Удивительная история доктора Антанаса Мокуса

        Только экономист с очень ограниченным научным кругозором может полагать, что человеческое поведение определяется исключительно материальными вознаграждениями и наказаниями. Несомненно, люди руководствуются прямыми экономическими стимулами, но они могут реагировать также и на менее осязаемые вещи, такие как общественное мнение и собственная совесть.

В октябре 1994 года мэром Боготы, столицы Колумбии, был избран профессор философии и математики Антанас Мокус. Богота к тому времени еще не успела оправиться от бесчинств Пабло Эскобара, и отголоски нарковойн последних десятилетий по-прежнему сотрясали город. Разгул преступности превышал все мыслимые пределы, город завоевал «почетное» звание мировой столицы убийств: в одном только 1993 году насильственной смертью здесь умерло более 4200 человек. Муниципальные власти были коррумпированы буквально насквозь. Жители Боготы бесконечно устали от такой жизни, и перед Мокусом, заявлявшим о себе как об «антиполитике», перед человеком, никогда в жизни не занимавшим никаких государственных должностей, встала невыполнимая на первый взгляд задача: создать островок порядка в море хаоса.

Вступив в должность, мэр Мокус первым делом поставил на все самые оживленные городские перекрестки дежурных мимов. Да-да, мимов. Одним из пунктов разработанной им стратегии обуздания буйных колумбийских наркобаронов было приглашение на работу студентов театральных вузов. Им предписывалось нанести на лица толстый слой белого клоунского грима, надеть клоунские трико — и дежурить на улицах, помогая обеспечивать соблюдение горожанами правил дорожного движения. У мимов не было оружия, и они не имели права выписывать штрафы. Законопослушность обывателей обеспечивалась средствами, традиционными для искусства пантомимы, но, как правило, не ассоциирующимися с охраной порядка (во всяком случае, с «нормальной» охраной порядка).

Мимы пристраивались на расстоянии шага за спиной у пешеходов-нарушителей и принимались передразнивать каждое их движение. К водителям-лихачам применялись похожие методы. У каждого мима имелся запас карточек с изображением опущенного вниз большого пальца (жест неодобрения) — примерно как у футбольных судей всегда при себе желтые и красные карточки. Улицы мгновенно превратились в театр, в спектаклях которого публика принимала самое непосредственное участие: мимы охотно делились своими карточками со всеми, кто изъявлял готовность поработать вместе с ними. В течение нескольких месяцев доля горожан, подчиняющихся сигналам светофора, возросла с 26 до 75 процентов. Дорожные пантомимы приобрели такую популярность и оказались настолько эффективным средством, что Мокус распространил эту практику на все улицы города, наняв еще 400 мимов (1).

Реформы Мокуса начались с малого, но очень скоро вышли за пределы дорожного движения. Он принял целый ряд мер для обуздания насилия и преступности в городе, для решения проблемы бедности. Чтобы очистить улицы от вооруженных людей, мэр обещал всем гражданам, согласившимся сдать имеющееся у них оружие, компенсацию и амнистию; он закрыл управление транспортной полиции, две тысячи сотрудников которого снискали дурную славу за ненасытное вымогание взяток; он развернул крупномасштабные работы по сооружению объектов общественного пользования, что обеспечило беднейшим слоям городского населения доступ к базовым удобствам и услугам; он поддержал инвестициями городской общественный транспорт. Но самое главное — Мокус почувствовал, что в основе всех реформ должно лежать изменение отношения горожан к жизни города, что к решению несметного числа городских проблем имеется один-единственный ключ — повышение культуры его жителей (2).

Благодаря усилиям Мокуса Богота и впрямь преобразилась. В 1997 году он оставил пост мэра, чтобы баллотироваться в президенты Колумбии, а в 2001 году вновь занял эту должность — и второй период его пребывания у власти оказался не менее успешным, чем первый. К 2004 году, когда кончился срок, на который он был избран, число убийств в Боготе (оставаясь, правда, по-прежнему значительно выше аналогичных показателей в городах США) уменьшилось на 70 процентов, а количество похищений людей сократилось еще больше. В настоящий момент уровень преступности в Боготе — один из самых низких среди всех крупных городов Латинской Америки. Цифра доходов в муниципальном бюджете Боготы превысила цифру расходов — при том что городские власти находят деньги на строительство новых школ, библиотек, дорог и парков — и даже на устройство городских выставок современного искусства. Но самое поразительное — это изменение психологии жителей Боготы, которые теперь искренне гордятся чудесным возрождением своего города. Если все эти культуртрегерские реформы показались вам несколько странными, вообразите, насколько экстравагантными они представляются нам — двум ученым-экономистам, зомбированным мантрой о том, что «материальные стимулы — основа всего» (справедливости ради следует сказать, что при анализе схем южнокитайских контрабандистов, этот принцип работал неплохо). Спору нет, многие меры, принятые Мокусом, вполне соответствовали экономической теории, то есть опирались именно на материальные стимулы: сдай мне свой пистолет — и получишь 130 тысяч песо (это не так много, как может показаться, — один доллар стоил тогда 1300 песо, и все равно это деньги, на которые можно что-то купить). Но вот обеспечение соблюдения правил дорожного движения на улицах Боготы силами мимов, когда нарушителей попросту выставляли на всеобщее посмешище, — где здесь материальный стимул?

Только экономист с очень ограниченным научным кругозором может полагать, что человеческое поведение определяется исключительно материальными вознаграждениями и наказаниями. Несомненно, люди руководствуются прямыми экономическими стимулами, но они могут реагировать также и на менее осязаемые вещи, такие как общественное мнение и собственная совесть. Вспомните свои ощущения, когда вы последний раз бросили обертку от жевательной резинки на тротуар, ну или сделали что-нибудь другое в том же роде — может, и не вовсе противозаконное, но привлекающее укоризненные взгляды прохожих.

Мимы не имели права выписывать штрафы или арестовывать нарушителей, но боязнь выставить себя в смешном свете успешно перевоспитала многих пешеходов и водителей Боготы. История доктора Антанаса Мокуса похожа на сказку (только эту сказку читают на сон грядущий не дети, а будущие авторы социальных реформ). Мокус нередко добивался успеха как раз за счет того, что умудрялся соединять психологию и искусство организации зрелищ с традиционными экономическими стимулами. К примеру, когда в Боготе случился дефицит воды для коммунальных нужд, весь город увидел по телевизору, как мэр, принимая душ (он разделся по пояс перед телекамерой), выключает воду в те моменты, когда она ему не нужна (пока намыливается), и призывает всех поступать так же. Со своей стороны, городские власти неустанно напоминали горожанам, что у них есть реальная возможность сэкономить деньги за счет бережного отношения к воде. Трудно сказать, что больше способствовало возрождению города — остроумные меры Мокуса по изменению социальных норм или просто наличие честного, успешного, харизматичного лидера, сумевшего добавить ложку сахара к горькому лекарству.

Дело не только в экономике

Продолжая размышлять о поступках экстраординарного южноамериканского мэра, мы выходим на куда более общий вопрос: почему в некоторых обществах доминирует законопослушное поведение граждан, а в других коррупция — нормальная рутинная практика. Почему жителю Нью-Йорка или Сан-Франциско и в голову не придет совать двадцатидолларовую бумажку полицейскому, остановившему его за превышение скорости, а на безумных дорогах Лагоса или Дакки подобная сделка считается абсолютно обычной (да и в сицилийском Палермо — тоже)?

Мы не пытаемся подкупить полицейских на улицах Нью-Йорка, потому что знаем: это неплохой способ ознакомиться с условиями содержания в тюрьме на острове Райкерс-Айленд. Зато в Лагосе предложение денег полицейскому не просто совершенно уместно — это именно то, чего от вас в соответствующей ситуации ожидают. Месячная зарплата полицейского едва ли намного превышает двадцать долларов, а ведь ему нужно кормить семью. На самом деле у вас, пожалуй, скорее возникнут проблемы с полицией, если вы не дадите взятку, чем если дадите. То же самое можно сказать об обычных коммунальных услугах: в США для обеспечения водоснабжения, телефонной связи, электричества не нужно платить взяток, но во многих странах мира без подкупа нельзя получить практически ничего.

Дело здесь не только в разной потенциальной реакции полицейских или бюрократов, ведающих водоснабжением, на предлагаемые взятки. Есть страны, где для обеспечения каждодневных нужд обычные люди вынуждены нарушать закон, превращаясь в экономических гангстеров. Даже если практика подкупов и взяток изначально коренится в слабой системе принуждения к соблюдению законности, стоит только дать этому явлению волю — и оно становится привычным: пройдет немного времени, и все молчаливо согласятся с тем, что взятки — это просто способ решения проблем. В то же время большинство американцев выросли в условиях совершенно иных культурных норм, с самых юных лет все: родители, учителя, другие люди, пользующиеся у них авторитетом, — в унисон внушали им, что взятки — это неправильно.

Что же такое коррупция: простое следствие слабой правоохранительной системы, или на выбор противоправного образа действий влияют какие-то факторы более общего и фундаментального характера? Это очень важно понять для того, чтобы найти оптимальную тактику искоренения коррупции: делать ли акцент на использовании «кнутов и пряников», то бишь экономических поощрений и санкций, называемых экономическими стимулами, или, следуя примеру Мокуса, сосредоточиться на культуре. 

Впрочем, на практике — как явствует из действий того же Мокуса — очень сложно отделить одно от другого. Ведь мы не знаем — и едва ли когда-нибудь узнаем, что сыграло главную роль в изменении поведения участников дорожного движения в Боготе: пантомима или штрафы. Не менее трудно сделать это путем сравнения масштабов коррумпированности разных стран. Не грех еще раз повторить: в разных странах разные традиции и разные уровни организации правоохранительной системы. К примеру, предположим, что мы взялись сравнивать влияние на коррупцию обоих факторов (традиций и правоохранительной системы), сопоставляя Нигерию и Норвегию. Кого ни спроси, любой скажет, что Нигерия, в 2005 году занявшая последнее (то есть худшее) место в так называемом Индексе восприятия коррупции(Corruption Perceptionѕ Index) Центра антикоррупционных исследований и инициатив Tranѕparency International, отличается как отсутствием традиции соблюдения закона, так и слабой правоохранительной системой. В то же время Норвегия, в течение многих лет удерживающая позиции наименее коррумпированной страны на планете, обладает и давними традициями уважения к закону, и сильной правоохранительной системой. 

Получается, что сравнивать нигерийцев и норвежцев — все равно что сравнивать яблоки с апельсинами. Сопоставляя коррупцию в этих двух странах, нужно принимать во внимание обе составляющие: и функционирование правоохранительной системы, и традиции (и многие другие факторы). Чтобы разобраться с ролью традиций, нужно каким-то образом поместить норвежцев в условия слабой правоохранительной системы — тогда мы выясним, чего стоят их нордические характеры и социальные нормы в отсутствие норвежской полиции.

Увы, норвежцы не подопытные кролики, и, скорее всего, они не захотят менять свои законы, чтобы удовлетворить наше любопытство относительно сравнительного удельного веса традиций и материальных стимулов в контроле над коррупцией. Кроме того, даже если бы нам удалось в порядке эксперимента переместить жителей Осло в Лагос, решение нашей задачи по-прежнему буксовало бы в связи с нерешенной проблемой измерения объемов противозаконной деятельности (мы уже затрагивали этот вопрос в предыдущих главах). В идеале можно было бы организовать мероприятие, которое собрало бы государственных должностных лиц со всего мира в каком-нибудь тихом уголке, где поведение участников не регулировалось бы никакими правовыми ограничениями. Ну а там мы бы уж придумали способ измерения их коррупционных действий. 

На самом деле это не так невозможно, как может показаться. Ведь то, что мы описали, существует (или существовало) на самом деле: это мечта анархистов — право дипломатов ООН парковать машины где угодно и когда угодно, не боясь недреманного ока манхэттенских парковочных инспекторов (3).

1 Опубликованный в прессе рассказ о времени правления Мокуса см. в: John Rockwell [Джон Рокуэл] (2004), Reverberationѕ: Where Mimeѕ Patrolled the Streetѕ and the Mayor waѕ Superman [«Отголоски: город, где на улицах дежурили мимы, а мэр был суперменом»], New York Timeѕ, July 9, 2004.
2 См.: Maria Caballero [Мария Кабальеро], Academic turnѕ city into a ѕocial experiment [«Профессор превращает жизнь города в научный эксперимент»], the Harvard Gazette, March 11, 2004. Статья представляет собой краткое изложение лекции г-на Мокуса в Гарвардском институте политики, прочитанной в январе 2004 г. 
3 Анализ нарушения правил парковки основан на нашей совместной работе: Raymond Fiѕman and Edward Miguel [Раймонд Фисман и Эдвард Мигель], Corruption, Normѕ and Legal Enforcement: Evidence from Diplomatic Parking Ticketѕ [«Коррупция, нормы и принуждение к соблюдению закона: анализ на основе штрафных талонов дипломатов ООН за неправильную парковку»] (2008), Journal of Political Economy, 115 (6). 
 

Раймонд Фисман, Эдвард Мигель.
Фрагмент из книги "Экономические гангстеры:
Коррупция, насилие и бедность национальных масштабов" 
Перевод с английского О. Литвинова. — М.: Юнайтед Пресс, 2011
Источник: OpenSpace.ru
Фото   http://newsstreet.ru/blog/312.html