживаемым в последние 30 лет, уверенно выдвигается в ряды «экономических сверхдержав». Впрочем, Китай вполне можно считать и «энергетической сверхдержавой», ведь Поднебесная владеет 9% мировых запасов минерального топлива, производит первичной энергии в 1,8 раза и потребляет в 3,5 раза больше, чем Россия. Главное отличие от России состоит в том, что свой энергетический потенциал Китай не выбрасывает непосредственно на мировой рынок, а предварительно «конвертирует» в различные виды продукции с более высокой добавленной стоимостью. Трудно сказать, смогла бы китайская экономика развиваться с такой завидной скоростью, если бы не опиралась на более чем 90-процентную самообеспеченность энергоресурсами. Динамичность экономике Китая придает пул отраслей и производств, ориентированных на внешний рынок. Однако наличие гипертрофированного экспортного сектора создает специфические риски нестабильности, поскольку ставит Поднебесную в зависимость от состояния мировой конъюнктуры.

США являются сверхдержавой без каких-либо условно-уточняющих определений. Однако глобальный лидер тоже находится, по крайней мере, в «технической» зависимости от импорта энергоресурсов, что не представляет опасности для страны лишь постольку, поскольку США обладают политическим контролем над основными источниками импортируемой нефти. Вполне очевидно при этом, что утрата подобного действительного контроля даже на непродолжительное время, как показали события 1973 и 1979 гг., может привести к серьезным потрясениям в американской экономике, равно как и во всей экономике «первого мира».

С формальной точки зрения неважно, на чем мы пытаемся выстроить собственное благополучие и обеспечить влияние в мире — на нефти и газе, высоких технологиях, вооружениях, детских игрушках или выращивании бананов. Важно, чтобы соблюдалось два условия: во-первых, избранные факторы развития действительно должны обладать свойством «локомотивной тяги», способной через систему межотраслевых связей потянуть за собой рост всей экономики; во-вторых, двигательная сила факторов роста должна быть достаточно устойчивой и не подверженной чрезмерным колебаниям по причине, например, внешних воздействий (конъюнктурных, политических и проч.).

Россия располагает достаточно большими ресурсами нефти и газа, чтобы использовать их в качестве инструмента для решения стоящих перед страной экономических и политических задач. Освоение столь крупных источников природной энергии в сочетании с комплексным преобразованием теоретически способно сгенерировать мощные мультипликативные эффекты в экономике. Т.е. первое из названных выше условий выполняется. Сложнее обстоит дело со вторым. В исторически долгосрочной перспективе сырьевые ресурсы нельзя рассматривать в качестве устойчивого фактора развития из-за их естественной исчерпаемости и эволюционной изменчивости потребностей мировой экономики в тех или иных ресурсах. В обычных же пределах научно-экономического прогнозирования можно представить довольно устойчивые сценарии развития на основе ресурсного фактора при адекватном учете сопутствующих рисков. Но делать ставку на ресурсы имеет смысл лишь при условии, что в течение двух—трех десятков лет, а не веков, удастся сформировать и реально задействовать замещающие или дополняющие факторы развития, провести глубокую диверсификацию экономики, поскольку наличие гипертрофированных секторов (особенно — сырьевого) резко снижает устойчивость социально-экономического развития и создает повышенные экономические и политические риски.

К сожалению, наше прошлое и настоящее показывает, что мы еще не научились как следует использовать ресурсный фактор в качестве «локомотива» национальной экономики. Освоение российских источников нефти и газа естественным образом создает «положенные» мультипликативные эффекты, которые, по большей части, реализуются за пределами нашей страны. Заграница добавляет стоимость в процессе переработки производимых нами энерго-сырьевых ресурсов и использует конечные эффекты. Она же получает всю цепочку доходов и эффектов от поставок в Россию технологий, машин и оборудования, интеллектуальных компонент, требуемых для освоения ресурсных источников. Наша же страна в основном вынуждена довольствоваться прямыми эффектами — рентой, содержащейся в ценах добываемого сырья.

Шансы и риски «энергетической сверхдержавы»

Способна ли идея «энергетической сверхдержавности» внести принципиальные коррективы в сложившуюся ситуацию? Позволит ли она России превратиться в органичную часть глобального экономического и энерго-технологического пространства или мы по-прежнему будем всего лишь примыкать к нему в качестве ресурсного донора? Если да, то рассматриваемая идея может стать важнейшим системно-концептуальным направлением развития страны на обозримую перспективу. Если нет, то попытка построения «энергетической сверхдержавы», скорее всего, сведется к внешнеполитическому курсу, прикрывающему отсутствие четко осознанной парадигмы национального социально-экономического прогресса и вытекающему из нынешнего «нефтегазового цугцванга», т.е. станет очередным вынужденным ходом, ведущим к дальнейшему ухудшению позиции.

Сверхдержавность, обращенная вовне и подразумевающая возможность оказывать влияние на общемировые процессы, является привычным положением для нашей страны. Россия, сыгравшая главную в роль в крушении наполеоновской империи, объективно стала великой европейской державой в первой половине XIX века. Советский Союз, внесший решающий вклад в победу над фашизмом в годы Второй мировой войны и в последствии сумевший создать собственное ракетно-ядерное оружие, тоже по полному праву занимал положение великой мировой державы наравне с США. Но ни в том, ни в другом случае  сверхдержавность, опиравшаяся на военно-политическую мощь и милитаризованную экономику,  не приносила особых внутренних дивидендов, выражавшихся в высоком уровне жизни населения. Скорее наоборот, народное благосостояние и благополучие приносилось в жертву стремлению вершить судьбы мира. В основу нынешней своей сверхдержавности Россия пытается положить обладание уникальным нефтегазовым потенциалом. Удастся ли сделать это «оружие» не только инструментом внешнего влияния, но и действительным источником национального благосостояния, покажет будущее.

Видимые и не единожды обозначенные разнообразные политико-экономические выгоды «энергетической сверхдержавности», связанные с усилением позиций России в мировом пространстве, весьма и весьма привлекательны. Более того, утверждается даже, что у России сегодня нет другой альтернативы выживания [9; с. 5]. Но нельзя не видеть и многие сложности, которые предстоит преодолеть, прежде чем мы сможем пожинать плоды «энергетической сверхдержавности». Ключевая проблема состоит в том, что для достижения «сверхдержавных» целей потребуется дальнейшее наращивание добычи и экспорта углеводородов, которое с каждым годом дается нам все более и более дорогой ценой. Доступ к новым ресурсным источникам становится все более и более трудным, а дорога к ним ведет нас уже прямиком в Арктику. Для освоения этих источников нужны не только соответствующие технологии, которыми Россия не располагает, но и гигантские инвестиции, характеризующиеся очень высоким уровнем рисков. Уже сегодня российские власти вынуждены вводить невиданные, экстраординарные по прежним меркам налоговые и тарифные льготы для всех стратегически важных нефтегазовых проектов. Тем самым сводятся к минимуму привычные для нас прямые финансовые выгоды, а следовательно, неизмеримо возрастает значение выгод косвенных, которые пока что большей частью достаются не России, а зарубежным странам.

В России же происходит сокращение занятости на предприятиях и в организациях обрабатывающей промышленности — почти на полмиллиона человек за период 2010—2012 гг.; в сфере образования — на 390 тыс. человек. При этом в добыче полезных ископаемых численность занятых выросла 20,4 тыс. человек [4]. Несмотря на это, мы обольщаемся надеждами, что запуск новых экспортных трубопроводов, как например в случае с ВСТО-2, «даст очень серьезный толчок» для развития и что подобные проекты «существенно расширяют инфраструктурные возможности» восточных регионов страны [8]. Хотя вполне очевидно, что магистральные трубопроводы всего лишь предназначены для перекачки нефти и газа и никаких дополнительных эффектов сами по себе принести не способны. В этой связи нельзя не отметить, каким контрастом в сравнении с нашими «победными реляциями» выглядят сообщения из Китая, где почти одновременно с пуском ВСТО-2 была сдана в эксплуатацию самая длинная в мире (2,3 тыс. км) высокоскоростная железная дорога, связавшая столицу страны с несколькими провинциальными центрами [7]. Такие инфраструктурные проекты действительно играют серьезную интегрирующую роль в национальной экономике и порождают множественные косвенные эффекты.

Нельзя не отметить и устойчиво негативную — с позиций «сверхдержавности» —тенденцию к сужению российской ниши на мировых энергетических рынках. В последние 7—8 лет доля России в мировом нефтяном экспорте стабилизировалась примерно на отметке в 14%, а в экспорте газа снизилась с 25 до 18%. Не растет удельный вес России и в добыче углеводородов, застыв где-то на уровне 12—13% по нефти и 18—19% по природному газу[1]. Сложившаяся динамика показателей отражает объективные и субъективные трудности в современном развитии отечественного НГС, которые выливаются в торможение роста производственных показателей, что противоречит не только курсу на «энергетическую сверхдержавность», но соображениям вполне утилитарной выгоды. В пику идее «сверхдержавности» можно сколько угодно дискутировать на тему о целесообразности наращивания экспорта энергоресурсов, но от этого факты не перестанут быть фактами. Действительно, нет ничего хорошего в том, что наша экономика находится в слишком сильной зависимости от экспорта сырьевых товаров и конъюнктуры мирового рынка сырья. Но и сужение российской ниши, к примеру на рынке природного газа, тоже не предвещает ничего хорошего, если это не будет компенсировано увеличением объемов внешней торговли обработанными и высокотехнологичными товарами. Следует также учесть, что наши основные конкуренты на газовом рынке не столь привередливы в своих конечных целях и в отличие от «Газпрома», как правило, не претендуют на глубокую интеграцию в систему энергоснабжения стран-импортеров. То есть де-факто они готовы предложить свой товар на потенциально более выгодных для покупателей условиях, нежели российский экспортер, действующий в соответствии с требованиями курса на «энергетическую сверхдержавность».

Логично предположить, что «энергетическая сверхдержава», дабы не превратиться в «энергетическую империю», должна не только править миром, давать странам-импортерам нефть и газ, извлекая свои выгоды, но и быть своего рода покровителем, гарантом энергетической безопасности и стабильности. Действия под известным из гайдаевской кинокомедии управдомовским девизом: «А если не будут брать, отключим газ!» — станут, скорее всего, неуместны. Например, опасаясь диктата, традиционные европейские импортеры российского природного газа отчаянно диверсифицируют источники своего энергоснабжения. Со своей стороны, Россия предпринимает усилия по диверсификации географических направлений экспорта, открывая для себя азиатские рынки. Но эти рынки являются конкурентными, поскольку не привязаны к жестким конфигурациям поставок, а потому не столь уж просты для нас. На них нужно учиться работать, чтобы не попасть в зависимость от покупателей, которые хоть и ждут прихода наших энергоресурсов, но рассчитывают на покладистость российской экспортной политики, полагая, что нам все равно некуда деваться. В этом смысле показательна позиция Китая, ставшего нашим главным восточным контрагентом в торговле энергоресурсами и умело использующего свое экономическое превосходство для достижения наиболее выгодных для себя условий поставок нефти и газа из России.

Позитивный настрой в политике «энергетической сверхдержавы» не может граничить с альтруизмом. Чтобы не скатиться к последнему от России требуется достаточная уверенность в собственных силах, подкрепляемая целым комплексом аргументов, которые должны быть в арсенале любой державы, любого государства, претендующего на свою политическую и экономическую самостоятельность. «Энергетическое оружие» выстрелит точно в цель лишь при условии, что «стрелок» умеет хорошо обращаться с этим «оружием» и способен при необходимости защитить его от чужих посягательств. Для сегодняшней России это означает, что «должны быть достроены все остальные недостающие предпосылки державы, не говоря уже о "сверхдержаве". Даже энергетической сверхдержавой можно быть только при одном условии: если у страны есть достаточная военно-политическая мощь, чтобы сохранять контроль над энергоресурсами. А эту мощь нельзя обеспечить, имея одну отрасль под названием "энергетика", будь она даже самая развитая на свете» [6].

«Энергетическая сверхдержавность» — это чрезвычайно сложный для России политико-экономический курс с шансами на успех и рисками неудачи. Максимизация первых и минимизация вторых во многом будут определяться тем, насколько адекватными, прагматичными и целеустремленными окажутся решения и действия, предпринимаемые российскими властями. Будут ли извлечены надлежащие уроки из кризисов и сложных ситуаций, в которые прежде попадала наша страна, запутавшись в противоречивых стремлениях сохранить стабильность, получить выгоды от ресурсного изобилия и не угодить при этом в глубокую сырьевую зависимость? Или мы и дальше будем двигаться по инерции, ссылаясь на безысходное «ресурсное проклятие»? Следует согласиться с Е.Т. Гайдаром, который при анализе причин, приведших к падению СССР, отметил, что «...принятые советским руководством решения сыграли немалую роль в том, как развивался кризис советской экономико-политической системы в конце 1980 — начале 1990-х годов. От руководства страны зависело многое, однако, отнюдь не все. Не бессмысленно сказать и наоборот: не все, но многое» [3; с. 204]. Сегодня и в дальнейшем от российского руководства будет зависеть многое; потребуется не только компетентность, знание и понимание проблем, стоящих перед страной, но и политическая воля для принятия и выполнения решений, которые с неизбежностью должны затронуть институциональный каркас национальной экономики.

Фундаментальный вопрос: быть или не быть?

Все, что происходит в российской экономике, имеет весьма отдаленное отношение к мифическому «ресурсному проклятию», которое, якобы, довлеет над нашей страной. Автор готов присоединиться к выводу, сделанному в одной из недавних публикаций У. Томпсона: «Утверждения о том, что Россия превращается в снежную Венесуэлу, сильно преувеличены. В политическом аспекте удивляет не то, как хорошо Россия соответствует стереотипам сырьевой политэкономии, но, наоборот, то, как успешно она до сих пор сопротивлялась многим институциональным и политическим извращениям, обычно ассоциируемым с развитием, в основе которого лежит сырье. Более того, есть все основания утверждать, что и без всяких ресурсов Россия страдала бы от тех же самых проблем. Одновременно в тезисе о том, что ресурсное богатство России представляет опасность для ее политического развития, все же есть некоторая справедливость. Однако основная проблема не в природе этих ресурсов, но в их локализации в институциональной среде, плохо подготовленной для преодоления проблем, порождаемых богатством такого рода» [13; с. 172]. К этому следует добавить, что в России аналогичные проблемы, хотя и не в таких масштабах, порождаются любым богатством. Любой доход приобретает в той или иной степени рентный характер, любой источник дохода уподобляется нефтяному месторождению, а любой бизнес и управленческая деятельность в значительной мере превращаются в погоню за рентой.

Современные российские проблемы схожи с проблемами всех ресурсно избыточных стран, однако имеют свою специфику, поскольку Россия — это, все же, не «третий мир». Схожесть состоит в многообразной зависимости от «первого мира»: в наследство от СССР России досталась экономика, находившаяся в довольно сильной технологической зависимости от Запада, а не просто ресурсозависимая, и включавшая гипертрофированный военно-промышленный сектор — развитый технологически, но склонный к инерционному росту, низко мобильный, плохо приспособленный к потребностям гражданских отраслей. Также как и страны «третьего мира», Россия вступила в полосу дискретных институциональных, общественно-политических и экономических трансформаций, которые именно в силу своей дискретности неизбежно способствуют активизации ренториентированного поведения, а наличие ресурсов создало для этого исключительно благоприятную среду.

Главное же наше отличие от «третьего мира» заключается в неодинаковости базовых условий протекания трансформационных процессов. Для стран «третьего мира» типичными являются переходы от колониальной подчиненности к политической независимости и от бедности к богатству, что порождает стремление к ускоренной модернизации социально-экономических систем (пусть и далеко не самыми лучшими способами). В России дискретные трансформации оказались неразрывно связаны с деградацией традиционной, созданной в советский период времени,  индустриальной экономики, в развитости которой мало кто сомневался, а также с переходом от богатства к бедности, от величия — к второстепенной роли на мировой сцене. Тот факт, что бытовавшие в преддверии перехода общественные представления о величии, богатстве и экономической мощи страны были не вполне адекватны и слишком догматичны не имеет принципиального значения, так как они стали неотъемлемой частью национального менталитета, по которому падение Советского Союза нанесло сокрушительный удар.

Поэтому нынешняя, если можно так сказать, обреченность России, в отличие от стран «третьего мира», связана отнюдь не с теоретическим «ресурсным проклятием» и даже не с объективными отрицательными проявлениями ресурсного изобилия, а с неизбежным для нас решением фундаментальной дилеммы «Быть или не быть?».

Стать если не сверхдержавой, то хотя бы подлинной державой, на равных взаимодействующей с внешним миром, но не находящейся в полуколониальной зависимости от него; державой, способной обеспечить своим гражданам все необходимые условия для построения достойной жизни. Стремясь «быть», мы опираемся на ресурсы, которые становятся предпосылкой для особого, сопряженного с определенными шансами и рисками, позиционирования России на мировой арене в качестве «энергетической сверхдержавы». Но в какой степени эта внешняя по своей сущности «сверхдержавность» сможет обернуться внутренними выгодами, измеряемыми не прибылями государственных и частных корпораций, а реальным ростом общественного благосостояния, пока не слишком ясно. Точно также не вполне ясно, как это отразится на состоянии и динамике всего комплекса отечественных институтов, опосредующих процессы общественно-политического и экономического развития и несовершенство которых перерастает в проблему целеполагания в политике государства. В общем, остается немало вопросов касательно нашей сырьевой зависимости, перспектив ее преодоления или перевода в более приемлемые форматы взаимозависимости между Россией и миром.

Ответы на эти непростые вопросы сможет дать только время, которого для решения нашей фундаментальной дилеммы остается все меньше и меньше. Но будем надеяться на лучшее — на то, что разыгрывать «нефтегазовый цугцванг» не придется в условиях политико-экономического «цейтнота»…

В.В. Шмат

Институт экономики и организации промышленного производства СО РАН

Из статьи РОССИЙСКИЙ ЦУГЦВАНГ: ОТ СЫРЬЕВОЙ ЗАВИСИМОСТИ — К «ЭНЕРГЕТИЧЕСКОЙ СВЕРХДЕРЖАВНОСТИ» /

Журнал "Идеи и Идеалы"  2014 года » №4, Том 1

Литература

1. Байбаков Н.К. Трудные годы становления третьего Баку // В кн.: Нефтяная эпопея Западной Сибири. / Ред. кол.: Крол М.М. (гл. ред.) и др. — М.: Минтопэнерго, 1995.

2. Бюджетная статистика / Федеральное казначейство. Официальный сайт. — URL: http://www.roskazna.ru/ (дата обращения 12.07.2014).

3. Гайдар Е.Т. Гибель империи. Уроки для современной России. / 2-е изд., испр. и доп. — М: РОССПЭН, 2006. – 448 с.

4. Единая межведомственная информационно-статистическая система / ЕМИСС. — URL: http://www.fedstat.ru/indicators/start.do (дата обращения 12.07.2014).

5. Карпов В.П. Западно-Сибирский нефтегазовый комплекс — достижение экономики мобилизационного типа // Мобилизационная модель экономики: исторический опыт России XX века. Сборник материалов всероссийской научной конференции. Челябинск, 28—29 ноября 2009 г. / Под ред. Г.А. Гончарова, С.А. Баканова. — Челябинск: Энциклопедия, 2009. — С. 180—186.

6. Леонтьев М. Концепт «Россия как энергетическая сверхдержава» // Русский журнал.— 27 окт. 2006. — URL: http://www.russ.ru/pole/Koncept-Rossiya-kak-energeticheskaya-sverhderzhava (дата обращения 12.07.2014).

7. РБК daily. — 26 дек. 2012 / В Китае запущена длиннейшая в мире скоростная железная дорога. — URL: http://www.rbcdaily.ru/2012/12/26/world/562949985406393 (дата обращения 12.07.2014).

8. Российская газета. — 26 дек. 2012 / От Балтики до Тихого океана. — URL: http://www.rg.ru/2012/12/25/proekti-site.html (дата обращения 12.07.2014).

9. Симонов К. Энергетическая сверхдержава. — М.: Алгоритм, 2006. – 272 с.

10. Славкина М.В. История принятия решения о промышленном освоении Западной Сибири // Экономическая история. Обозрение / Под ред. Л.И. Бородкина. Вып. 10. — М.: Изд-во МГУ, 2005. — URL: http://www.hist.msu.ru/Labs/Ecohist/OB10/index.html (дата обращения 12.07.2014).

11. Славкина М.В. Триумф и трагедия. Развитие нефтегазового комплекса СССР в 1960—1980-е годы. — М.: Наука, 2002. – 224 с.

12. Статистика внешнего сектора / Центральный Банк РФ. — URL: http://www.cbr.ru/statistics/?Prtid=svs (дата обращения 12.07.2014).

13. Томпсон У. Снежная Венесуэла? «Ресурсное проклятие» и политика России // ПрогнозиΣ. Журнал о будущем. — 2008. — № 1 (13). — С. 150—174. — URL: http://www.intelros.ru/readroom/2813-prognozi931-113-2008.html (дата обращения 12.07.2014).

14. Шашин В.Д. Нефтяники — стране. — М.: Недра, 1976.

15. Шмат В. Нефтегазовый цугцванг. Очерки экономических проблем российского нефтегазового сектора / под науч. ред. В.А. Крюкова. — Новосибирск: ИЭОПП СО РАН, 2013. — URL: http:// нефтегазовый-цугцванг-онлайн.рф.

16. BP Statistical Review of World Energy – 2014. — URL: http://www.bp.com/ (дата обращения 12.07.2014).