Новая "национальная идея" от Ивана Засурского

 Известный российский журналист, кандидат филологических наук, преподаватель, продюсер, исследователь, заведующий кафедрой новых медиа и теории коммуникации факультета журналистики МГУ им. М. В. Ломоносова, член СПЧ Иван Засурский  уверен, что Россия могла бы стать экологической сверхдержавой и за счет этой роли без "побочных эффектов" укрепить внешние границы и внутреннее единство страны, однако для достижения этого гражданскому обществу  необходима новая "национальная идея", основанная на экологических принципах и выражаемая в простых словах: "Мать природа – Родина-мать!".

Борьба за выживание человечества требует новой национальной идеи

Изменения климата – это глобальная угроза человечеству, в устранении которой значительная роль принадлежит России. Не только потому, что Россия входит в пятёрку стран-лидеров по объёму выбросов парниковых газов. У нас огромные пространства, на которых мы могли бы вести бой с климатическими изменениями: борьбой с природными пожарами, посадками лесов, развитием возобновляемых источников энергии и прочим.

Недавно тема климата прозвучала в рекомендациях Совета по правам человека при президенте РФ (СПЧ). Совет опубликовал рекомендации, подготовленные по следам визита в Санкт-Петербург.

Почему мы связываем изменение климата и Санкт-Петербург? Это крупнейший приморский город России. Он справедливо считается самым красивым городом в России, туристической жемчужиной. Кроме того, Санкт-Петербург – первый город в России, разработавший в 2013 году стратегию климатической адаптации. Он имел шанс присоединиться к большинству крупных прибрежных городов – Амстердам, Гамбург, Хельсинки – имеющих такие стратегии. К сожалению, официально она не принята. Говорят, что существующее законодательство не позволяет принять столь важный документ на региональном уровне.

Для Санкт-Петербурга опасность со стороны моря всегда была и остаётся актуальной. Со времени основания города он периодически становился жертвой потопов и подтоплений. Особенность расположения города – вдоль мощного водосброса из Ладолжского озера в Финский залив Балтийского моря – делает теоретически возможной, но запретительно дорогой изоляцию города от морской стихии. Строительство дамбы позволило сделать этот процесс контролируемым сегодня, однако, изменение климата в конечном счёте ставит под вопрос выживание города.

Климатические исследования в России плохо финансируются и редко проводятся, разве что не запрещены. Это разительно отличает нашу страну от многих других, но в целом можно говорить, что люди и представители научного сообщества часто выражают недовольство тем, насколько мало внимания уделяется проблемам изменения климата и связанных с ним последствий. В Америке главная претензия к Трампу – его отказ верить в глобальное потепление (и поддержка традиционной энергетики). В Европе привычными стали акции молодёжи, включая забастовки школьников, протестующих против отсутствия внимания к проблемам изменения климата и вымирания.

Дело в том, что в мире уже сформировалась определённая картина ожиданий, связанных с результатами проведённых крупнейшими мировыми научными центрами исследований. На фоне реальных событий (вроде потопов в Новом Орлеане и регулярного затопления южного Манхэттена и целых районов в Майями) выводы учёных не кажутся такими уж фантастическими, как в континентальной России, а их актуальность не вызывает никаких сомнений в принципе. Скорее наоборот – можно сказать, что под давлением лобби нефтяных компаний и лоббистов, представляющих интересы углеводородной индустрии, учёные вынуждены проявлять крайнюю осторожность, чтобы не получить обвинения в паникёрстве, которые могут стоить не только финансирования, но и академических позиций в современном политическом климате. Поэтому можно говорить, что заложенные в существующих прогнозах уровни подъёма воды являются, безусловно, оптимистической оценкой потенциала рисков, с которыми предстоит столкнуться человечеству в этом веке (не говоря о следующем).

Возьму на себя смелость заявить, что из-за этого люди в целом плохо представляют себе масштабы реальной угрозы. Это легко показать на конкретном примере, допустим, уровня воды. Ведь планирование принято осуществлять в контексте определённой «вилки» оценок. Вот и уровень подъёма воды правильно оценивать не только по тому, насколько поднимется уровень воды в среднем на планете, но и по пиковым уровням подъёма воды в различных регионах, различным погодным явлениям, их частоте и т.д.

В этом смысле Санкт-Петербург является самой уязвимой или одной из самых уязвимых точек в России. Можно ставить вопрос оптимистически – например, что нужно сделать, чтобы спасти город, а можно пессимистически – на какой максимальный жизненный цикл города мы вправе рассчитывать. Да, скорее всего мы можем потерять этот великолепный город, но битва ещё не проиграна. Вопрос заключается в том, что надо сделать, чтобы продлить его жизнь? И как повысить шансы выживания города в новых условиях хотя бы в каком-то виде, например, в качестве Мекки подводного туризма (и пусть это останется моей шуткой...).

Одно можно сказать точно. Санкт-Петербург стал первым российским городом, который официально зафиксировал и признал изменение климата на основании достоверных инструментальных наблюдений. В экологическом докладе Правительства Санкт-Петербурга отмечается рост среднегодовой температуры в городе на 1,3 градуса по Цельсию; 1,9 градуса в зимний и 0,8 градуса в летний период за последние тридцать лет, но речь здесь не об этом. 1,5 градуса от доиндустриального уровня – это ровно тот уровень повышения среднегодовой температуры, на который ориентируются страны в рамках Парижского соглашения, аргументируя это катастрофическими последствиями дальнейшего потепления. А что если мы уже проскочили все те развилки, о которых нам говорили учёные, и ещё быстрее нагреваем планету?

По самым консервативным оценкам каждый градус даёт рост уровня воды на 2,3 метра. Насколько мы на самом деле можем повлиять на происходящий процесс, если, согласно тому же докладу, потепление происходит последние 137 лет? Какая инерция у процессов, которые мы запустили раньше, в эпоху индустриальной революции, и какова опасность реального таяния или сползания в океан ледников Гренландии и Антарктиды? Ведь только их совокупной массы достаточно для того, чтобы поднять уровень воды более, чем на 60 метров… А если это произойдёт одномоментно и неожиданно - например, в результате сползания части ледового щита?

Хотелось бы внести ясность в этот вопрос, но в данном случае у нас нет такой возможности потому, что в нашем распоряжении нет подробного исследования, способного объединить последние данные вместе с реальным состоянием экосреды, учитывая лесные пожары и всё остальное – для которого мы можем в лучшем случае выдвинуть некоторые гипотезы. Нам важно понять уровень наших реальных рисков, но на русском языке этой литературы практически не существует, да и в мире в целом открытая наука ещё не привела к публикации в открытом доступе всех существующих климатических исследований. Тон задают скорее крупные международные инициативы, но выводы исследователей в таких проектах всегда призывают к действию, ориентируясь на возможность какого-то относительно благоприятного исхода. Но так ли это на самом деле? Какие усилия на самом деле нам необходимо приложить для того, чтобы спасти город?

Следует начать с того, что изменение климата приводит не только к подъёму уровня воды, но и к изменению микроклимата, причём во всех сезонах. Однако в отсутствие должного анализа ситуации в целом восприятие природных эксцессов носит, как правило, характер анекдотически бытовой, как высмеивание неуклюжести городских властей за плохую уборку снега. При этом количество снега – это, конечно, отчасти произвольный пример. Зато можно сказать точно, что количество ураганов и потопов в мире неуклонно растёт. Я отлично помню свой первый в жизни ураган в Москве в 1998 году. До этого я прожил в Москве почти безвылазно двадцать четыре года, поэтому могу сказать определённо на своём личном опыте – зима в столице нашей Родины перестала быть по-настоящему холодной и снежной, а лето стало намного теплее, и вряд ли кто-то решится с этим поспорить (впрочем, рекорды температур теперь фиксируются регулярно и практически повсеместно – и конца этому не видно).

В основном речь в научных и политических спорах идёт о причинах изменений климата, о балансе человеческого вклада и других факторов в провоцировании этих изменений. Однако сами эти изменения уже нельзя оспорить. По всей видимости, компромиссом между популярной теорией «регулярного потепления» по космическим причинам (положение Земли относительно Солнца) и человеческому воздействию (увеличение парниковых газов) может стать подход, который детализирует реальную трансформацию климата, анализирует все типы влияний и суммирует, в числе прочего, возможные риски от совмещения этих факторов. Поскольку судьба нашего прекрасного города зависит от изменения климата, вывод о бессилии человека перед лицом стихии не может приниматься всерьёз в любом случае, а в качестве выводов необходимо рассматривать всё же именно возможность смягчающего человеческого воздействия на трансформацию климата. Мы не имеем права сдаваться без боя.

Каждый желающий сегодня может составить себе общую картину основных источников парниковых газов – но только если вы владеете иностранными языками. Русский, увы, в сфере климата оказался языком не особо востребованным. Между тем, всё довольно просто. Парниковые газы являются, прежде всего, результатом технологических процессов сгорания, которые являются основным источником энергии для транспорта, энергетики и индустрии. Лучшим же средством борьбы с парниковыми газами считаются деревья, которые можно считать специальными природными устройствами по улавливанию углерода. В этом смысле считается, что наша страна является одним из основных «хранителей» природного баланса на планете. Впрочем, к сожалению, как и многое другое на Родине, это утверждение во многом основано на липовой отчётности.

В частности, в климатических моделях никак не учитываются результаты реформы лесного хозяйства 2007 года, включая изменение системы охраны леса. Наложившись на изменения климата, они открыли дверь для самого масштабного в истории страны в мирное время процесса уничтожения лесов и самых больших за время наблюдения лесных пожаров, которые не только уничтожают экосистемы, но и приводят к масштабному выбросу парниковых газов (там, где модели предполагают его поглощение).

Желающие легко найдут в этом повод выдвинуть обвинения, но правда в том, что люди привыкли к относительно статичной картине мира именно в тот момент, когда последствия индустриальной революции, похоже, привели всё в движение, нарушив хрупкий баланс планетарной экосистемы и «добавив жару». Нас же интересует именно спасение города, если это в принципе возможно – и у властей, теоретически, ещё есть шанс внести свой вклад если не в избавление города от угрозы, то хотя бы в минимизацию уже нанесённого ущерба и в продление жизни Северной Венеции. Конечно, мы выдвигаем радикальные гипотезы и втайне надеемся быть опровергнутыми. Таков, с научной точки зрения, наш долг – подтвердить или опровергнуть эту гипотезу, вернее, достоверно и тщательно разобраться, что именно происходит. Кто должен делать это, как не Санкт-Петербург?

Необходимо прежде всего осознать реальный масштаб проблемы – и признать присутствие рисков, которые для этого требуется хотя бы сформулировать на уровне гипотезы. В частности, автор книги The Water Will Come: Rising Seas, Sinking Cities, and the Remaking of the Civilized World Джеф Гуделл подчёркивает, что связь между таянием льдов и подъёмом уровня воды ощущается сильнее всего между полушариями: если тает в Южном, быстрее вода прибывает в Северном и наоборот.

Однако сегодня мы не обладаем достаточной информации о взаимосвязи климата и других событий и явлений – в России больше, чем где-либо. Может ли быть так, что судьба Санкт-

Петербурга решается в лесах Иркутской области? Вполне! А если засадить все нелегальные вырубки с участием людей, вложиться по полной, сколько это может стоить и какой даст эффект? Можно ли бросить на эту работу Юнармию? Кто и как должен охранять лес и, следовательно, где госзаказ на автономные дроны и системы тотального мониторинга леса, позволяющие отследить любой пожар в самом начале (и, возможно, найти поджигателей)?

Может ли город выступать лоббистом подобных проектов, даже если у него нет возможности их полностью профинансировать? Каким образом можно было бы привлечь на свою сторону союзников и людей вообще, чтобы в нашей стране вместо хищнической вырубки стало процветать долгосрочное лесное растениеводство?

Если гипотеза насчёт реальной климатической угрозы городу подтвердится, вероятно, для жителей главным критерием при выборе власти в городе будет способность руководителей обеспечить выживание, продление жизни города или его климатическую адаптацию в обозримом будущем, добившись при этом реальных результатов. В этом смысле можно сказать, что Санкт-Петербург мог бы действовать по линии климатических международных политических альянсов по связи между городами, используя не только «Петербуржский диалог», но и работая напрямую с Венецией, Нью-Йорком, Майами и Амстердамом – к примеру – для обмена опытом и создания каналов для международного лоббирования климатической повестки в интересах города.

Забота о выживании города объединяет всех его жителей, поэтому в любом случае и при любом результате климатического исследования эта тема будет важной и интересной для всех, кто живёт в Санкт-Петербурге. Адаптация системы городских служб и коммуникаций к условиям частичного затопления по модели той же Венеции, вероятно, также могла бы продлить жизнь города в будущем – хотя бы как туристического объекта.

Другими источниками парниковых газов – таких, как метан – является животноводство, вклад которого контринтуитивно огромен, и таяние вечной мерзлоты. Многие наблюдатели отмечают, что закрытость государственных компаний в сфере добычи нефти и газа, а также нежелание провоцировать беспокойство на рынках привело к тому, что мы не знаем реальную ситуацию на Крайнем Севере, хотя учёные предсказывают риски возможности полной потери транспортной инфраструктуры северной нефти и газа в результате таяния вечной мерзлоты. Это, конечно, будет иметь колоссальные негативные последствия для России экономически, но значение такой характеристики меркнет на фоне осознания, что это можно смело считать крупнейшей из грядущих геоклиматических катастроф планетарного масштаба наряду с таянием льдов в Арктике, Гренландии и Антарктиде, в Гималаях, Альпах и везде, где ещё сохранился лёд.

Между 1993 и 2018 термическое расширение океана, по данным исследований, внесло вклад в размере 42% подъёма уровня моря, в то время как таяние ледников – 21%, льда в Гренландии – 21% и в Антарктике – 8%. Однако таяние практически повсеместно ускоряется. Это не должно вызывать удивление, ведь большая часть всех самых жарких лет за всю историю инструментальных наблюдений за климатом произошли в прошедшее десятилетие (а май 2019 года стал самым жарким в мире за всю историю измерений). Современные учёные вынуждены быть крайне осторожными в оценках, однако опыт жизни в России учит рассчитывать на то, что реализоваться может не только умеренный, но и самый худший сценарий, сформировав каскадный эффект дальнейшей деградации планетарной экосистемы с совершенно неведомыми нам последствиями.

Одно из последних исследований учёных из австралийского Центра восстановления климата говорит о том, что к 2050 в результате глобальных изменений климата человечество может оказаться на грани катастрофы, грозящей человечеству выживанию – и на фоне осторожных международных проектов такие сигналы вызывают порой больше доверия.

Попробуем сформулировать гипотезу, которая могла бы лечь в основу действительно интересного и актуального климатического исследования – или программы исследований. В качестве основы можно предложить три пункта.

1. После достижения критической массы, изменение климата может произойти за сравнительно короткий срок – не сотни или десятки лет, а год или три-пять лет, а вода может подняться не на 2,3 метра к 2100 году, как прогнозируют учёные, а на 15-17 метров к 2050 году. Однако ещё важнее понять – возможно ли резкое ускорение процесса в случае, если будет реализован пессимистический сценарий реакции стран на угрозу изменения климата (или оно неизбежно, или нужны крайние меры и т.д.).

2. Учёные склоняются к тому, что деятельность человечества является основной причиной глобального потепления. Это значит и то, что у нас есть возможность реализовать стратегию, способную не только снизить до минимума ущерб от наблюдаемых нами воочию процессов, но и сохранить контроль за ситуацией, правильно спланировать и качественно реализовать программу действий, которая сможет помочь нам отложить наступление катастрофы, то есть выиграть время – а возможно, и нейтрализовать часть наносимого ущерба и предотвратить самый худший сценарий. Предупреждён, значит вооружён.

3. Если мы точно определим все факторы и проведём анализ возможных сценариев, мы можем выработать смелый и, возможно, радикальный план действий на национальном уровне и в международном масштабе, основанный на глубоком понимании сути происходящих процессов, а также вклада каждого из них в изменение климата. Однако прежде, чем такой план может быть реализован, необходима масштабная общественная мобилизация. Она может быть результатом только реального научного консенсуса, который необходимо формировать не на фоне политически заданных показателей, а по результатам оценки рисков, включая планирование на случай пессимистических сценариев (что делает крайне необходимым постоянный мониторинг расхождений между результатами прогнозов и ключевыми показателями – ростом температуры и повышением уровня воды).

В этом смысле первые этапы исследования должны быть нацелены именно на прояснение общей картины, описание различных факторов и вариантов стратегии на городском, региональном, национальном и международном уровне, включая уже запланированные другими государствами шаги по снижению влияния на климат последствий токсичной и мусорной индустриальной эпохи. Мы должны точно понимать степень влияния различных факторов на общий процесс, а также роли нашей страны в них – не только реальной, но и потенциальной. Для этого нам необходимо в первую очередь проанализировать результаты уже проведённых и опубликованных исследований, принять участие в международной научной дискуссии и реализовать свою программу наблюдений, позволяющую обеспечить постоянный мониторинг ситуации. На основе проделанной работы мы сможем дать оценку существующим прогнозам и выработать свои подходы, методы анализа и выводы, которые мы могли бы уточнять в дальнейшем на основе теоретических исследований и наблюдений.

Нам необходимо сформировать собственное понимание рисков и возможностей, используя всю шкалу возможных сценариев – от оптимистических до самых пессимистических, основанных на сложении всех неблагоприятных факторов. Это в чём-то похоже на работу Комиссии по изучению естественных производительных сил страны (КЕПС), которую в годы 1-й Мировой войны создали по инициативе академика Вернадского.

Тем не менее, важно признать, что человечество никогда ранее не сталкивалось с угрозами такого масштаба. Опасность полного – и неконтролируемого – затопления города действительно существует. Это значит, что сложившуюся ситуацию необходимо срочно использовать для мобилизации власти и общества на региональном и национальном уровне вокруг климатической повестки.

При долгосрочном планировании необходимо исходить из того, что источники реальной и потенциальной опасности – разного рода свалки, полигоны, склады с опасными веществами и пр. – рано или поздно окажутся в зоне затопления. Это может привести к чудовищным последствиям, избежать которые мы можем, но только если примем в расчёт процессы глобального потепления, признанные уже даже на уровне экологического доклада Санкт-Петербурга, и направим ресурсы на эти мероприятия. Поэтому я предлагаю побороться за будущее Петербурга – и за продолжительность этого будущего для города – но считаю необходимым начать прибираться исходя из самых худших сценариев, по которым город, возможно, в обозримом будущем станет Меккой подводного туризма.

Однако перед закатом – особенно в случае признания этих рисков – город обречён пережить и небывалый расцвет как туристический центр, хотя он и будет несколько омрачён сложностями с финансированием долго окупающих себя проектов в сфере недвижимости.

Необходимость создания подобного рода документов продиктована оценками климатических изменений, которые могут негативно отразиться на экономике города и здоровье его жителей.

Теперь зададимся вопросом: что нужно сделать, чтобы экологическая (в корне неотделимая от всех других) безопасность перестала быть чем-то отвлечённым и превалировала в делах и поступках людей от кухарки до президента?

Мать природа – Родина-мать! - новая национальная идея

Россия может принять новую «национальную идею», основанную на экологических ценностях, и это может увеличить шансы на выживание для человечества.

Сейчас, с моей точки зрения, поиски национальной идеи ведут в прошлое, которое мы плохо знаем. Мы в целом не так много знаем об окружающем мире и попытки выстроить некий общий исторический знаменатель обречены утыкаться в весьма ходульные, если не сказать простецкие, агитки советского времени. А ведь есть серьёзная роль и миссия, которые не разглядишь, если продолжать погружаться в неведомое, создаваемое заново прошлое.

Мы – самая большая страна в мире, у нас есть возможность повлиять на будущее всей планеты. Но только речь идёт не о консервативном мессианстве и не о борьбе с ЛГБТ. Речь идёт о том, что мы можем помочь человечеству выжить – если нам удастся, конечно, открыть глаза. Понять, что Россия, это супердержава не потому, что много ракет, газа и нефти, а потому, что происходящее на нашей территории очень жёстко сказывается на всём человечестве.

Изменения климата – самая большая угроза для всех людей. И те, кто способен внести вклад в борьбу с этой общей бедой, несомненно, получают статус лидера в качестве приза – который некому оспаривать. Скажу больше, статус экологической сверхдержавы – это единственный способ укрепления внешних границ и единства страны, который не вызывает практически никаких «побочных эффектов». Ведь в данном случае речь идёт о позиции морального превосходства в глобальном масштабе.

Мы, как правило, без всякой выгоды для страны, наносим колоссальный ущерб природе. Этим мы помогаем куда более серьёзным загрязнителям, таким, как США, Китай и Индия, оправдывать свою антиэкологическую позицию. В результате получаем колоссальный климатический катаклизм, который уничтожит нашу нефте-газо-транспортную сеть в условиях вечной мерзлоты; который приведёт к потере Санкт-Петербурга и других прибрежных городов у нас и во всём мире.

Может быть, мы получаем что-то существенное, какие-то выгоды от насилия над природой?...

Конечно, кто-то получает, но чаще всего не те, кто страдает от этого насилия.

Необходимо, прежде всего, осознание ситуации, а это требует исследований и просветительской деятельности.

Чтобы спасти тот же Санкт-Петербург нам требуется мобилизация почти военного масштаба – на уровне «Мать Природа – Родина Мать!».

Нам необходимо активно и быстро действовать в глобальном масштабе. Пока же действия государства являются продолжением экономической стратегии каких-то игроков, ставок в большой политической игре, у которой не просматривается выигрышного финала.

Шансов на перестройку в России немного, но они есть.

Важно понять, что мы впервые столкнулись с экологической угрозой планетарного масштаба.

Открыть глаза. Это сложно. Придётся признать, что мы упорно маршировали не туда, напрягая силы «в борьбе за это». Признать, что мы безответственно устраивали свалки в самых неподходящих местах, вырубали лес и отравляли воду. Ведь тут же тут же встанет вопрос об ответственности. Но не этого надо бояться. Бояться надо того, что мы встречаем смертельную опасность с «широко закрытыми глазами». Что опять в чести девиз, известный со времён, предшествующих французской революции: «После нас – хоть потоп!».

Россия может побороть этот потоп. Для этого нужно не так уж много усилий. Мы видим как по всей стране люди встают против экологически опасных проектов. Не только в архангельском Шиесе, но и в Казани, Челябинске, Красноярске – практически в каждом регионе есть ростки новой национальной идеи, новой «скрепы» в самом хорошем смысле слова. Нужна политическая воля, чтобы оформить эту идею и предъявить обществу вместо того, что предъявляют сейчас.

Пока нам предлагают негативные, отрицательные идеи – враг с «Запада», «фашист» с Украины, «пятая колонна» в России. Это напрямую связано с тем, что на телевидении – фабрике российской реальности прошлого поколения – работают мастера пропаганды старой школы. Традиционная пропаганда создаёт чётко узнаваемую картину реальности, в которой все «точки» расставлены, есть друзья и враги… Но проблема в том, что при прогрессирующем отрыве от реальности и актуальной повестки, вся созданная таким трудом и злобными заклинаниями картина разбивается на маленькие кусочки, из которых уже невозможно ничего собрать. Она теряет доверие сразу.

Экологическая же идея цельная, близкая людям, отвечающая их стремлению к чистоте и самоощущении их нужности этому миру. Нужно обязательно попробовать и мы быстро поймём, что только она достойна нас.

Иван Засурский