Олдос Хаксли о причинах войны

В настоящее время модно говорить, что причины не только войны, но и практически любой человеческой деятельности, от занятий мистической религией до высшей математики, имеют экономическую основу.  В прежнюю эпоху, говорили, что ход исторических событий целиком определяется  поступками выдающихся личностей. Желание упростить, свести все разнообразие к единой фундаментальной причине, присутствует в каждом человеке. Без нее не было бы ни науки, ни философии –  в самом деле, никакого рационального объяснения. Но как и все хорошее, такую тенденцию легко можно извратить.

Нетерпеливое желание всё поскорее упростить, найти  поверхностные объяснения  и обобщения ведут к колоссальным ошибкам.
Причины исторических событий имеют множественную причинность. Множество сил действуют одновременно и в разных плоскостях. В  стремлении найти простое объяснение происходящему, люди испытывают искушение найти только одну из  этих сил и говорят: « Это единственная сила, которая все объясняет».
 
Если мы в самом деле желаем понять мир, мы должны противостоять этому искушению и терпеливо изучить эти силы. Я предлагаю поговорить о так называемых психологических причинах войны. Но это не значит, что я считаю их единственными причинами. География и климат играют свою роль в производстве войн. Аналогичную роль играют расовые различия,  и в еще большей степени, различия в языке и культуре.  Такая же роль интеллектуальных личностей. В еще большей степени, страсти и подсознательные стремления людей.  Как сказал один психоаналитик, битву при Ватерлоо можно было выиграть на стадионах Итона,  но она готовилась в яслях Корсики. Наконец, существуют, конечно, экономические причины войны  - потребности и жадность индивидуумов, классов и народов.
 
  Строго говоря, все причины войны имеют психологическую основу.   Правда, что человечество может склоняться к войне  из-за нечеловеческих причин, таких как изменение климата, которое заставило тюрков уйти из Средней Азии и обрушить свою орду на Европу. Подобным образом, некоторые типы экономических или  политических  систем могут способствовать началу войны. Но на войне не сражаются ни климаты ни системы;  они ведутся человеческими существами; и там, где действуют человеческие существа неизбежно возникает вопрос психологии.  В последней книге, м-р Бертран Расселл делает вывод о споре между психологами и экономистами в одном предложении. «Правда - говорит он - что конфликты между нациями в основном экономического свойства, но объединение людей в народы вызвано  причинами не экономическими». Причины, он мог бы добавить, прежде всего психологические.  Мир разделен на народы, потому что, среди прочих причин, такое разделение вызвано  глубоким психологическим удовлетворением мужчин и женщин, образующих нации. Я отношу свои замечания к психологии цивилизованных людей, если они не касаются суто экономических дел.  Различие между человеком как экономической единицей и человеком неэкономическим,  может быть произвольно; но, на мой взгляд, совершенно необходимо.

  Все мы должны согласиться, война - это катастрофа. И все же, на каждую сотню людей, убивающих себя в мирное время, приходится около семидесяти, убивающих себя в военное время. Такое уменьшение числа самоубийств наблюдалось во время франко-прусской войны и снова,  еще показательней, во время [Первой] мировой войны. Наивысшее падение самоубийств отмечалось в воюющих странах; но даже среди нейтральных стран замечено падение самоубийств.  Мы говорим, и сознательным умом твердо верим, что война это катастрофа; но наше подсознание, очевидно, не согласно с нашим сознанием.  Статистика самоубийств показывает, что для гражданских лиц, в любом случае, жизнь во время войны оказывается на 45% более стоящей, чем жизнь во времена мира. В следующей войне, конечно, не будет столько гражданских лиц, могущих наслаждаться более стоящей жизнью;  но этот факт, к несчастью, наше подсознание вряд ли примет к сведению.

Каковы причины усиления ценности жизни в военное время?  Вот несколько возможных объяснений.  Человек глубоко социальное существо и получает огромное наслаждение от чувства единения с другими членами своей группы. Война усиливает все связи, соединяющие индивидуума с группой и повышает чувство групповой солидарности до точки экстаза. Другая причина:  большинство задач в нашем современном мире кажутся утомительными  и бессмысленными; приходит война и облагораживает даже самую мрачную жизненную рутину во имя патриотической работы. Война, более того, производит определенное упрощение в социальной структуре; и нет сомнения, что люди в целом более счастливы в простом, нежели в усложненном обществе. Наконец, война порождает и оправдывает любое эмоциональное возбуждение.  Люди любят возбуждение и благодарны  за любую возможность выражать свои чувства  -- в частности чувства, которые сознательно подавлялись.  Война оправдывает ненависть,  освящает насилие,  обожествляет разрушение --  во имя святого патриотизма превозносит все анти-социальные устремления, ранее подавляемые. Анти-социальные устремления опасны, если дать им волю; но до сих пор, т.е до войны,  гражданские лица были способны на них только в своем воображении и поэтому ничем не рисковали.

  Варвар и бессознательный садист сидят в нас очень глубоко.  Так глубоко, что даже в мирное время хозяева газет считают нужным отводить большую часть публикаций на описание преступлений.  В военное время, половина утренних газет сообщает об убийствах, а остальная половина возбуждает ненависть и групповую солидарность.   Накаченный такой богатой духовной поддержкой, потенциальный самоубийца откладывает момент лишения собственной жизни до более тяжелого момента.  В этом контексте интересно отметить, что уровень самоубийств  упал не так сильно во время франко-прусской войны, как во время [Первой] Мировой войны. Одной из причин могло быть то, что больше людей читали газеты в 1914 г, чем в 1870. Там, где обучение обязательное и всеобщее, большее число людей способны получать возбуждение со вторых рук, чем там, где образование доступно немногим. Грамотность  и дешевая пресса могут способствовать, по крайней мере частично, тому факту, что во время [Первой] Мировой войны уровень самоубийств понизился даже в нейтральных странах.

  Мы видим, следовательно, что пока материальные условия остаются терпимыми, для гражданских лиц война, по существу, делает жизнь более стоящей. До некоторой степени это справедливо  для предвоенных и военных условий. Первым условием войны является то, что население планеты разбивается на организованные группы и каждый индивидуум должен осознать превосходство своей группы над всеми оставльными группами.  Сегодня потенциально воюющие группы – это нации. Национализм может высвободить у индивидуума огромное психологическое наслаждение. Начнем с того, что это наслаждение от чувства единения со своими единомышленниками. Оно усиливается почти до экстаза во время войны.  С помощью пропаганды и патриотических лозунгов оно может достигать пика даже в мирное время. Диктаторы в современной Европе  прекрасные мастера поддерживать его близко к точке кипения.

 Но, конечно, чувство солидарности – не единственное воодушевляемое ими чувство;  и, на самом деле, не единственное чувство, которое любят испытывать их субъекты. Как и сама война, национализм оправдывает антисоциальные импульсы и эмоции индивидуума, которые его учили подавлять.  Патриоту разрешается погружаться в тщеславие и ненависть  -  тщеславие в отношении своей собственной группы и ненависть в отношении всех других.  В мирное время, тщеславие проявляется чаще и громче, чем ненависть. Но ненависть всегда дополняет тщеславие.  У вас не может возникать иллюзия величия  без одновременно возникающей мании преследования.   И у вас не может быть мании преследования без ненависти к своим преследователям.

 Удовольствия от ненависти определенно не больше, чем от любви; но, боюсь, для большинства людей, они больше, чем удовольствие от абстрактной и безличной доброжелательности. Люди получают больше удовольствия от ненависти к иностранцам, которых никогда не видели, чем от смутного выражения добрых пожеланий сотрудничества. Число  мужчин и женщин, испытывающих дикий энтузиазм в отношении Лиги Наций, ничтожно. Число тех, кто чистосердечно ненавидит иностранца, или еврея, или капиталиста, или коммуниста, огромно. Ненависть и тщеславие приносят гораздо большее психологическое наслаждение, чем безличная доброжелательность или рассудочность.

   Далекие от осуждения националистической ненависти и тщеславия, все правительства прямым или косвенным образом поощряли их. В школах, детей учат  хвастаться своей нацией и смотреть сверху вниз на остальных. В диктаторских странах, такое обучение в воинствующей манере продолжается государством  на протяжении всей взрослой жизни. В либеральных странах, оно отдано на волю Прессы.  Наши правители объявляют о желании мира, но делают все возможное, чтобы их субъекты думали и чувствовали, что в момент кризиса, они  должны подчиняться правительству или даже активно выступать за войну.

   Моя тема статьи – психологические причины войны. Но я не могу ее закончить без того, чтобы не сказать несколько слов о возможном психологическом излечении. Первая проблема в том, что  человечество разделено на группы.  Тенденция формировать группы не только  естественна; она также желательна с этической точки зрения, основа всякой моральности. Как постоянно демонстрирует нам история, проблема в том, что ненависть почти также воодушевляет как и любовь и гораздо более волнительна, чем  рациональная благожелательность. Одно из удовольствий принадлежности к группе в точности равно удовольствию от презрения других групп. Более того, ничто так не сближает людей, как общая неприязнь к кому-либо. Есть только один путь создания утопического мирового государства и  этот путь – допустить агрессию с Марса.  Сразившись с этими нелюдьми, человечество мгновенно объединится. К несчастью, мы не можем рассчитывать на марсиан. Вполне возможно, что не имея общего врага, человечество никогда так и не сможет объединиться. Но, тем не менее, мы должны быть благодарны за объединение европейцев – даже если этот союз  достижим только за счет растущего неприятия и страха  перед азиатами.
 Но  ни один союз подобного рода не может быть достигнут пока правительства не отвергнут  сегодняшнюю политику тщеславия и ненависти, и не используют все средства текущей пропаганды отчуждения для объединения с соседями.
 
  Конечно, этого будет недостаточно. Антропологи часто указывают  на то, что  весьма неразумно просто отменить этически нежелательные институты. Если институт обеспечивает психологическое удовлетворение  - а ни один из институтов не может существовать без этого  – те, кто находят в нем удовольствие должны быть как-то возграждены за его потерю.  Национализм вреден, но приносит удовольствие; и даже война, если судить по  тому, что происходит с уровнем самоубийств, может быть источником удовольствия для многих индивидуумов.

  Проблема в том, чтобы найти подмену этим двум  институтам – другими словами, сублимировать импульсы, находящие в настоящее время удовольствие в национализме и войне. Спорт и другая соревновательная деятельность могли бы частично компенсровать потерю.   Многое можно сделать также, убрав монотонность из цивилизованной жизни.  Именно скука способствует эмоциональныим оргиям групповой ненависти и тщеславию.  Уберите скуку и  вы уберете одну из главных психологических причин национализма и, косвенно, войн. Нельзя и забывать об индивидуальном правителе.

 Выдающиеся психологи, например д-р Вильям Браун, часто указывают на опасность доверия нашей судьбы в руки людей, которые могут страдать от легких или тяжелых форм невроза, и которые, психологически,  совершенно не осознают природы собственных мотивов.  История показывает, что безумцы и невротики  часто ответственны за колоссальное количество бед.  Чем быстрее мы будем способны анализизировать психику своих политиков и владельцев газет, тем лучше будет всем нам.
  Некоторые читатели могут удивиться, что я не говорю о необходимости проведения религиозных или этических кампаний против войн.  То, что такая кампания желательна и приносит некоторую пользу, нет сомнения. Но история, как мне кажется, не дает нам основание верить в то, что такое излечение  придет само собой. Религиозные и этические  проповеди доходят только до сознательного ума. Но человек не только или даже не столько сознательное существо. Психологические причины войны своими корнями уходят в подсознание.  Если мы хотим предотвратить их разрушительные эффекты, мы должны вначале обнаружить, что происходит в подсознании,  затем предоставить этим  никак не подавляемым примитивным импульсам менее опасный  выход.
  Психоаналитики исследовали глубины подсознания, не подвластные другим исследованиям. Возможно именно по этой причине они столь пессимистичны  в отношении немедленных  мер устранения войн. Почитайте в этом контексте книгу д-ра Эдварда Гловера «Война, садизм и пацифизм». Это острая и интересная книга; но, для ищущих немедленные результаты,  она довольно депрессивна. Д-р Гловер считает что потребуется не менее пятидесяти лет напряженного исследования человеческой психики, чтобы избежать тенденций, ведущих к войне.

   А что должно произойти в этот промежуток времени?  Мы должны, я полагаю, довольствоваться предписанию таких политических, экономических и психологических слабительных, которые не допустят чтобы пациент полностью лишился ума и совершил самоубийство. Если нам удасться оставить его в живых на достаточно долгое время, врачи смогут наконец согласиться на диагноз и найти лекарство.
 

1938

 Aldous Huxley
The causes of war

Олдос Ленард Хаксли (Aldous Leonard Huxley, 1894 –1963) – английский писатель и философ. Пацифист.  В самой известной своей работе «Дивный новый мир»(Brave new world)  описал антиутопию, в которую превращается современное общество. В книге много параллелей с антиутопиями «Мы»  Евг. Замятина и орвелловской "1984".
Хаксли  интересовался восточной философией и психоделическими экспериментами с мескалином и ЛСД. Другие его книги –  «Остров», «Вечная философия», и «Двери восприятия» получили широкое признание в мире.

Источник