"За этот успех мне не стыдно умирать " - Дмитрий Лисицын

Беседовала Наталья Григорьева

Лет десять назад стало “модным” создание различных общественных организаций, в том числе экологических. Схлынул поток финансирования, и организаций стало меньше. Не потому, что нет средств на существование, а потому, что неинтересно, невыгодно быть “общественником” в полном смысле этого слова. Не зря говорят, можно делать что-то хорошо для себя, а можно – хорошо для других. Ведь на патриотах держится мир. Правда, окружающие привыкли считать их немного не в себе. А все потому, что не каждый так может. Сегодня у нас в гостях Дмитрий Лисицын, руководитель областной общественной организации “Экологическая вахта Сахалина”.

— В наш век полной утраты веры в возможность что-то изменить ваша организация не только борется за охрану природы, но и успешно добивается побед на этом поприще. Какими победами гордитесь вы?

У нас был такой отдельно, особняком стоящий проект, который до сих пор продолжается и, я думаю, будет продолжаться до тех пор, пока жива организация. Это наиболее крупный успех нашей организации, которым мы очень гордимся, и именно за этот успех мне просто не стыдно умирать, потому что это дело сделано.

Заключается он в следующем: на Сахалине очень сильно освоены все леса, и практически все реки на острове являются нерестовыми. Один из последних крупных девственных участков леса с двумя нетронутыми ненарушенными нерестовыми реками сохранился на острове именно из-за его труднодоступности. В 1995 году он был сдан в аренду Смирныховскому лес-промхозу под рубку. Если бы леспромхоз полностью эту территорию освоил, лес просто бы перестал существовать, и реки бы тоже были в плачевном состоянии. В 1997 году мы начали крупномасштабную кампанию по сохранению леса (леспромхоз к тому времени уже начал строить дорогу к участку и даже начал рубку на краю участка). Надо сказать, что задача была сверхсложная, поскольку у леспромхоза были все юридические основания, чтобы этот лес вырубить. Смирныховский лес-промхоз прекратил рубки сразу после того, как добровольно отказался от аренды – т.е. от прав на использование лесных ресурсов. Этот отказ случился после нашей кампании за сохранение уникального лесного массива и двух нерестовых рек, которая продолжалась год. Следующий год ушел на преодоление бюрократических препон на пути создания заказника Восточный. Причем этот заказник с достаточно жестким режимом охраны, за что мы тоже очень рьяно боролись. Дело в том, что управление лесами хотело сохранить право проводить свои собственные рубки, рубки ухода. Этот вид рубок проводят сами органы лесного хозяйства – формально для улучшения древостоев, а фактически – для получения коммерчески ценной древесины на продажу. Нам удалось добиться практически полного запрещения рубок, фактически это была двойная победа. Но самое главное, конечно, что девственный участок тайги был сохранен – это, можно сказать, самый большой успех нашей организации.

— А каким образом вы этого добились?

Мы использовали все. Организовывали проверки, буквально вывозили туда журналистов, делали своего рода журналистские десанты. Мы использовали научные обоснования, которые подготовили ученые-биологи. Проводили социологические опросы населения, проживающего в районе. Поскольку власти говорили “ вот, вы лишаете людей работы!” и так далее. Писали и “организовывали” большое количество статей (Если охарактеризовывать нашу работу с прессой, то мы не только пишем статьи, но и, я так называю это, “организовываем” статьи. Это когда мы приходим к какому-нибудь журналисту и спрашиваем: “есть такая-то проблема, не хочешь ли написать?” Мы даем информацию, советуем, с кем еще можно поговорить. Наш девиз – журналистов надо любить. Им это импонирует). Мы провели кампанию факсов. Это такой способ экологической борьбы, когда вдруг неожиданно в администрацию области начинает приходить со всего мира лавина факсов. Они их получают, мучаются с переводами и так далее. И в конце концов мы даже провели акцию прямого действия, то есть пикетирования областной администрации, когда под окном у губернатора был установлен большой пень. Мы организовывали многочисленные официальные и общественные проверки на месте рубки уникального леса, инициировали разные совещания и комиссии, “готовили вопрос” к ним и раздавали материалы всем членам этих совещаний и комиссий, встречались с губернатором и чиновниками, собирали тысячи подписей под петициями, устраивали ток-шоу на ТВ с нашими чиновниками-оппонентами (от кого зависело решение вопроса).

— У каждой организации, как и у человека, свои особенные привычки. Даже общение - процесс индивидуальный в каждом из случаев. А у вас есть какие-либо предпочтения в методике работы?

Мы используем абсолютно, абсолютно весь арсенал средств, которые вообще применяются общественно-экологическими движениями. Начинаем все-таки с глубокого изучения, вникаем в проблему. А затем разрабатываем стратегический план действий. И в зависимости от ситуации выбираем формы работы. Это удивительно, но я не могу выделить что-то особое. Мы как-то в равной степени предпочитаем все. Лично я, честно, не люблю публичных мероприятий, но это совсем не значит, что мы их не делаем, наоборот, на мой взгляд, слишком часто их устраиваем. Еще я терпеть не могу организовывать все эти семинары, конференции.

Этой осенью мы начали активно практиковать судебные методы. Сейчас в суде Москвы находится наш иск в защиту серых китов. Их популяция насчитывает не более ста особей. Она вошла во все мыслимые и немыслимые “Красные книги”. В Международной “Красной книге” она находится как критически угрожаемая. И надо же, так угораздило этих китов несчастных! В районе их летнего нагульного пастбища находятся все основные нефтяные проекты и месторождения на шельфе. И мы решили, что обращение в суд будет наиболее эффективным и, базируясь на законах “О животном мире” и “Об охране окружающей среды”, подали иск в суд. Другое дело по защите прав на экологическую информацию находится в Сахалинском суде. Давно мы этими делами занимаемся и в конце концов созрели до исков и в моральном плане, и в плане профессиональной подготовки, и в плане юридическом (у нас появился свой юрист). Этот метод нам внушает наибольший оптимизм, это, конечно, очень мощное средство.

— А чем вам интересно заниматься?

А больше всего мне лично нравится заниматься практической работой в лесу по патрулированию нашего любимого заказника Восточный – мы сейчас его охраняем от браконьеров каждое лето, налаживаем систему практической охраны, которая для заказников на Сахалине почти не работает. И вообще путешествовать пешком по Земле, где сохранилась дикая природа – мое самое любимое занятие.

— Любое общественное дело без поддержки государства легко можно свести на нет. А каким образом строятся ваши отношения с представителями власти?

Мы очень много занимаемся лоббированием. В отличие от политиков или каких-то коммерческих воротил, целью нашего лоббирования является защита природы. Мы пытаемся работать с чиновниками Думы и федеральных ведомств. Именно лоббирование часто связано с поиском дружественных чиновников. Это люди, которые, как и мы, озабочены проблемами природы. Их очень немного, тех, кого действительно волнует судьба окружающей среды, кто порядочно делает свою работу. Но они есть, и это действительно в нас вселяет веру в то, что мы можем что-то изменить в этом мире. Мы с удивлением замечаем, что этим чиновникам самим это интересно. Очень часто именно с помощью лоббирования удается как минимум подготовить очень важное решение, очень много сделать. А здесь, конечно, без искусства дипломатии, коммуникабельности, отличного владения социологическим материалом, без умения внятно, четко излагать проблему, без умения находить индивидуальные подходы к конкретному чиновнику или политическому деятелю добиться чего-то сложно. Но мы стараемся как-то развивать такие навыки среди своих сотрудников, очень много внимания этому уделяем.

— Вы обучаете своих сотрудников?

Есть у нас сотрудник, Наташа Баранникова, она занимается нефтяными проблемами и, в принципе, всеми этими навыками владеет очень хорошо. И развивается она самостоятельно, ни разу в жизни не была на обучающих семинарах. А пришла к нам как бухгалтер – по объявлению. Сейчас она у нас и главбух, и главный координатор сложнейшей нефтяной темы Все то, чего мы добились в профессиональном отношении, а я глубоко убежден, что мы в экологической работе очень хорошие профессионалы, мы достигли потому, что для нас это не было самоцелью - профессиональный рост. Просто те проблемы, которые мы хотели решить, требовали от нас развития. И поэтому нас, можно сказать, жизнь заставила. Она заставляет, а мы не противимся этому. Но, честно говоря, я считаю, что мы все же мало внимания уделяем обучению, и это наше упущение – надо меньше тратить времени непосредственно на работу и больше – на семинары, конференции, курсы, стажировки и т.д. Тем более, что это дает хорошую подпитку и часто изрядно стимулирует и помогает расти. Вообще экологические проблемы можно решать по-разному. Есть проблема, и мы должны ее решить. Во-первых, ищем тех, кто заинтересован так же, как и мы, в решении этой проблемы. Потом определяем тех, от кого что-то зависит, но кто относится к ней нейтрально, а потом тех, от кого тоже что-то зависит, но кто резко против того, чтобы она решалась. Мы строим стратегию отношений с каждым чиновником. В зависимости от его индивидуальных особенностей и его роли в этом процессе.

— А кто является инициатором тех или иных идей?

У нас проходят еженедельные собрания с добровольцами, каждую неделю в четверг в шесть вечера мы собираемся и обсуждаем наши проблемы. Мы, штатные сотрудники, как бы делаем своеобразный отчет о том, что сделано за неделю, какие планы, какие проблемы, новости. И обсуждаем с ними, что лучше делать дальше. Все наиболее важные решения мы стараемся принимать общим обсуждением. Допустим, кого послать на ту или иную конференцию, или как отреагировать на то или иное предложение властей. Самые разнообразные проблемы мы всегда, если время терпит, стараемся обсудить все вместе. В этом плане я всегда как руководитель организации стараюсь, чтобы все высказывались. Вообще у нового поколения есть большая проблема – пассивность. Мы стараемся избежать этой пассивности в организации.

— К вопросу о пассивности и активности. Оказывает ли ваша организация поддержку различного рода местным экологическим инициативам? Например, информационную или экспертную?

И ту, и другую, и плюс еще помощь в поиске независимого финансирования. Нужно иметь в виду, что у нас, конечно, ситуация в отношении финансирования общественно-экологических групп очень резко отличается от других регионов и отличается она тем, что у нас общественно-экологическое движение полностью находится под тотальным контролем нефтяных компаний, таких, как Шелл, ЭксонМобил, Бритиш Петролеум, Роснефть. Поэтому я глубоко убежден, что любую инициативу по охране природы, которая старается обойтись без нефтяных денег, мы просто обязаны поддержать. Такой инициативой было, например, желание создать экологическую передачу у одной из наших телекомпаний. Если бы эта телекомпания пришла со своей идеей в одну из местных нефтяных компаний, то там бы просто с распростертыми объятиями, на ура бы прошла. И денег много бы давали. Но они хотят быть независимыми. Хотят освещать деятельность этих самых нефтяников не под розовым соусом. И мы, конечно, когда видим подобные инициативы, подобные группы, очень много усилий прилагаем для того, чтобы им как-то помочь деньгами.

— Сейчас принято для придания себе особого статуса создавать филиалы. У вас их, насколько мне известно, нет. А почему?

У нас нет районных отделений, но есть люди, которые являются членами организации (у нас порядка тридцати добровольцев в организации). Нужно иметь в виду, что слишком большое различие между Новосибирском и Сахалином. Между Новосибирской и Сахалинской областями различия просто громадные. Я долго жил в Сибири, поэтому могу сравнивать. У нас на Сахалине безумно низкий образовательный уровень. Мы буквально несколько дней назад закончили подводить итоги анкетирования. Просто поражает, насколько у нас люди безграмотны, в принципе найти человека, пишущего без ошибок, – это большая проблема. И потом гораздо более низкий материальный уровень. Очень трудно создать какие-то филиалы. Может быть, здесь и наша вина: мы все-таки не слишком активны в этом направлении. Если бы мы в рамках самой организации проводили такую работу, то, возможно, у нас и были бы филиалы.

семь лет (а начинала, еще будучи неформальной группой, в 1995 году), а можете сказать, сколько примерно проектов вам удалось осуществить за это время?

Последние два года работа не строится в виде каких-то проектов. Мы работаем по направлениям. У нас есть такое общее генеральное направление, и в этом направлении мы стараемся делать шаги. А эффективность своей общественной работы оцениваем по природоохранным результатам. Четыре - пять наших дел можно считать практически измеримыми в этих рамках. Например, дело с созданием заказника. В течение трех лет мы работали над запретом сброса буровых отходов в море. И, к нашей гордости, добились за-прещения его на 80%. У нашей организации два основных направления деятельности – это охрана и защита лесов. И второе – нефтяные проблемы. Это добыча нефти на шельфе, в первую очередь, и добыча нефти на суше. Есть шесть штатных сотрудников: два кампэйнера, так называемые “директор по лесу” и “директор по морю”, которые занимаются проектами, юрист, бухгалтер и человек, который занимается непосредственно проектом охраняемых территорий.

— В чем, на ваш взгляд, залог успеха организации: в людях, актуальном направлении работы или высоком профессионализме?

В преданности своему делу и использовании всех возможных ресурсов для достижения конкретного природоохранного результата. Постановка конкретных, хотя часто на первых взгляд нереальных, целей. Стремление к цели мобилизует и проявляет те качества и способности, которые при любой другой мотивации остались бы “спящими”. Именно это вызывает к жизни и профессионализм, и привлекает людей, и дает многое другое, в частности, рост во многих отношениях. Актуальность работы - да, это часто сильно помогает, но, к сожалению, далеко не все наши программы кажутся актуальными обществу - например, охрана дикой природы всегда стоит на двадцатом месте после таких вещей, как грязный воздух в городе или, например, мусор в местах отдыха. И это большая удача, когда желаемое совпадает с востребованным в обществе. Конечно, в таких ситуациях работать всегда легче, поскольку есть поддержка. Но мы чаще тратим много сил как раз на то, чтобы убедить общественность в том, что наши программы важны и актуальны. При этом свое отношение к актуальности собственных действий мы базируем далеко не только на принципе “нравится-не нравится”, но и на мнении серьезных специалистов.

— Как вы думаете, чему могут поучиться у вас другие общественники?

С большим удовольствием сам бы поучился и послал бы ребят из организации на учебу или стажировку в другие НПО.

— Скажем честно, влияние общественных организаций в России невелико. Что нужно сделать для усиления роли, например, экологических организаций?

Да то же, что и для подъема экономики, развития науки, совершенствования политической системы, борьбы с коррупцией и т.д. и т.п. - рожать и воспитывать честных, умных, порядочных, грамотных и, главное (самое главное!), – трудолюбивых граждан России. Один большой ученый сказал проще когда-то: “кадры решают все”. Если люди не будут ощущать себя свободными и способными что-то изменить в этом мире к лучшему - никакие гражданские форумы не помогут. А это впитывается с молоком матери. А вообще, честно говоря, очень бы хотелось, чтобы в стране и обществе в сфере охраны природы усиливалась роль не общественных экологических НПО, а государства, чтобы именно оно начинало хоть как-то выполнять свои функции по сохранению благоприятной окружающей среды!