Роль науки в экомодернизации России

Доклад на открытии Всероссийской научно-практической конференции
"Экологическая модернизация России: роль науки и гражданского общества"

(25-26 октября 2010 г., Московская область, пос.Дубровский, Учебный центр областных профсоюзов).

Роль науки в экомодернизации России
В.И. Данилов-Данильян (РАН)

Из всех направлений (или сфер) государственной деятельности самое наукоёмкое – охрана окружающей среды и обеспечение экологической безопасности. Это обусловлено целым комплексом причин:
• чтобы охранять среду, надо иметь информацию о ней – естественнонаучную информацию, и не только информацию – систему знаний;
• чтобы охранять среду, надо иметь информацию о тех воздействиях, от которых её следует охранять, – технологическую информацию;
• поскольку угроза среде и экологической безопасности исходит от человека, от принимаемых им решений, надо иметь по возможности ясное представление о мотивах, которыми при этом руководствуется человек, механизмах, посредством которых он строит и принимает решения, о влиянии социальной среды на этот процесс, т.е. обладать психологическим и социальным знанием;
• поскольку все воздействия на среду человек осуществляет через экономическую систему, а также поскольку для принятия решений важнейшим является экономический интерес, а наиболее значимыми (по крайней мере в настоящее время) – экономические критерии, постольку необходимо иметь по возможности ясное представление о реальной экономической системе, о действии существующих и возможных (проектируемых) экономических механизмов;
• поскольку в конечном счете (и начальном пункте) источником всех угроз среде и экологической безопасности является сам человек, необходимо знать, как следует воздействовать на человека, чтобы он перестал быть этим источником, и уметь осуществлять это воздействие, т.е. обладать знанием и умением в сферах воспитания, образования, а также юриспруденции с тем, чтобы действенно применять все современные – чрезвычайно многообразные и эффективные – средства воздействия на формирование личности, её социализацию, развитие, существование в природной и социальной среде.
Каждый из этих пунктов – апелляция к конкретным научным дисциплинам. Каждый из них позволяет развернуть целый список конкретных задач, стоящих перед этими дисциплинами. Однако знаний, доставляемых ими, ещё недостаточно для решения проблем нормализации взаимодействия цивилизации с природой, для обеспечения экологической безопасности, необходим синтез этих знаний, очевидным образом составляющих то, что большинство из нас называют экологией. А потому экология – это не одна из частных научных дисциплин и даже не одна из наук, но проблемно ориентированная междисциплинарная система знаний. Как определить проблему – она же, по существу говоря, и цель, на которую (на решение которой – проблемы, достижение которой – цели) ориентирована эта система знаний?
Предлагаю воспользоваться той схемой, которая применена в РКИК по отношению к климатической системе: цель – стабилизировать антропогенное воздействие на биосферу на безопасном для неё и для цивилизации уровне. Конечно, что такое безопасный уровень воздействия, следовало бы уточнить. В первом приближении можно принять, что уровень воздействия, безопасный для биосферы, – тот, при котором сохраняется её воспроизводственный и адаптационный потенциал; связь этого описания с понятием несущей ёмкости биосферы очевидна. Уровень воздействия, безопасный для цивилизации, скорее всего, тот же, но можно добавить: тот, при котором могут быть обеспечены условия для существования и развития цивилизации, для продолжения процесса накопления культурных ценностей, для духовного и нравственного совершенствования человека. Я понимаю, что по поводу таких описаний (конечно, не определений в сколько-нибудь строгом смысле слова) можно затеять бесконечные казуистические споры, но, тем не менее, надеюсь, что меня правильно поняли, тем более, что вовсе не стремлюсь выдать окончательные дефиниции или что-нибудь подобное.
Возникает почти необозримое множество частных задач, вытекающих из такой постановки общей цели. Самая понятная для современного «массового» человека группа этих задач связана с экологизацией производства, т.е. уменьшением негативного воздействия на окружающую среду и максимизацией эффекта от использования вовлекаемых в хозяйство природных ресурсов. В свою очередь, в данной группе выделяются две подгруппы задач. Первая – внедрение в максимально широком масштабе известных, освоенных технологий – наилучших доступных. Очевидно, что процесс такого внедрения сдерживается экономическими (и предшествующими им социальными и психологическими) причинами – вопрос, выходящий за рамки темы настоящего доклада. Вторая подгруппа – задачи поиска (изобретения) новых технологий, соответствующих поставленной цели. Это уже научно-технические задачи. Именно эти задачи, связанные с изобретательством, обычно имеются в виду, когда говорят о роли науки и техники в решении экологических проблем, об экологической модернизации.
Несомненно, что новые технологии нужны, важны и т.п. Однако ни одно изобретение не обошлось без негативных последствий его массового внедрения. Может быть, ценой большого напряжения памяти и можно вспомнить хотя бы один пример в качестве исключения из этого правила, но даже если такой пример найдётся, он, скорее, подтвердит правило, нежели опровергнет его. Отсюда прямая дорога к рассуждениям об этике в науке, изобретательстве и, вообще, в инновационной и культурной деятельности, но и эта тема сегодня, как мне кажется, не моя. Я веду совсем к другому. Какие задачи встают перед наукой в связи с этим свойством инноваций – практически обязательной возможностью негативных последствий их внедрения в практику? Последствий косвенных, своего рода экстерналий, внешних эффектов. Возможностью, почти всегда реализующейся в больших или меньших масштабах.
Казалось бы, очевидно, что задача науки состоит в прогнозировании последствий внедрения инноваций. Человечество накопило огромный, богатейший опыт внедрения чего угодно без всякого предварительного анализа последствий внедрения, без прогнозирования косвенных результатов. Каждый из нас знает десятки и сотни примеров такого рода – локальных, региональных и глобальных, от ДДТ до ОРВ. Казалось бы, можно чему-то научиться и проявлять хотя бы минимальную осторожность. Но практика свидетельствует о том, что в этом аспекте почти ничто не меняется: из примерно миллиона так или иначе применяемых химических веществ, изобретённых в последние полвека, хотя бы какие-то сведения о воздействии на человеческий организм и экосистемы имеются для совсем малой части, измеряемой первыми процентами от этого миллиона. Более того, мы постоянно слышим об обнаружении вредных свойств широко применяемых медицинских препаратов – не потому, что нет безопасной замены (без тех или иных негативных побочных эффектов медицина в принципе не может обойтись), а потому, что не было произведено полного комплексного исследования инновации перед её внедрением.
Всем понятны причины спешки с внедрением – надо обогнать конкурентов, сорвать монопольную сверхприбыль, да и тратиться на какие-то там исследования по прогнозированию компании очень не любят. Однако дело не только в экономическом интересе. Дело ещё и в захлестнувшем нашу цивилизацию азарте изобретательства. У этого азарта две инициирующих причины: всё тот же рынок, выступающий в качестве заказчика, и неотъемлемая от интеллекта страсть к новому, которая часто действует без всякой оглядки не только на рынок, но даже и на саму целесообразность. Здесь мы подходим к решающему – во всяком случае, для меня – обстоятельству. Не следует ли поставить вопрос о соответствии усилий (в том числе затрат) на изобретательство и на прогноз последствий внедрения изобретений? Не является ли отсутствие такого соответствия в настоящий момент – усиливающегося несоответствия – свидетельством кризиса изобретательства? В состоянии ли человечество в принципе дать обоснованную научную оценку всему тому, что оно уже наизобретало, с учётом перспективы внедрения того, что ещё не внедрено, и того, что уже широко применяется?
Отмеченное усиливающееся несоответствие говорит о том, что если не переставить акцент с изобретательства на прогноз последствий внедрения и распространения инноваций (включая, конечно, и соответствующее перераспределение средств), человечество будет все дальше и все безнадёжнее загонять себя в тупик стихийного и губительного «НТП» – обязательно в кавычках.
Мне хотелось бы связать эту перестановку акцента в научной деятельности – от обеспечения теоретической основы изобретательства к анализу последствий реализации его предложений – с более общими проблемами развития цивилизации. Ведь несоответствие, о котором шла речь, и его устранение посредством переориентации усилий науки – не более чем относительно частные проявления общего кризиса, в котором цивилизация оказалась, и более общего «рецепта», который уже достаточно давно прописывают ей самые дальновидные мыслители. Засилье непрогнозирующего изобретательства в инновационной сфере, в сфере производства информации – аналог бездумного общества потребления, производящего всё больше товаров сомнительного качества и ещё более сомнительной целесообразности, если в оценках целесообразности исходить из долгосрочных интересов развития человечества. Естественно, что происходит такая «пролиферация» потребительства потому, что это выгодно главнокомандующим на экономических фронтах, а главнокомандующими здесь слишком часто (хотя, к счастью, не всегда) становятся люди с весьма специфическим устройством психики и особой организацией сознания – максимально далёкими от восприятия духовных ценностей (конечно, в этой аудитории все согласятся с тем, что экологические ценности принадлежат, прежде всего, к духовным, составляют их обязательную, неотъемлемую часть).
Но потребительство само по себе – лишь проявление бездуховности. Ослабляя свою зависимость от стихийных природных сил, обеспечивая себя пищей, теплом, охраняя себя от опасностей, человечество должно было сосредоточить свои интеллектуальные ресурсы на материальных факторах, однако со временем эти материальные факторы стали не только доминировать над духовными, но и заменять их всевозможными суррогатами, «симулякрами», результатами все расширяющейся производственной деятельности индустрии развлечений, вываливающей на рынок невообразимое количество продукции субкультуры. Та перестановка акцента в сфере производства информации, о которой идёт речь, лишь проявление более общей необходимости – перестановки акцента с материального на духовное развитие. Ибо засилье изобретательства в сфере производства информации – проявление доминирования материального, а анализ последствий деятельности, в том числе внедрения и распространения инноваций, – отражение духовности. Конечно, ни о какой «отмене» производства материальных благ, ни о каком запрете на изобретательство речь не идёт. Изобретения необходимы, но их генерация не должна обгонять прогнозно-аналитическую работу. Дело в том, чтобы Человек разумный вёл себя сообразно своей разумности, чтобы он поднялся на новую ступень развития – от индивидуальной разумности к коллективной и общечеловеческой. Это – вопрос выживания человека как биологического вида, ответ на него предполагает смену базовой парадигмы современной цивилизации с неизбежными соответствующими переоценками и переориентациями во всех сферах деятельности.
Однако обратимся к российским проблемам в свете приведённых здесь общих соображений. Наша страна всегда жила трудно или очень трудно, за короткие периоды общественного подъёма неизменно приходилось расплачиваться – даже не потомкам, а тому же поколению, которое начало подъём. Трудные времена у нас и сегодня. Отсталая по техническому уровню экономика, ещё более отсталая структура хозяйства, состояние которого вполне удовлетворительно описывается функцией одной переменной – мировой цены на сырую нефть. Доминирование возведённого в высшие степени торгашеского духа. Упадок национального самосознания. Насаждение через СМИ самых диких вещей – астрологии, знахарства, уфологии, колдовства и пр. Лицемерие – в лучшем случае, а чаще – откровенное враньё в духе Лужкова. Фактически отсутствие гражданского общества – несколько экземпляров «чучела общественности» вместо него, всё остальное – за пределами официальной политической жизни, вне её. Предельная степень деэкологизации – политики, экономики, общественного сознания. Пренебрежение наукой, знанием, профессионализмом, экспертным сообществом, культурой. Попытки предъявить в форме заботы о науке некие чучела науки.
Трудно в этих условиях говорить о роли науки в экомодернизации страны, трудно в принципе говорить об экомодернизации. Трудно, но необходимо. Тем более, что экологический энтузиазм среди работников российской науки, как и в других социальных и профессиональных сообществах, кроме чиновничества, всё ещё наблюдается.
Краткая характеристика приведённого выше состояния российского социума и нашей экономики кому-то может внушить беспросветный пессимизм. Мол, что может наука в столь неблагоприятных условиях, когда власти предержащие не слышат её и не воспринимают всерьёз? На самом деле слышат, когда начинают понимать, что стоит прислушаться, а такое понимание может быть следствием, в том числе, и социальной активности. Конечно, пока одного мнения общественности недостаточно, должны быть и какие-либо иные побудительные мотивы для решения, ещё недавно казавшегося маловероятным. Не отыскивая этих иных мотивов, приведу два примеры, показывающих реальные возможности общественности.
Первый сейчас у всех на слуху – это отставка мэра Москвы, пожалуй, самой одиозной для экологов фигуры из числа крупных российских политиков. Если бы на Лужкова не катилась волна за волной острейшая критика со стороны – нет, не СМИ, а оппозиционных ему в тех или иных отношениях деятелей, вряд ли была бы использована формулировка «в связи с утратой доверия», да и самой отставки, пожалуй, пришлось бы ждать до истечения срока полномочий мэра.
Второй пример имеет непосредственное отношение к экологии. Это история с ратификацией Россией Киотского протокола. Многие помнят, какая кампания в 2003–2004 годах была развёрнута в СМИ против ратификации, какая только дезинформация не выплескивалась из всех (кроме экологических) газет, журналов, теле- и радиоканалов. Командовал кампанией помощник Президента России по экономике А.Н. Илларионов. Руководство страны колебалось, хотя и ожидало благоприятных внешнеэкономических последствий в случае ратификации. Голоса сторонников ратификации почти не были слышны, тем не менее об их позиции руководство знало. Так вот, в условиях той антикиотской истерии ратификация вряд ли состоялась бы, если бы не эта твёрдая, обоснованная и убедительная – хотя и не заметная для широкой общественности позиция сторонников протокола.
Из сказанного выше о переносе акцента с изобретательства на анализ и прогноз последствий вытекает, что особенно актуальной должна стать деятельность в области фундаментальной науки. Для прогноза последствий внедрения и распространения инноваций необходимо знать законы природы. Это знание никогда не может быть полным, поэтому прогноз всегда рискует оказаться ошибочным, и рискует всё человечество, когда принимается решение об инновации. Однако риск должен быть осознанным, по возможности – оценённым, пропущенным через все научные фильтры и «светофоры» – только тогда решение можно признать обоснованным и ответственным.
Фундаментальная наука в России пока сохранилась, имеется и экспертное сообщество, томящееся от невостребованности. Ни эту науку, ни это сообщество никто не спросил, нужно ли тратить огромные деньги на сооружение российской «Кремниевой долины» в Сколкове. Эта идея полностью соответствует уходящей парадигме изобретательства и даёт повод для самых серьёзных подозрений в намерениях потратить выделяемые средства далеко не в соответствии с объявленным предназначением. Однако дело не только в этом. Даже если оставаться в рамках этой парадигмы, для модернизации российской экономики – с учётом её нынешнего состояния – гораздо более адекватным было бы воспроизведение не американского, а японского опыта 1950-х – 1970-х годов, когда быстрому усвоению актуальных зарубежных технических достижений был отдан безусловный приоритет перед собственным изобретательством. Еще не поздно развернуть деятельность в Сколкове по японскому пути, включая, естественно, и заимствование достижений в природоохранных и ресурсосберегающих технологиях. Такой подход сэкономит и время, и деньги, которые можно было бы направить на поддержку исследований, соответствующих новой парадигме – прогнозно-аналитической, обеспечив тем самым российской науке и российской экологии передовые позиции уже в достаточно близком будущем. Переоценка ценностей в пользу экологии в мировом сообществе неизбежна, надо всемерно готовить её, чтобы не остаться на обочине мирового развития.

Автор доклада Виктор Иванович Данилов-Данильян, чл.-корр. РАН,
директор Института водных проблем РАН (Москва),
бессменный руководитель федерального природоохранного ведомства (Министерство природных ресурсов и охраны окружающей среды РФ, Госкомитет РФ по охране окружающей среды) с 1991 по 2000гг.