Соболь Чикоя

Забайкальской меховой индустрией  моль интересуется больше, чем власть

Хотели у нас как-то в Забайкалье бобров развести по указанию  Москвы. Да не где-нибудь, а на реке Менза Красночикойского района. Местные охотоведы усмехнулись: «Попробуй-ка, бобр, на бурной горной реке запруду сделать», и пошли стариков опрашивать, мол, откуда москвичи взяли, что у нас бобры жили. «Этих животных отродясь не водилось», - сказали, как отрезали, чикояне, и охотовед Михаил Илларионович Михайлов категорически отказался браться за разведение зубастого зверя.

Ёрзать начинали!

На страже зверья Михайлов простоял почти двадцать лет и все в Красночикойском районе. В его профессионализме и преданности делу убеждаюсь сразу, как только из шифоньера был вынут чемоданчик с бумагами. Смотрим, учёты всех видов животных чикойской тайги за 19 лет. Заинтересовал бланк учёта браконьерства. В 80-е годы один ушлый охотник-браконьер схлопотал 1400 рублей штрафа и год принудительных работ за четырех соболей и одного косолапого. А в 78-м было составлено 20 протоколов, наложено 166 штрафов, изъято 17 единиц оружия. Статистика же за пять месяцев этого года  по району такова: Госохотслужбой выявлено 27 правонарушений, документы по четырем из них направлены в суд, 11 человек привлечены к административной ответственности, изъято пять единиц оружия, наложено шесть штрафов, предъявлено 315 исков за ущерб. А вот по краю цифры (тоже за пять месяцев) весьма печальные: почти 600 правонарушений, изъято 88 единиц оружия (из них 30 нарезное), в суд направлено 21 протокол, заведено два уголовных дела, предъявлено почти 2300 исков, наложено 234 штрафа.   Видно, что браконьерство продолжает цвести полным цветом.

 «Учёты животных начали вести только в 80-х. Отчитывались перед областью, Москвой. Примерно в то же время создали промхозы, сегодня нет ни одного. В период моей работы открыли два заказника: Ацинский, и Буркальский. Забили мы тревогу не зря – нужно было поддержание промысловой численности животных, которая начала сокращаться. В заказниках категорически запрещена охота, там зверье размножается», - вспоминает охотовед. Когда Буркальский получил статус федерального, охотоведы вздохнули с облегчением: «Тут и финансирование стало лучше, шесть егерей в штат ввели, технику выделили». А до этого в службе была только лодка моторная. Посадит в неё Михайлов своих верных собак и идёт по Мензе с проверкой таёжных массивов. Постоянными были и аэроучеты (сейчас о них охотоведы могут только мечтать). Было время, когда специально разводили в тайге норку, привозили её из хилокской зверофермы. «А войну благодаря норке и выжили. Сдашь одну шкурку – получишь килограмм хлеба. Мне один раз удалось выменять пять килограммов». 

Сегодня эти два заказника вошли в состав Национального парка «Чикой». Опытный охотовед считает, что заказники все-таки лучше, и даже предполагает, что теперь на территории нацпарка будут баловаться  охотой.  

Пенсионер не смог удержаться, чтоб не показать старенькую карту, на ней, будто паутина, его маршруты, и нет места, где бы не хаживал охотовед. «Столько, наверное, ни один геолог не прошёл. Все уголки таёжные знаю», - смеётся.

Сердце старого таёжника заходится от переживаний за диких животных, за тайгу и тех, кто её охраняет. «Раньше ведь как было? У охотоведа были удостоверения лесника, ГАИшника, удостоверение народного контроля. Кого поймаешь в лесу – ёрзать начинали! Полномочий было больше, потому и побаивались в лесу пакостить. А сейчас? На три буквы пошлют и не моргнут. Развалили всю систему». С этим нельзя не согласиться, ведь сегодня на весь район приходится всего два работника Госохотслужбы: начальник и охотинспектор, а площадь района  28,6 тысяч квадратных километра. Вот и выкручиваются, получая всего 150 литров бензина на месяц, умудряясь проводить рейды.

Хиреет не только система охраны животного мира, зверья тоже стало значительно меньше. Так, в 80-х соболя в красночикойском районе добывалось 124 тысячи, сегодня – около 1500. «Урожайность каждый год разная. Зависит и от погоды, от кормовой базы, количества отстрелянных животных», - объясняет охотовед. Конец 80-х годов, судя по записям Михайлова, можно назвать расцветом пушного звероводства.

Провожая нас до калитки Михаил Илларионович похвастал своей молодой лайкой, видно, что скучает по тайге, работе, но возраст упрямая вещь.

Дело неприбыльное

Следующим утром отправляемся в охотхозяйство ООО «Таёжная компания». До неё 120 километров по лесной и единственной дороге. В «таблетке» Госохотслужбы жарко. «Следы медведя», - говорит нам охотинспектор Александр Нагаев, и мы кубарем выскакиваем из машины. На дорожной грязи чётко видны следы медведя. «Это медвежонок, года два ему, примерно. Медведи зачастую ходят по дороге», - объясняет нам Нагаев. Неужели один ходил? Нет, вот на обочине следы крупнее – мамка шагала. Примеряюсь ногой – лапа медведицы куда больше моего следа.

Едем дальше, трясёт так, что наши спальники разлетаются по машине. Забравшись на высоту 1450 метров, делаем остановку. Открылась красивая панорама, а внизу крутой обрыв прямо в реку. Кидаешь камень вниз, он летит долго, разбиваясь о торчащие скалы. А дорожка узенькая – чуть в сторону руль и поминай, как звали. Поэтому наши УАЗики «жмутся» к скале. «Зимой здесь очень сложно проехать – завалено снегом. Это единственная дорога. Две машины и сейчас не разъедутся, а ехать надо», - говорит Михаил Михайлов, охотпользователь, к которому мы едем на базу. Кто-то не выдерживает щекочущего нервы вида и завязывает полотенцем глаз, то правый, то левый, смотря в какую сторону едет.  Дальше – больше. Чтобы попасть на дорогу к базе надо несколько раз в брод переехать речку Большую, где-то вовсе надо пробираться по воде вдоль берега.

К вечеру прибываем на кордон. По всему периметру на цепях сидят лайки. Ночью они устроили многоголосое «пение», отчего непонятно, может, зверя почуяли или машину заслышали вдали. Пока на сковороде шкварчит мясо и чистится малосольная рыба, слушаем Михаила Михайловича: «Никогда охотхозяйство не было прибыльным, обязательно нужен дополнительный заработок. Наше хозяйство на договорных условиях выделяет охотникам участки в тайге, они за них отвечают. За общую же территорию отвечаем мы. Раньше охотников брали в штат, но они же работают не весь год, а налоги и пенсионный надо платить ежемесячно. Поэтому стали принимать их только на сезон добычи пушнины, которую у них потом принимаем. Выдаем  оружие, патроны, завозим куда надо. Любители пострелять могут приобрести у нас лицензии на охоту, мы их, в свою очередь, покупаем в Госохотслужбе, которая для нас и мама, и папа». Только в миру все чаще приходится слышать лишь нападки, да придирки к службе, то ли браконьерствовать мешают, то ли личные конфликты…

«Они как куропаточки сидят»

У берега нас ждал небольшой катер «Крым-М». Маленький, но юркий мчит нас по Мензе до солонцов. Пока из-под судна вырывается пеной вода, Михаил вспоминает местную байку, связанную с этими местами: «После войны дело было. Написали на мужичка деревенского анонимку, мол, ходит по бабёночкам. Нравы тогда строгие были, а тут – многоженство! Вызвали всех «соучастников» на суд в Чикой. А от  села Менза дороги нет, только речкой плыть. Сделал мужичок плот и усадил в него всех своих зазноб, так все вместе и сплавились. Я у него поинтересовался, как дело было, а он: «Так а чо, плот сделал, а они как куропаточки в ём». Пока компания плыла 3-4 дня до Чикоя, мужичок успел с женщинами договориться. Не посадили его – убедил женщин, мол, если загремлю, то ничего ни у кого не будет. Обратно вёл свой «гарем» пешком до Мензы: сам впереди, куропаточки сзади….

Так с байками и охотничьими историями добираемся до солонцов, видим, зверь ходил: кабан, изюбрь, лось, косуля. И таких мест, куда животные приходит лизнуть соли по территории  в 351 тысячу гектаров  много. Зачастую здесь ловят браконьеров: «В основном это местные жители. Говорят, что оружие берут для самообороны, выезжая на рыбалку. Когда под рукой есть ружье, мало кто сдержится выстрелить в козу, например. Составляем протоколы», - поясняет нам госинспектор Нагаев. Нахождение на этой территории с охотничьим оружием без разрешительных документов от ООО «Таёжная компания»,  как и сама охота категорически запрещены. 

И будто в доказательство браконьерства во дворе стоит жеребец, который где-то в лесу угодил в петлю. Попадая в неё животное не может идти, а там либо добьют, либо с голоду умрет.  «Конь три дня простоял на жаре, с больной ногой, голодный бился. Я его нашёл потом. Лечим теперича», - негодует Петр, работник кордона.

 Связку таких петель мы нашли на следующий день на одной из пилорам местного лесопользователя. Они были припрятаны в старой покрышке от трактора. «Это не мы, Михалыч! Делать нам больше нечего», - уверяли Михайлова работники, дыша парами браги, половину фляги которой уже приговорили.

Но не только петлями пользуются браконьеры, местные умудряются лучить зверей … на коне. Аккумулятор в сумку, сам с фарой на коне, а то и совсем этим снаряжением пешком лучат. А ночью в лесу обнаруживаем джиперов из Улан-Удэ. Никакого оружия у них не обнаружилось, по их словам, ехали смотреть трассу для гонок. Вспомнив не ахти какую единственную дорогу, понимаю, что её размесят совсем даже парой-тройкой джипов, а тут – гонки. Плюс ко всему распугают на километры всех животных, у которых сейчас ещё маленькое потомство. Ничего предъявить или запретить им охотпользователь не может, также  как и охотникам, которые попадутся ненароком. Никаких полномочий  нет.

Таёжный попугай

Есть на кордоне и тяжёлая техника – вездеход, на нём доставляют подкормку (овёс, соль) на дальние кормушки. Сейчас Михаилу нужно ехать в кедровник проверять орех, а он не решается и виной тому трясогузка. «Устроила в вездеходе гнездо! Пять ребятишек у нас теперь», - смеётся мужчина. И, правда, за бензобаком торчат головенки, птенчики уже оперились.  «Приходится с ними ездить, а что делать! Уеду с ними недалеко, а мамаша летает разоряется: дом уехал! Приеду, смотрю, ой, летит!  Не выкинешь. Надо вот до кедровника съездить, а куда их?», - вздыхает Михаил. Тут же вспоминает историю с филином, который повадился издеваться над охотниками. Чуть стемнеет, здоровенная птица прилетала к зимовью, сядет на дерево и ну всех передразнивать. Дверью скрипнут и он скрипнет, кашлянет кто и он в кашле заходится, собак и вовсе до исступления доводил, копируя собачий лай. И так ночи напролёт. У одного охотника лопнули все имеющиеся в наличии нервы, дождался луны (тогда фонарей не было) и пристрелил таёжного попугая. Довёл, что называется, до греха. Но это так, единичный случай. О животных же здесь заботятся, как о домашней скотине. Например, для диких кабанчиков засеивают зелёнкой поля, что для них отличная подкормка. «Видели бы вы как они тут возятся», - улыбается Михайлов.

Увидеть кабанов вблизи удалось по пути в село Менза, где находится пункт приёма пушнины. Перед носом машины вдруг вскочила матка за ней полосатенькие, похожие на бурундуков поросята, всё семейство дало стрекоча в кусты. Поросята показались плоскими, если сравнивать с домашней свиньей. Кстати, о домашних, трёх, важно движущихся непонятно куда, мы встретили за пару километров от деревни Шонуй. «Ну сейчас гульнут, а потом  в свинарниках будут хрюкать полосатые поросята», - говорит Михаил. Вот как бывает в природе.

Налаженная система

Деревня Менза. Охота, подсобное хозяйство – вот, чем живут здесь люди. «Красночикойский район всегда был промысловый, есть и спортивно-любительская охота. Народ в Шонуе, Мензе, Укыре живёт охотой, сбором дикоросов, то есть тайгой. На охотпользователей возложены обязанности по учёту, отстрелу животных, по выдаче разрешений. С охотниками заключаются договора на сезон охоты, тут же они получают служебное оружие. Мы, в свою очередь, помогаем охотпользователям, подсказываем что-то. Сотрудничаем тесно», - рассказывает Александр Шкедов, заместитель начальника Госохотслужбы Забайкальского края.

Пункт приёма пушнины на замке – не сезон. Шкуры принимает опытный охотовед Борис                                                                                                    «У нас охотники целыми поколениями работают. От отца к сыну переходят и участки. Молодым подсказываем, как выделывать шкуры, глядишь, на следующий год половчее принесёт. Выдаём охотникам стволы, патроны». Пушнину всё-таки увидеть удалось – завалялась пара-тройка шкурок у одного из охотников. Беличьи вывернуты наизнанку только хвосты пушистые торчат, а соболь хорош – гладенькая шёрстка переливается на свету. Каждая из них тщательно проверяется на дефекты, есть изъян, значит, цена будет пониже. Удалось в селе встретиться и с охотником Виктором Семёновым. Он уходит зимой в лес на несколько месяцев, чтоб прокормить семью, жена дома за скотиной ухаживает. Наберёт мужик харчей и в тайгу, а там только ухо востро держи, чтоб не сгинуть. Охота – дело нешуточное. Медведя встретишь – целься в шею или голову, по телу прострелишь, домой можешь не вернутся. Бывалые охотники рассказывают, что простреленный косолапый может бежать ещё метров триста и драть собак на куски. Поэтому мысль должна быть чёткой, а выстрел меткий, коль охотником назвался.

«Зверя меньше стало. Не хватает на жизнь того, что зарабатываем охотой.  Она то - удачная, то  - не очень. Цены, конечно, маленькие на пушнину. Соболь дешёвый стал совсем. Оружие и патроны получаем у Михалыча, у него же и работаем. А на селе работать больше негде», - с грустью рассказывает охотник. Тайгой жили их деды, ею живут в каждом дворе Мензы сейчас. 

А охотпользователи меж тем борются с перекупщиками пушнины. «Мы прогнозируем цены по питерским аукционам, выводим среднюю цену. В этом году по соболю еле свели концы с концами. Расходы на зарплату, корма еле перекрыли. Цены на аукционах низкие, у нас закупочная цена соболя три тысячи. В советские годы пушнины заготавливалось значительно больше. А мы нынче соболя заготовили 1500 тысячи. Перекупщики же дают за пушнину больше.  Сложно вести в таких условиях охотхозяйство», - рассказывает Михайлов. Вторит ему и ещё один крупный охотпользователь Александр Гевак, директор ЗАО «Охотник». По его словам, пушнину промхозяйства раньше отправляли даже в Германию. «Перекупщики стимулируют браконьерство. Нам пушнину, мясо не несут, так как без разрешений мы не принимаем, да и цены у перекупщиков выше. Кабаргу, медвежьи лапы пользуются у них спросом.  Куда мы только не обращались с данной проблемой: в администрацию, прокуратуру, полицию.  Никакой поддержки мы не нашли. Поэтому перекупщики наживаются, ведь им не надо платить зарплату, налоги. И эта проблема не только нашего района, перекупщики действуют по всему краю.  Налаженная система». Почему никто упрямо не замечает таких «чёрных» конкурентов? Почему у нас все, что по закону душится, а на незаконное частенько глаз не глядит?

…В таком состоянии сегодня охотничья отрасль, совершенно незатронутая государством,  в Красночикойском районе. И искренне верится, что смогут чикойские мужики удержать этот нелегкий груз – охотхозяйства, а с ними рядом прокормятся и деревенские, и лесные жители. Раньше хоть бобров пытались развести, а теперь разводят только руками…

 Ольга ЧЕУЗОВА     

 Поездка в Красночикойский состоялась при поддержке Амурского филиала Всемирного фонда охраны дикой природы и Госохотслужбы Забайкальского края