"Караул" Рассказ Зинаиды Сибирцевой

Разомлевший от жары станционный городишко, готовится к вечернему чаю. Грядки политы, дворы убраны, бани уже остывают. На столах исходят паром пироги. Чайники закипают.

      Небо постепенно багровеет, стихают голоса. На заборе одного из дворов сидят три кота. Причём, два из них обрамляют калитку, сидя на столбиках по обе её стороны, - точно сфинксы. А чуть поодаль примостился третий кот. Кажется, что им всё безразлично, но их позы и взгляды застыли в нужном им направлении. Как раз с западной стороны, из-за поворота, должен вот-вот появиться тот, кого они давно ждут. Непременно дождутся, - будьте уверены!

Разгорячённый мальчишка выкатывает из калитки мяч, и уже с улицы кричит появившейся на крылечке женщине: «Мам, глянь! Сидят второй день!» «Так «путина» же началась! Вот и несут вахту», - отвечает вдогонку мать. Она садится на ступеньку крыльца и окликает котов: «Ну что, котики, не видать пока рыболова вашего?» Коты дружно поворачивают головы, готовые спрыгнуть на землю, но слышат: «Сидите, сидите!» - и остаются на местах.

Женщина в умилении глядит на пятнистого серого кота, сидящего на правом столбике. Он, как две капли воды, похож на бурого пятнистого кота со столбика напротив. «Жив, здоров и невредим», - думает она про первого, и вспоминает, как еле живого принесла его домой.

Случилось это после промозглой затяжной осени, когда пришла слякотная зима. На дорогах хлюпал мокрый снег. От стылого холода передёргивало, и хотелось побыстрей вернуться в дом к раскалённой печке.

Тем временем женщина пошла за водой к колодцу, и вдруг услышала пронзительное мяуканье. Она остановилась и позвала: «Кис, кис, кис!» - тишина. Едва она сделала шаг, как призывный душераздирающий вопль повторился. Так кричать могла только истерзанная болью душа! Мяуканье доносилось с железной дороги, до которой было рукой подать. Спешно пройдя малый пустырь, женщина подошла к вагонам, где под одним из них, между днищем и колёсами, голосил кот.

Пришлось повозиться, чтобы достать его оттуда: он пятился назад, шипел и царапался. Но, когда очутился в руках, - сразу обмяк, его трясло. Женщина глянула на животное и поразилась свалившейся на него напасти. Сжалившись, она заторопилась с котом домой, причитая: «Бедненький! Да как же ты так?» – в замызганном, обледеневшем комке едва теплилась жизнь.
Перво-наперво спасительница насухо обтёрла его, затем внимательно осмотрела. Кот был истощён, со всех лап свисала лентами отмороженная кожа, верхушки ушей походили на обожженную бумагу, половина хвоста болталась на клочке мяса, отсутствовал правый глаз.

Женщина, на подкосившихся ногах, опустилась на стул и прикрыла лицо рукой. Когда она пришла в себя, то поместила кота у тёплой печи рядом с поддувалом, в котором тлели угольки. Здесь было довольно жарко. Не шелохнувшись, кот пролежал там час, другой, третий… Женщина попыталась растормошить страдальца, чтобы накормить, но напрасно.

Поутру несчастный лежал в прежней позе, приоткрыв опухший, но целый глаз. Он, как и вчера, не реагировал на миску с едой и пролежал так весь день. Вечером снова затопили печь. Жар из поддувала чуть не опалил кошачью шерсть, и животное на боку отползло в сторону. Обмороженный кот никак не мог согреться, поэтому вскоре вернулся на прежнее место. Он перебирался туда-сюда ещё пару раз, а на ночь опять прижался к тёплой печке и проспал до утра.

На следующее утро сын собирался в школу, а Минимушка, такое коту дали имя, уже осторожно зализывал лапки, бережно откусывая отмороженную кожицу. Ещё день и ещё ночь согревался он возле печи, залечивая раны. Спустя ещё сутки, кот попробовал привстать, чтобы поесть, и, намучившись, немного подкрепился.

Сын, мать и отец трепетно заботились о несчастной животине, разговаривали с ней, утешая. «Ничего, полярник ты наш, на сале и блинах скоро поправишься», - говорил отец. Каждый из них отдавал ему лучший кусочек. Другие два кота, обычно бесцеремонные, не прикасались к еде найдёныша, словно понимая, насколько ему худо сейчас. Лапы у несчастного зажили к концу месяца. Отмороженные половинки ушей отпали чуть позже, как и большая часть хвоста…
Всю зиму Минимушка ютился возле печи и впервые вышел на улицу лишь тёплым весенним днём. «Прижился горемыка», - подумала сейчас его спасительница и крикнула с крыльца, мчащейся по дороге ватаге ребятишек: «Сынок, далеко не убегай, отец вот-вот вернётся!»

«Вот тоже чудо!» - продолжала размышлять женщина, переключив внимание на второго кота. Случайный человек, увидев пятнистую пару, мог решить, что здесь какая-то природная аномалия – коты близнецы; внешне они походили друг на друга, как две капли воды. Бурого кота звали Волентаймом, проще – Волей. Такое имя дал ему старший сын. Ещё, будучи ребёнком, он принёс котёнка в дом, где тот вырос ручным, доверчивым и бесстрашным.

«Как бежит время! - произнесла женщина, - давно ли выхаживали Волю? Дело случая – и кот едва не погиб».
Было так. Сторожевой чёрный пёс обедал во дворе. Спеша добраться до косточки, он быстро опустошил миску. Затем улегся под калину в тень и, зажав кость между лапами, принялся грызть её с аппетитом. Воля в этот момент проходил мимо. Почуяв соблазнительный запах, он без опаски направился прямиком к псине. Мгновенный лязг собачьих зубов – и Воля упал. «Вот оно как!» - горестно пожаловалась женщина Дымке, белесой собачонке, примостившейся подле неё на крылечке. Две другие собаки тут же отреагировали на такую привилегию и тоже расположились рядом с хозяйкой.

«Сколько было крови – страшно вспомнить», - выговорила она. Когда это случилось, отец мастерил что-то во дворе. На его крик сбежались все домашние. Увидев окровавленного кота, они заголосили, заметались в ужасе. Опомнившись, отец перенёс Волю на траву, сбегал за тёплой водой и обмыл животное. Тогда стало заметно, что через правый глаз голова кота была раскушена пополам. С детьми сделалась истерика! Пока мать успокаивала детей, отец обработал Воле рану и забинтовал голову. Затем отнёс его в дом и уложил на диванную подушечку. Все окружили кота, продолжая охать. Нельзя было разобрать: дышит он или нет. Когда отец сказал, что Воля, вероятно, лишился одного глаза, дети заревели в полный голос! Немного поутихнув, они стали упрашивать кота: «Волечка, миленький, не умирай! Пожалуйста, очнись!» Спустя некоторое время, животное зашевелилось, и к всеобщему изумлению стало сползать с дивана. Шатаясь и падая, Воля перебрался под стул, где улёгся в тёмном углу. Осторожничая, дети вернули его на прежнее место. Там кот недолго полежал и опять отправился под стул. Дети суетились рядом, не зная как себя вести. Отец велел им оставить животное в покое, дать ему отлежаться. «Ничего, - успокаивал он их, - оклемается, выходим». «И ведь выходили! - порадовалась женщина. - И нарыв, что не раз появлялся на прокушенной шее, - тоже залечили. Сидит теперь вместе со всеми, рыбу ждёт. О-хо-хо-х! Глазик вот только один остался, поэтому и нерасторопный такой».

Да, то ли из-за повреждённой головы, то ли ещё почему, Воля ступал осторожно, словно боясь упасть. Он скорее плыл по воздуху, нежели ходил по земле. Кот медленно бегал, и совсем не понимал, кто такие мыши. Несчастье сделало Волю неуклюжим, однако это придало его облику особую прелесть. Выглядел он так трогательно, что ему, неповоротливому, прощали хищение продуктов с обеденного стола и продолжительные отлучки. Однажды зимой он долго гулял с котами-сотоварищами и отморозил себе уши. Сейчас они у него были точь-в-точь такими же, как у Минимушки. Давно это было.… Теперь оба мученика стали всеобщими любимцами. Чувствовали они себя бодрыми и здоровыми, вполне приспособленными к жизни. Все домашние были довольны благополучным исходом. «Вам и мясо, вам и рыба!» - подбодрила котов хозяйка, и пошла к забору посмотреть, не едет ли рыбак.
Ребятишки с дровами в руках шли к пустырю, чтобы разжечь там костёр. Она наказала им не разводить большой огонь, потому что ветер дул в сторону домов. Облокотившись на забор рядом с третьим котом, она подмигнула ему и он тут же, балансируя на досках, приблизился к ней и потёрся мордочкой о её щёку. Кот начал ластиться, и так растарахтелся, размурлыкался, что все три собаки спрыгнули с крыльца и, подбежав к забору, стали лаять из ревности. «Ну, тихо, тихо! Вас я тоже люблю», - сказала женщина и погладила по очереди своих собак. Успокоенные, они улеглись на траве у забора, и она заговорила с рябо-серым котом.
«Ты у нас – дочкин подарочек! Она выросла, и далеко от нас, а ты вот остался. Принесла тебя малюсеньким, ты и есть-то самостоятельно не умел. А теперь - вот ты какой, пышноусый красавец! Женщина гладила мурлыку по бархатной шёрстке, а он строил мордочки, дёргал усами и «изъяснялся» с ней на чарующем кошачьем языке. Этот кот, точно, был романтик и поэт, и «беседовать» он предпочитал преимущественно с «дамами». Перед ними он буквально рассыпался в мурлыканье, чем раз и навсегда завоёвывал их сердца. Вот такой кошачий кавалер! Да и кошечек обвораживал. Потому оба его уха были изодраны соперниками в клочья.

Старший сын звал галантного кота Мэллоуном - тот представлялся ему вальяжным маркизом. Дочь видела в нём простака, «своего парня». От неё он получил имя Пентеть. Тарахтун с удовольствием откликался на разные имена, любил сидеть на коленях и обожал весь человеческий род. Он смело подходил к незнакомцам, стоило лишь позвать его. С первого взгляда могло показаться, что предназначение Мэллоуна – возлежать на атласных подушечках с бантиком на шее. На самом деле Пентеть был сверхпроворным, хитрым, когда дело касалось еды, или добычи. По ловле мышей ему не было равных! За такую заслугу его одалживали соседям, коты которых не могли самостоятельно справиться с грызунами. Он прослыл матёрым охотником! У общественности Пентеть получил признание не только за пленительную натуру, но и за лихость.

«Хватит, довольно любезничать, Пентетюшка!» - сказала хозяйка удальцу, и вышла за калитку. Она направилась туда, где детвора сидела у костра. Женщина позвала сына домой. На повороте их догнал отец, возвращающийся с рыбалки на велосипеде. К багажнику был привязан садок, полный рыбы. «Пап! Коты тебя уже часа три ждут», - сказал сын, а жена добавила: «Пожалуй, и дольше». Как только рыбак вырулил из-за поворота, коты резво спрыгнули с забора и помчались навстречу, приветствуя его разноголосым хором и торчащими вверх хвостами. «Ты смотри-ка, - дождались рыбу серые коты, небывалой красоты!» - пошутил отец.

Во дворе серая тройка путалась у рыбака под ногами, следила за каждым его шагом, просительно мяукала и норовила дотянуться лапами до садка. Отец первым делом умылся, затем отвязал удочки, снял сапоги и расположил всё это на строительных брёвнах, сваленных у соседской ограды. Там же приткнул букет полевых цветов. Когда дело дошло до самой рыбы (её выпустили в таз с водой) движения котов стали походить на магический танец. Далее по ритуалу следовало поставить таз на место. И коты, опережая события, взобрались на брёвна, заняв каждый строго своё место.

Воля залез на самый верх и уселся поближе к тазику. Пентеть устроился где-то посередине, над самым букетом, а Минимушка – на нижнем ярусе. Намеренно тазик накрыли крышкой. Но поскольку он был прозрачным, можно было следить за плавающими рыбами. Коты приготовились охранять улов, делая вид, что он им безразличен. Отец, направляясь в дом, заметил: «Трио опять уселось караулить. Давайте, стерегите хорошенько! Я скоро».

Пока он ужинал, кошачий дозор нёс пост. Действительно, стеречь рыбу котам, - нелегко. Ведь если бы на тазике не было крышки, в нём уже не было бы и рыбы. А так – всё чинно, благородно! Караульные вели себя достойно. Собаки сновали возле брёвен, потягивая носом воздух, а стражи их игнорировали. Гордым изваянием возвышался рядом с рыбой Волентайм, демонстрируя важность почётной миссии. Единственный глаз кота был обращён в сторону плещущейся рыбы, но его профиль выглядел абсолютно непроницаемым. Его напарники, видимо, считали Волю главным, и полностью доверяли ему. В нижних рядах продолжал сидеть Минимушка. По его напряжённой крапчатой спине можно было понять, насколько он сосредоточен на рыбном объекте. Однако, склонив голову набок, кот показывал тем самым, что он всего-навсего наблюдатель, что ему и дела нет ни до какой рыбы. Ещё более равнодушным прикинулся Мэллоун, который распластался на среднем бревне, свесив лапы и хвост вниз. «Я просто отдыхаю, - говорил он своей позой, - ваш улов меня не интересует». Сперва он вылизывал себе спину, потом живот, лапки; затем вроде бы уснул. Уснул-то, уснул, только левым глазом косил наверх. Кто-либо неискушённый, не знающий кошачьих повадок, мог подумать, что коты просто нежатся под вечерним солнышком. Но попробовал бы кто посягнуть на их собственность! Возник бы такой переполох, который напрочь бы лишил котов безучастного вида. А пока что все трое несли вахту, ожидая раздачи.

Потянуло ночной прохладой. На крыльце появился отец, следом и мать с сыном. Коты встрепенулись! «Теперь ваша очередь, – сказал он. Сейчас я угощу вас рыбёшкой». Караульные, мяукая вразнобой, закрутились веретеном около ёмкости с рыбой. «Пойдёмте-ка со мной, - позвал отец, - накормлю вас досыта!» Троица засеменила вслед за рыбаком на травку. Там каждый получил свою порцию, ещё и позавтракать было чем. Оставшуюся в тазу рыбу, отец водворил на прежнее место и подзадорил едоков: «Наедайтесь, умывайтесь - и снова караулить!» Уговаривать котов не пришлось. Насытившись, они сразу же заняли свои места на брёвнах, чтобы продолжить вахту.

Луна туманила небосвод. Люди разбрелись по домам. В окнах гасли огни. Собаки начали лаять то там, то сям. Ночь сновидениями окутывала город, а котам предстояло очередное дежурство. И сегодня, и завтра, и до окончания «путины».
Небо наполнилось сиянием звёзд, обозначив чёткие силуэты котов, которые, не шелохнувшись, и не сомкнув глаз, до самого утра простоят в карауле. 

Рассказ Зинаиды Сибирцевой