Как не поддаться ощущению бессмысленности и безнадежности

Работа в общественных организациях не редко  связана с большими эмоциональными перегрузками. и разочарованиями.   Статья Дарьи Кутузовой "Преодоление выгорания: что может предложить нарративный подход" рассказываеи о том как активистам избежать эмоционального истощения.

“Выгоранием” в психологии называется состояние человека, характеризующееся эмоциональным и психическим истощением, развитием циничного, обесценивающего отношения к собственному труду и тем, кому этот труд призван помочь, а также ощущением падения собственной профессиональной эффективности. Изначально выгорание изучалось на примере представителей помогающих профессий, потом оно было обнаружено и в других профессиональных сферах.

Исследования выгорания показали, что оно наиболее характерно для изначально наиболее мотивированных, неравнодушных работников (те, кто сразу относится к работе наплевательски, от выгорания не страдают). Было обнаружено также, что опыт преодоления выгорания дает человеку своего рода “иммунитет”: если в начале своего профессионального развития человек пережил период выгорания, но не уволился с работы (и т.п.), а нашел какие-то ресурсы для восстановления жизненного баланса и возрождения энтузиазма, – в дальнейшем маловероятно, что у этого человека разовьется синдром выгорания. Люди, “иммунные” к выгоранию, очень увлечены своей работой и сами являются источником поддержки для своих коллег и тех, кто обращается к ним за помощью.

Выгорание у правозащитников и волонтеров

В этой статье я хочу привлечь внимание к выгоранию у правозащитников и волонтеров. В этих группах, по прикидочной оценке, выгорание очень распространено, и этим можно объяснить как высокую текучку волонтерских кадров, так и определенные особенности общения некоторых правозащитников, а также распространенность у них депрессии, тревоги и психосоматических заболеваний.

То, что эти группы сильно подвержены выгоранию, неудивительно. У волонтеров, работающих в больницах, детских домах, хосписах и пр., а также у правозащитников развивается вторичная (как еще говорят, “викарная”) травматизация и обыденный шок от постоянного соприкосновения с человеческим страданием и со структурным насилием (осуществляемым государством по отношению к определенным группам людей). Помимо этого, деятельность волонтеров и правозащитников часто является “неблагодарной работой” – за нее они практически не получают воздаяния (материального воздаяния волонтеры не получают по определению, а зарплата правозащитников часто несоотносима с объемами выполняемой ими работы) и признания (особенно досадно, когда не хватает признания со стороны значимых людей).

Правозащитники и волонтеры стараются помочь “тем, от кого уже все отказались”, и очень больно бывает слышать от кого-нибудь из знакомых: “Ты этим занимаешься, потому что у тебя психологические проблемы” – или “вместо того, чтобы решать свои проблемы”. Помимо того, что эти слова обесценивают то, из-за чего человек не может не помогать другим, они еще и заставляют усомниться в себе, перестать доверять и перестать делиться с близкими тем, что происходит.

Ну, а самым, пожалуй, важным фактором, ведущим к развитию выгорания, является ощущение, что сколько ни старайся, мир все равно не меняется к лучшему, и пока мы помогаем одному человеку, страдает десять. Очень хочется иногда сказать: “Остановите Землю, я сойду” или “дайте мне другой глобус”.

Несколько соображений о том, в чем и как именно мог бы быть полезен нарративный подход для преодоления (и профилактики) выгорания

1. Нон-структуралистский, непатологизирующий взгляд

В нарративном подходе принято считать, что человек – это в первую очередь интенциональный деятель, стремящийся к воплощению в жизнь тех или иных принципов, ценностей, желаний, намерений и т.п. Поступки человека не суть проявление каких-либо внутренних и неотъемлемо ему присущих мотивов, драйвов, комплексов, фиксаций, неврозов, психологических защит и пр. Человек является частью культуры, частью интерпретирующего сообщества, и именно из этого социо-культурного контекста он черпает образы и формулировки своих стремлений и желаний, и активно действует, преобразуя мир. То есть, если нарративному терапевту сказать: “я делаю то, что я делаю, потому что верю, что от этого в мире может стать больше доброты и понимания”, – он не будет считать это проявлением “наивности”, “инфантильности”, “зависимости” и прочих замечательных “диагнозов”, которые на нас так щедро навешивают. Нарративный терапевт (или специалист по работе с сообществами) будет гораздо больше заинтересован в том, как в вашей жизни появилось представление о том, что вот это – хорошее дело, меняющее мир к лучшему.

Многие люди приходят в правозащитную или волонтерскую деятельность, потому что они сами пережили несправедливость и жестокое обращение. Нарративный терапевт не будет говорить: “Вам сначала надо проработать ваши собственные проблемы, а только потом идти помогать другим, иначе вы только напортите”. Иногда помощь тем, кому тоже плохо, во многом сама является для человека целительной. С другой стороны, нарративный терапевт не подпишется и под фразой Юнга “исцеляет только раненый”: “ну, почему же только раненый? (опять нормативы, с которыми необходимо себя сравнивать?) не бывший раненым или уже исцелившийся тоже могут исцелять”.

2. От изоляции – к сообществу поддержки

Часто бывает так, что стремление помогать и сильная приверженность правозащитной работе или волонтерской деятельности не встречают понимания со стороны близких и друзей человека. “Ну что ты все о сиротах да об умирающих детях, что, поговорить больше не о чем? я больше не могу о них слушать!” В лучшем случае это “Занимайся чем хочешь, только не мозоль мне этим мозги”, в худшем: “Ты с ума сошла, что это в тебя вступило, глупости это все, ничего у вас все равно не получится, чужих детей спасаешь, а своих забросила”. Конфликты, непонимание, растущая стена между – бывшими – близкими и друзьями. Человек, стремясь защитить то, что ему дорого, от нападок, сокращает общение со своим прежним кругом или вообще перестает с ним общаться. Иногда бывает и наоборот: человек сам своим поведением отталкивает от себя близких, которые считают его “святошествующим”.

Очень большой кусок опыта и взаимодействия, составлявший его жизнь и представление о себе, оказывается отрезанным, недоступным. Человеку важно получать признание и подтверждение – себя и того, что для него важно в жизни. “Тусовка” волонтеров и правозащитников становится “форумом для признания” в том, что касается Дела. Но новые друзья из правозащитной или волонтерской тусовки часто сами достаточно “задерганы”, перегружены; чтобы говорить с ними о чем-то еще, помимо Дела, приходится делать специальное усилие, а ресурсов, чтобы это усилие делать, часто не хватает. Жизнь становится менее разнообразной, менее многомерной, в чем-то становится беднее, а параллельно – интенсивнее, напряженнее.

Однообразие ситуаций, с которыми приходится иметь дело (очередной больной ребенок, очередное избиение и т.п.) порой “зацикливает” на себе восприятие, не дает вспомнить о том, почему и ради чего человек когда-то решил посвятить этому свою жизнь. Из-за этого возникает ощущение “сколько бы ты ни делал, этого недостаточно”.

В данном случае полезным оказывается прием, именуемый в нарративном подходе “восстановление участия”, или “re-membering”. Это беседа, направленная на то, чтобы человек вспомнил о важных для него людях или персонажах: вдохновляющих, поддерживающих, своей жизнью и деятельностью придающих смысл тому, что и как делает человек. Это образцы для подражания, изменившие мир к лучшему, учителя, люди, которые когда-то помогли самому человеку, те, кто упорно, не теряя бодрости духа, каждый день преодолевает жизненные трудности. Это может быть кто-то, кто, исходя из прошлого опыта общения с человеком, не удивился бы и обрадовался бы, узнав, что человек стал заниматься волонтерской и правозащитной деятельностью.

3. Признание того, что те, кому мы помогаем, помогают нам

В житейской психологии очень распространено представление о том, что к выгоранию ведет нарушение баланса между “брать” и “давать”. Человек “раздает себя” или “всех на себе тащит”, тогда как сам не “получает” необходимого и от этого истощается. Хотелось бы отметить, что это становится реальностью, когда человек в это верит. А именно – верит в то, что он ничего не получает “взамен” от тех, кому помогает. Это определенный взгляд на мир, не единственно возможный. В нарративном подходе принято считать, что любые “помогающие отношения” – это “движение в обе стороны”. Психолог оказывает влияние на жизнь “клиента”. Но и “клиент” оказывает влияние на жизнь психолога. Волонтер или правозащитник оказывает влияние на того, кому помогает. От встречи с волонтером жизнь пожилого человека, или больного человека, или ребенка, как-то меняется. Но и жизнь волонтера как-то меняется от встречи с теми, кому он стремится помочь. Он получает какой-то опыт, какое-то новое понимание, которого не получил бы, если бы пошел в это время не в больницу к детям, а в кино или в гости.

Один из основных способов профилактики и преодоления выгорания – восстановление “двусторонности” взаимодействия. Полезно задавать себе вопрос: “Чему этот человек, которому я помогаю, учит меня? Каков его дар мне? За что я его уважаю, какие его поступки и/или убеждения вызывают у меня чувство гордости? В чем я бы хотел быть на него похожим?” Может быть важно, ответив себе на эти вопросы, поделиться своими ответами с человеком, которому оказывается помощь. Так он поймет, что даже в том тяжелом положении, в каком оказался, он может делать что-то важное для других. А это – мощная моральная поддержка.

В рамках практики “восстановления участия”, о которой я писала выше, мы рассматриваем не только роль значимой фигуры в нашей жизни. Это тоже “двусторонние” отношения. Тем, что и как мы делаем, мы вносим вклад в жизнь этой значимой фигуры, в ее жизненную миссию и смысл существования – даже если этот человек уже умер или не рождался никогда (в смысле, если это выдуманный литературный персонаж). Было бы приятно доктору Гаазу, Флоренс Найтингейл или Альберту Швейцеру знать, что их пример вдохновил вас на то, чем вы занимаетесь? Возможно, они порадовались бы тому, что дело продолжает жить, и что именно такой активный, отзывчивый, сострадательный _________ (недостающее вписать) человек, как вы, вкладывает свои силы в его развитие и продвижение?

4. Поиск исключений из истории о “бессмысленности и неэффективности”, создание образа позитивного будущего

Выгорание, помимо всего прочего, сокращает человеку субъективную временнУю перспективу. Оно заставляет забыть, что в прошлом были моменты, когда что-то важное получалось, когда избранная деятельность давала силы, открывала пространство возможностей, когда была солидарность и сопричастность с другими людьми. Выгорание мешает помнить, куда, собственно, мы стремимся. Мы делаем это и то, копаем от забора и до обеда, куда-то бежим и за что-то хватаемся, – но ради чего? Как то, что мы делаем, встраивается в более масштабную стратегию изменения мира к лучшему?.. Если об этом помнить, то выгорание отступает и откуда-то находятся силы. Но чтобы об этом помнить, приходится прилагать специальное усилие, спрашивая себя и других: “Что в этой деятельности заставляет тебя почувствовать себя живым? Что придает сил, что доставляет удовольствие? А если бы все проекты, которые мы сейчас ведем, реализовались на 100% и даже еще лучше, как бы изменился мир через 5 или 10 лет? Не только “мир вообще”, но и наша страна, наш город и пр.?” Здесь нужно нещадно пресекать унылый голос критического мышления, говорящий: “Все равно ничего вот так не выйдет”. Пусть этот голос возьмет ненадолго отпуск; для душевного здоровья нужно позволить себе иногда вволю помечтать и пофантазировать. Когда мы придумаем, в каком мире нам хотелось бы жить, мы поймем, каков ближайший шаг, чтобы “отсюда” попасть “туда”.

5. Признание и отклик

Нарративный подход предлагает особую форму отклика на рассказ человека. Такой отклик приводит к “развитию сюжета предпочитаемой истории”, ее яркого, многопланового, насыщенного описания. Он сильно отличается от различных принятых в культуре форм отклика:

• интерпретаций (ты человеку рассказываешь важное, а он тебе в ответ начинает объяснять, что это “на самом деле” значит; сюда может попасть еще “выстраивание причинных гипотез”: “Ты так чувствуешь – или тебе это важно – потому, что…”);
• отождествления опыта (”У меня было в точности то же самое, давай я тебе расскажу!..” – хотя, скорее всего, было все-таки не в точности то же самое);
• скороспелых советов (”Тебе надо пойти и сделать то-то и то-то”);
• нагнетания драмы (”Это же ужас какой-то!”);
• жалости (”Ах ты бедненькая”);
• захваливания (”Какая же ты молодец!”);
• предложения поучиться на гипотетическом опыте собеседника (”Я бы на твоем месте…”);
• прямого недоверия (”Да не может быть, чтобы вот так все было”);
• обесценивания ситуации (”Все не так страшно, не стоит так волноваться”);
• генерализации проблемы (”Мир вообще – несправедливое, отвратительное место, полное страдания”);
• приглашения реалистичнее глядеть на мир (”Ты только думаешь, что ты знаешь, а на самом деле ты не знаешь”);
• приглашения переключить внимание на состояние собеседника (”Тебе плохо? Ой, а мне как плохо” или прекраснейшее “У тебя сегодня неприятности? Зато у меня все хорошо!”)

Не все из перечисленных выше форм отклика однозначно плохи (хотя некоторые – конечно же). Бывают контексты, когда некоторые подобные формы отклика оказываются адекватными. Но нарративный подход предлагает иное. Предлагаемая форма отклика основывается на  представлении о том, что любая услышанная история чему-то нас учит, вызывает какой-то резонанс, созвучие с нашей личной историей,  и перемещает в другую точку в пространстве опыта. Практика “церемонии признания самоопределения”, иначе называемая “работой с внешними свидетелями”, состоит в том, чтобы, услышав рассказ человека о чем-то для него важном, в ответ сказать, какие именно слова и выражения привлекли в этом рассказе ваше внимание; что вы из этих слов и выражений узнали о том, что для человека важно в жизни; какие ваши собственные воспоминания всплывают при размышлении об этих выражениях и ценностях (здесь лучше не перетягивать внимание полностью на свою автобиографию, а упоминать о своих воспоминаниях кратко); и – главное – что вы выносите для себя из этой истории, о чем она заставляет вас задуматься, на что настраивает. После этого можно спросить у рассказчика, что его затронуло в вашем отклике и о чем его побуждают задуматься ваши слова.

Группы поддержки для волонтеров и правозащитников (даже маленькие, по 3-5 человек), проводимые в формате “работы с внешними свидетелями”, могут послужить мощным средством профилактики выгорания.

6. Накопление и распространение опыта преодоления выгорания

В начале статьи я писала о том, что люди, преодолевшие выгорание, становятся “иммунными” к нему и вносят очень важный вклад в то дело, которому решили посвятить свою жизнь. Им удается найти какие-то ресурсы, какую-то опору, чтобы не поддаться ощущению бессмысленности и безнадежности. Многие из таких людей рассказывают, что ключевым моментом для них стало знакомство с человеком, который справился с этим состоянием. Знать, что такое возможно, очень помогает. Поэтому одна из важных возможностей, которую может предложить нарративный подход – это сбор свидетельств и создание архивов историй о преодолении выгорания, предоставление заинтересованным читателям на выбор разных возможностей выхода из тупика и обретения надежды. Ни один из способов не универсален, но чем больше живых, насыщенных описаний конкретных способов имеется, тем больше вероятность, что хотя бы что-то у кого-то отзовется. В особенности, если эти рассказы представляют собой “хорошие истории” (по Дж.Брунеру) – содержащие изложение как событий, так переживаний героя, его намерений, ценностей и пр., – и “двойные описания” (по М.Уайту), содержащие признание как страдания, так и его преодоления.

Подобные архивы историй могут послужить укреплению виртуальных и реальных сообществ правозащитников и волонтеров, обеспечить связь с единомышленниками и наличие аудитории для предпочитаемых историй людей. Да и самому человеку, поделившемуся историей, может быть полезно иметь возможность время от времени возвращаться к ней, как к своего рода “удостоверению идентичности”.