На пути к «нефтяной игле»

Нефтегазовые ресурсы оказали значительное влияние на выбор того исторического пути развития, по которому прошла наша страна. Ресурсы во многом предопределили место, «отведенное» России (а прежде — Советскому Союзу) в рамках сложившегося миропорядка.

Но сегодняшняя беда России не в том, что она богата своими недрами, а в том, что процесс освоения сырьевых богатств происходит в несовершенной институциональной среде, способствующей не развитию экономики и общества, а застою. 

«Нефтегазовый импульс» Западной Сибири

Мощнейший импульс для развития по сырьевому пути советская экономика получила в 1960 - 1970-е годы после открытия и с началом промышленного освоения уникальных нефтегазовых ресурсов Западной Сибири. В отношении этих ресурсов ситуация изначально складывалась весьма противоречивым образом: с одной стороны, открывались грандиозные, невиданные ранее, перспективы наращивания добычи углеводородного сырья; но с другой стороны, были вполне очевидны и колоссальные трудности в решении задач по освоению новой ресурсной базы в регионе с неблагоприятными природно-климатическими условиями. Причем разнообразные технические и организационные сложности усугублялись ограниченностью материальных и финансовых ресурсов, которые в требуемом объеме было невозможно мобилизовать за счет внутренних источников.

Руководство СССР оказалось перед непростой дилеммой выбора лучшей стратегии освоения западносибирских богатств: по какому пойти пути — умеренному или интенсивному? И как не оказаться в плену ведомственных и «местно-патриотических» интересов? Умеренный сценарий строился на том, что в середине 1960-х годов советская нефтегазовая промышленность находилась в отличном состоянии, обеспечивая внутренние энергетические потребности, удовлетворяя нужды социалистического лагеря и давая определенные возможности для валютного экспорта в капиталистические страны. Поэтому предлагалось «овладевать» Западной Сибирью не форсируя добычу, без переброски в заболоченную тайгу главных материальных и трудовых ресурсов, выделявшихся на развитие нефтегазовой отрасли, и постепенно изменять ее районирование в долгосрочной перспективе. Сценарий интенсивного освоения исходил из того, что ресурсы хорошо освоенных районов начали приближаться к своему истощению и без скорейшего ввода новых западносибирских месторождений уже к концу 1970-х годов СССР может столкнуться с дефицитом топлива. Проблему же нехватки инвестиций предлагалось решить за счет концентрации усилий на освоении самых крупных и продуктивных месторождений (чтобы минимизировать затраты) и увеличения экспорта нефти и газа для получения дополнительных внешних финансовых ресурсов.

Среди партийных и советских деятелей, хозяйственников, администраторов, ученых не было общего мнения — у каждого из возможных путей были приверженцы и противники, которые доказывали свою правоту и опровергали доводы оппонирующей стороны. При этом адепты интенсивного сценария, отстаивая идею привлечения инвестиций за счет экспорта углеводородов, обращали внимание и на соображения политико-стратегического характера. В эпоху усиливавшегося ресурсного национализма стать крупным экспортером нефти и газа означало возможность получить не только контроль над крупными финансовыми потоками в твердой валюте, но и дополнительные рычаги экономического влияния во всем мире. Таким образом, был выдвинут целый комплекс хорошо продуманных аргументов: экономических расчетов, геологических прогнозов, соображений политической выгоды. В итоге это принесло, если и не безоговорочную, то весьма решительную победу — партия и правительство взяли курс на быстрое и широкомасштабное освоение западносибирских ресурсов [10].

Следует оговориться, что даже самые смелые прогнозы и планы, которые строились в конце 1960-х — начале 1970-х годов довольно быстро померкли перед реальными темпами освоения Западной Сибири, что привело к беспрецедентно быстрому росту общей добычи нефти и газа в стране. Столь же стремительно увеличивалась и внешняя торговля углеводородным сырьем — к 1980 году, то есть всего за полтора десятка лет с начала разработки западносибирских месторождений, добыча нефти и экспорт жидкого топлива (включая нефтепродукты) из СССР выросли в 2,5 раза[1]. Соблазнившись неожиданной выгодой от высоких мировых цен на нефть, которые резко подскочили в результате энергетического кризиса 1973 года, Советский Союз стал наращивать экспорт углеводородов со значительным опережением всех ранее предусмотренных директив. Ресурсы Западной Сибири казались неисчерпаемыми, уровни добычи поднимались все выше и выше, возраставшие плановые задания перевыполнялись с завидным постоянством. В развитии советского нефтегазового сектора (НГС) возобладал иррациональный в своей сущности принцип: добывать, чтобы экспортировать — чтобы больше добывать, чтобы больше экспортировать. Позиция СССР, стремившегося к извлечению выгод из сложившейся рыночной конъюнктуры, значительно отличалась от той, что занимали другие ведущие экспортеры (участники ОПЕК), которые во главу угла поставили не увеличение объемов добычи и поставок на рынок, а поддержание высоких цен на нефть. Фактически именно таким образом нашей страной были сделаны первые ходы в направлении нынешнего «нефтегазового цугцванга».

Вполне очевидно, что добыча ради экспорта оправдана лишь в том случае, когда комплекс получаемых выгод перевешивает издержки на освоение ресурсов. Среди выгод особое место занимают так называемые косвенные, или мультипликативные, эффекты, возникающие за пределами сырьевого сектора экономики, но обусловленные его развитием. Справедливости ради нужно отметить, что в 1960-х—1970-х годах нефтегазовый сектор выступал в роли мощного мультипликатора, дававшего толчок для развития многих отраслей советской промышленности и прежде всего — машиностроения и металлургии. Например, только за годы девятой пятилетки (1971—1975 годы) предприятия и организации нефтяной отрасли получили, более 20 тыс. грузовых автомобилей, около 7,5 тыс. тракторов и 1,7 тыс. экскаваторов, 1475 комплектов буровых установок, 1550 штук цементировочных агрегатов, 1750 агрегатов для ремонта скважин и много другой техники. Сложные условия добычи нефти в Западной Сибири послужили предпосылкой для разработки и организации массового выпуска многих видов принципиально нового оборудования [14; с. 84, 87]. Можно определенно сказать, что 1960-х—1970-х годах советский нефтегазовый сектор почти полностью развивался с опорой на отечественную технологическую базу и промышленный потенциал стран социалистического лагеря. Плюс к этому был обеспечен серьезный экономический подъем обширных территорий на севере Западной Сибири, был создан ряд крупных промышленных узлов и зон хозяйственного освоения в ранее почти необжитых районах.

Оборотная сторона нефтегазового изобилия

Однако достижения тех лет, связанные с формированием  новой топливно-энергетической базы страны, не следует идеализировать. Наряду с очевидными успехами имели место и серьезные проблемы, прежде всего — в социальном развитии территорий. Строительство жилья и объектов соцкультбыта постоянно отставало от нараставшего притока населения в нефтегазовые районы, что порождало все новые и новые дисбалансы, а старые проблемы от этого только усугублялись. Вдобавок ко всему резко усилилась дифференциация в социально-экономическом развитии между нефтегазовыми районами и районами с традиционной экономикой. Обострение социальных проблем привело к тому, что в 1980-х годах пришлось принимать экстраординарные меры для исправления ситуации. В Тюменской области были форсированы темпы строительства жилья и соцкультбыта, а участвовала в этом — в порядке «шефской помощи» — едва ли не вся страна. Вторая серьезная проблема заключалась в несбалансированности развития нефтегазового сектора как такового: то геологоразведка отставала, то переработка углеводородов, то хозяйственная инфраструктура. И все это имело место несмотря на централизованное директивное планирование, которое в силу преобладания отраслевого подхода и доминанты ведомственных интересов не справлялось с решением сложных комплексных задач. В итоге нерационально использовались лимитированные материальные и финансовые ресурсы, снижалась эффективность освоения углеводородного потенциала Западной Сибири.

Тем временем, задачи по достижению высокой эффективности развития нефтегазового сектора с каждым годом становились все более трудноразрешимыми. В 1980-х годах по мере истощения выявленной ресурсной базы, продвижения дальше на север Западной Сибири и роста добычи природного газа (который во все более значительных объемах экспортировался) стали ухудшаться условия работы. Происходил не только естественный рост всех видов затрат, но и постоянно повышались требования к технологическому уровню производства, качеству применяемой техники и оборудования. Обострился дефицит многих видов оборудования и материалов, который стал компенсироваться за счет импорта в обмен на поставляемое западным странам сырье и некоторые химические продукты. В качестве примеров можно назвать обширное соглашение с ФРГ «Газ — трубы» (осуществлялись поставки газа в Германию в обмен на трубы для строительства экспортных и внутренних магистральных газопроводов) и так называемые компенсационные соглашения по импорту оборудования для строившихся в стране нефтегазохимических предприятий (в уплату за поставленное оборудование уходила часть производимой продукции).

Мобилизационная модель освоения природных ресурсов в отсутствие конкурентной экономической среды привела к тому, что с каждой пятилеткой падали темпы научно-технического прогресса, а некоторые проблемы, например, обеспечение нефтегазовой промышленности техникой в северном исполнении, так и оказались до конца не решенными. Внедрение достижений научно-технического прогресса зачастую не носило комплексного характера, поэтому крайне медленно сокращался ручной труд, доля которого в 1980-х годах в нефтегазовой промышленности достигала 40%, а в строительстве — 60%. Внедрение технологических инноваций зачастую неоправданно затягивалось, а затраты на эти цели были слишком незначительны. В результате складывалась парадоксальная ситуация, когда недостатка в разработанных новинках, вроде бы, и не было, но до сферы производства они не доходили. Внедрение научно-технических достижений, обновление парка машин и оборудования, а также производимой продукции шло чрезвычайно медленными темпами. В 1970-х—1980-х годах отставание СССР от Запада в области нововведений составляло 15—20 лет, увеличившись по сравнению с серединой 1960-х годов почти вдвое [5; с. 181].

Рост добычи и экспорта углеводородного сырья в значительной степени стал решающим фактором, который в течение примерно полутора десятилетий позволял демпфировать общую неэффективность советской директивно-плановой экономики с ее многочисленными провалами, включая проблемы продовольственного снабжения. Нараставшие продовольственные трудности подталкивали советское руководство к форсированному освоению ресурсов Западной Сибири, использованию методов эксплуатации, позволявших добиться быстрых результатов, но создававших трудно прогнозируемые риски падения добычи в будущем [3; с. 181]. Как показали последующие события, ждать этого падения пришлось совсем недолго, но в конце 1970-х — начале 1980-х годов «поток валютных ресурсов от продажи нефти позволил остановить нарастание кризиса продовольственного снабжения городов, увеличить закупки оборудования, потребительских товаров, обеспечил финансовую базу наращивания гонки вооружений, достижения ядерного паритета с США и позволил начать осуществление таких внешнеполитических авантюр, как война в Афганистане» [3; с. 183]. Нужно при этом отметить, что стало быстро и в худшую сторону изменяться соотношение между доходами от экспорта и затратами на добычу углеводородов — все бóльшая доля выручки уходила на компенсацию издержек производства в самом нефтегазовом секторе, а меньшая доставалась другим сферам экономики и использовалась на цели социального развития.

На пути к «нефтяной игле»

Рассматривая эволюцию отечественного НГС в поздний советский период времени, следует подчеркнуть, что на начальной фазе освоения ресурсов Западной Сибири в секторе фактически реализовывалась вполне прагматичная модель развития «национальные ресурсы и технологии + иностранный капитал», к которой, кстати, мы стремимся и сегодня. Конечно, прямых зарубежных инвестиций в нефте- и газодобычу тогда не было, но их роль выполнял приток выручки от экспорта нефти. К сожалению, данная модель эффективным образом проработала очень недолго. Со второй половины 1970-х годов она стала быстро и верно трансформироваться в модель «национальные ресурсы + иностранные технологии и капитал», которая, в сущности, охватила всю советскую экономику. В 1970-е—1980-е годы за нефтедоллары было закуплено оборудование для 50-ти крупных предприятий, в том числе для крупнейших автомобильных заводов в Тольятти (АвтоВАЗ) и в Набережных Челнах (КАМАЗ), предприятий по выпуску радиоэлектронной техники и других [1; с. 21]. К сожалению, зачастую — экономии ради — закупалось морально устаревшее оборудование и такие же лицензионные модели продукции, для выпуска которых оно предназначалось. Но это еще полбеды, худшее состояло в том, что нараставший технологический импорт не просто заполнял имевшиеся бреши, а ставил крест на конкурирующих отечественных разработках, например, для химической промышленности и автомобилестроения. Советское директивное планирование полагало нерациональным тратить средства на собственную разработку того, что можно было беспрепятственно купить за рубежом. Как следствие, не только нарастало технологическое отставание СССР от западных стран, но и оказались утерянными многие собственные научно-технические заделы.

Сложившаяся в поздние советские годы ущербная по своей сущности модель взаимодействия НГС с внешним миром в целом сохранилась вплоть до настоящего времени. Ее ущербность связана с формированием и дальнейшим усилением двоякого рода зависимости: во-первых, зависимости всей национальной экономики от состояния и динамики развития ориентированных на экспорт отраслей минерально-сырьевого сектора или того, что мы сейчас привычно называем «нефтяной иглой»; во-вторых, экономической, технологической и, отчасти, политической зависимости России от промышленно развитых государств Запада (а теперь — и Востока), что сближает положение нашей страны с тем, в каком находятся ресурсные страны «третьего мира». С точки зрения своего позиционирования в глобальной политико-экономической системе Россия стала действительной наследницей СССР и представляет собой «второй мир», который поднялся над «третьим», но еще не может дотянуться до «первого».

О проблеме сырьевой зависимости, как угрозе для страны, громко заговорили в конце 1980-х годов, когда в добавок к рухнувшим мировым ценам на энергоносители начала падать собственная добыча нефти, вследствие чего прежний «бурный поток» нефтедолларов сузился до тонкого «ручейка». Затем настали 1990-е с их трансформационным кризисом и распадом СССР. Падение добычи нефти в России приобрело обвальный характер. Однако несмотря на это, минерально-сырьевой комплекс, включая добычу углеводородов, остался едва ли не единственным крупным сектором отечественной экономики, который всерьез сохранил свою дееспособность и производственный потенциал. Сжатие производства во многих отраслях обрабатывающего сектора оказалось еще более катастрофическим, поэтому вопреки 1,8-кратному сокращению объемов добычи и экспорта нефти (в сопоставлении с историческими максимумами) наша сырьевая зависимость только усилилась.

На смену кризисным 1990-м, с их «разбродом и шатаниями», пришли 2000-е годы, подарившие надежду на стабильность и возобновление экономического роста. Проблема же чрезмерной зависимости от добычи и экспорта сырья, вроде бы, озаботила и руководство страны, которое заговорило о поиске иных путей роста и переходе к инновационной модели развития российской экономики. Но сырьевая зависимость продолжала усиливаться — сначала из-за ренессансного подъема добычи нефти, а затем вследствие стремительного взлета мировых цен на энергоносители. В 2009 г. с учетом нефтепродуктов Россия экспортировала почти ¾ добытой нефти (против 55% во второй половине 1980-х годов) [16]; удельный вес углеводородов в структуре товарного экспорта достиг в 2013 г. 68% (против 50% в самом начале 2000-х) [12]; нефтегазовый сектор в последние годы устойчиво дает не менее 1/3 доходов консолидированного бюджета страны [2].

При этом во время недавнего мирового кризиса, сопровождавшегося резким падением цен на сырье и энергоносители, мы со всей отчетливостью увидели, насколько ненадежным может быть наше нефтегазовое благополучие. Неслучайно сегодня все громче звучат призывы поскорее избавиться от злополучной сырьевой зависимости, о необходимости радикальной смены курса в экономическом развитии страны. Но если трезво взглянуть на сложившуюся ситуацию, мы будем вынуждены признать, что в краткосрочной и среднесрочной перспективе в российской экономике трудно будет найти источники доходов, которые смогли бы заместить НГС. Поэтому в реальной действительности экстренное решение проблемы избавления от сырьевой зависимости сегодня представляет собой, образно говоря, выбор одной опции в дилемме, что лучше: нищий бюджет с низкой долей нефтегазовых доходов или относительно богатый бюджет с высокой долей нефтегазовых доходов. Думается, это будет очень непростой выбор — не только для властей, но и всех граждан России.

В.В. Шмат

Институт экономики и организации промышленного производства СО РАН

Из статьи РОССИЙСКИЙ ЦУГЦВАНГ: ОТ СЫРЬЕВОЙ ЗАВИСИМОСТИ — К «ЭНЕРГЕТИЧЕСКОЙ СВЕРХДЕРЖАВНОСТИ» /

Журнал "Идеи и Идеалы"  2014 года » №4, Том 1

Литература

1. Байбаков Н.К. Трудные годы становления третьего Баку // В кн.: Нефтяная эпопея Западной Сибири. / Ред. кол.: Крол М.М. (гл. ред.) и др. — М.: Минтопэнерго, 1995.

2. Бюджетная статистика / Федеральное казначейство. Официальный сайт. — URL: http://www.roskazna.ru/ (дата обращения 12.07.2014).

3. Гайдар Е.Т. Гибель империи. Уроки для современной России. / 2-е изд., испр. и доп. — М: РОССПЭН, 2006. – 448 с.

4. Единая межведомственная информационно-статистическая система / ЕМИСС. — URL: http://www.fedstat.ru/indicators/start.do (дата обращения 12.07.2014).

5. Карпов В.П. Западно-Сибирский нефтегазовый комплекс — достижение экономики мобилизационного типа // Мобилизационная модель экономики: исторический опыт России XX века. Сборник материалов всероссийской научной конференции. Челябинск, 28—29 ноября 2009 г. / Под ред. Г.А. Гончарова, С.А. Баканова. — Челябинск: Энциклопедия, 2009. — С. 180—186.

6. Леонтьев М. Концепт «Россия как энергетическая сверхдержава» // Русский журнал.— 27 окт. 2006. — URL: http://www.russ.ru/pole/Koncept-Rossiya-kak-energeticheskaya-sverhderzhava (дата обращения 12.07.2014).

7. РБК daily. — 26 дек. 2012 / В Китае запущена длиннейшая в мире скоростная железная дорога. — URL: http://www.rbcdaily.ru/2012/12/26/world/562949985406393 (дата обращения 12.07.2014).

8. Российская газета. — 26 дек. 2012 / От Балтики до Тихого океана. — URL: http://www.rg.ru/2012/12/25/proekti-site.html (дата обращения 12.07.2014).

9. Симонов К. Энергетическая сверхдержава. — М.: Алгоритм, 2006. – 272 с.

10. Славкина М.В. История принятия решения о промышленном освоении Западной Сибири // Экономическая история. Обозрение / Под ред. Л.И. Бородкина. Вып. 10. — М.: Изд-во МГУ, 2005. — URL: http://www.hist.msu.ru/Labs/Ecohist/OB10/index.html (дата обращения 12.07.2014).

11. Славкина М.В. Триумф и трагедия. Развитие нефтегазового комплекса СССР в 1960—1980-е годы. — М.: Наука, 2002. – 224 с.

12. Статистика внешнего сектора / Центральный Банк РФ. — URL: http://www.cbr.ru/statistics/?Prtid=svs (дата обращения 12.07.2014).

13. Томпсон У. Снежная Венесуэла? «Ресурсное проклятие» и политика России // ПрогнозиΣ. Журнал о будущем. — 2008. — № 1 (13). — С. 150—174. — URL: http://www.intelros.ru/readroom/2813-prognozi931-113-2008.html (дата обращения 12.07.2014).

14. Шашин В.Д. Нефтяники — стране. — М.: Недра, 1976.

15. Шмат В. Нефтегазовый цугцванг. Очерки экономических проблем российского нефтегазового сектора / под науч. ред. В.А. Крюкова. — Новосибирск: ИЭОПП СО РАН, 2013. — URL: http:// нефтегазовый-цугцванг-онлайн.рф.

16. BP Statistical Review of World Energy – 2014. — URL: http://www.bp.com/ (дата обращения 12.07.2014).