Памяти ЧЕЛОВЕКА

Узнала сегодня печальную новость - завтра в селе Беневское люди простятся с Николем Ивановичем Галайдой. Маленьким Дерсу - как звали его в этих местах и в Лазовском заповеднике, где он проработал больше 40 лет.  ( "Идет Маленький Дерсу  и снежинка на носу" - так, стихами, он  представился во время нашего первого знакомства лет 10 назад...) Этот дедушка  с ясными глазами и кучей таежных былей не раз был героем моих радиопередач "Среда обитания". Он знал этот лес как свои пять пальцев, все его уголки и тропы и мог прочитать по следам и ему одному заметным меткам любую таежную историю. Интересно, что и родился он здесь, в декабре 1926 года, в ключе Типигоу - отец с матерью пошли на охоту (тогда было так принято - вместе ходить), она его в тайге и родила. Так, в рюкзаке, отец и принес его домой. Этот ключ и стал, кстати, местом его обхода, когда в 50-х годах он пришел работать в Лазовский заповедник.

А до этого была война, в которой он тоже участвал - в 43-м, в 17 лет,  его призвали служить в Совгавань. Он был старшиной на катере в бригаде катеров, участвовал в десанте на Курилы во время войны с Японией, имел боевые награды. Но мне больше как-то запомнился его рассказ про еду и кормежку матросов. Еда была скудная, все уходило на восточный фронт. И дед - тогда  ж еще юноша, боже ж мой -  но таежник же - оценив свох матросиков, решил их подкормить чем мог, чтобы не шатались от голода. Добыл нерпу, натопил жира, и поил их месяца два нерпичьим жиром, пока лица не округлились.  С этих военных времен у него осталась маленькая гармошка, с которой он, что называется, не расставался, и куча песен: бело-крыыылая чайка мояяя - неслось над огородами и лесом, особенно на 9 мая. Я как-то попала на такой праздник и поразилась - и песням, мало известным мне, и гармошке, и его рассказам. А рядом сидела его собака - обычная дворняга - и пела вместе с дедом, задрав морду!

А еще он писал стихи. Очень необычные стихи. Смешные такие и сразу запоминающиеся. Вот, например, история про то, как вместе с научными сотрудниками заповедника он пошел на гору Лысую за брусникой, а на поляну вышел медведь:

"Жена наушного дрожала/ О милый Коля, ты убей медведя!/ А Коля ей и говорит/ что медведя убивать-то и нельзя./ Но если б Коля был один/ то медведь бы от него не ушел.../"

Или вот еще: "В Эльдагоу есть гора / там под ней лежат рога./ Ты пойди и возьми,/ будешь вешать пинжаки и кожухи/".

Как-то добирались до кордона  и наступил вечер. Надо бы спешить, а дед говорит: сейчас будем смотреть закат.
Говорю - что сидеть-то, надо до темна ж до избушки дойти.
А он: "Каждый закат - он единственный и последний. А до избушки успеем".
Я с тех пор, когда наступает закат, часто вспинаю эти слова, сижу и смотрю.

Все мы успеем.  Туда. Главное, успеть сделать многое сейчас, пока живы. Мне кажется, дед Галайда успел до своего заката прожить большую жизнь. О нем будт помнить дети и друзья здесь, и ему о чем  рассказать в другом мире ушедшим туда до него жене и двум сынам...

• ‹ Пред. материал
• 267 из 471
• След. материал ›