«Решившись защищать природу и людей, человек рискует всем»

В 2014 году экологической общественной организации «Экозащите» исполняется 25 лет. Организация была основана в конце 1989 года в  Калининграде. Сегодня ее подразделения существуют в Москве, Калининграде, Екатеринбурге, Вильнюсе (Литва) и других городах. 

Словно в честь этой годовщины, российские власти в середине нынешнего года объявили организацию «иностранным агентом». Сейчас на сайте организации публикуется серия интервью с основными активистами «Экозащиты», работающими в разных регионах, которые рассказывают, чем они занимаются, чего достигли, как оценивают происходящие вокруг события.. Предлагаем вашему вниманию интервью  с Надеждой Кутеповой, работающей в закрытом атомном городе Озерск (Челябинская обл). Надежда – координатор «Экозащиты» около 10 лет, а  также лауреат международной премии «За безъядерное будущее».

- Как ты оказалась в экологическом движении, чем ты занималась до этого? Как ты начала работать с «Экозащитой»?

В экологическом движении я оказалась случайно. Родившись в закрытом городе Озерск, где расположен монстр ядерной индустрии Производственное Объединение «Маяк», я никогда не знала, что делают на «Маяке», несмотря на то, что как оказалось позднее, мой отец был ликвидатором ядерной аварии 1957 года, а затем инженером завода по переработке ядерных отходов. Я привыкла к солдатам и колючей проволоке с детства. С начала 1990х и открытия информации обо всех экологических преступлениях «Маяка» — искренне считала «зеленых» и население, проживавшее вокруг «Маяка», клеветниками. Однако, мысли о том, что все это как-то странно и противоречиво, крутились у меня в голове, потому что мои предки (папа и бабушка) умерли от рака, работая на «Маяке». Кроме того, я часто слышала от мамы- врача местной больницы про переоблучение, аварии и прочее.

Все изменилось, когда в 1999 году, закончив университет по специальности политология и социология, я случайно попала на семинар «Движения за ядерную безопасность» в Челябинске и узнала правду о «Маяке» из уст руководителя Комитета экологии Озерска, где он рассказывал совсем не то, что рассказывают озерчанам. Это открыло мне глаза и предопределило выбор — я решила, что если я не смогла помочь моим умершим предкам — жертвам «Маяка», я буду помогать тем, кому еще можно помочь. С Володей Сливяком из «Экозащиты» я познакомилась в ноябре 1999 тоже на семинаре в Челябинске, а в следующем 2000 мы уже организовывали антиядерный лагерь под Челябинском.

- Опиши пожалуйста ту работу, которой ты занималась в прошлом в «Экозащите» — в чем она состояла, на что была направлена, чего удалось добиться. Вообще, стоило ли оно того или лучше было потратить свое время на что-то другое?

Волонтером «Экозащиты» я являюсь с 2000 года. Сначала, пока у меня не было опыта работы с защитой прав в судах, я принимала участие в  работе экологических лагерей и акциях против ввоза ядерных отходов в Россию, делала доклады о положении людей, проживающих на загрязненных территориях, на различных конференциях. Затем, когда я стала вести прием граждан в деревнях вокруг Озерска и «Маяка», я увидела, что имеются массовые вопиющие случаи нарушения прав людей, предложила «Экозащите» юридически помогать людям, которые оказались в самой сложной юридической ситуации — оказывать поддержку в судах в практически безнадежных делах, за которые не берутся обычные юристы.

В 2005 году я, как представитель «Экозащиты», принимала участие во встрече с главой «Росатома» Кириенко в Озерске, когда решался вопрос о том, что делать с радиоактивно загрязненным селом Муслюмово и Теченской плотиной (Теча – радиоактивно-загрязненная река – прим. ред.). Мы потребовали отселить Муслюмово, а также провести тендер на выбор независимого подрядчика для строительства плотины на Тече. Все это было выполнено «Росатомом» в последующие годы. Однако, часть людей из Муслюмово получили отказ в выплате компенсаций , и тогда «Экозащита!» организовала судебный процесс в Замоскворецком районном суде с тем, чтобы объявить Течу хранилищем жидких радиоактивных отходов и выплатить людям компенсации.

Тогда не удалось этого сделать, в связи с изменением законодательства о местах хранения радиоактивных отходов, однако, в ходе этого процесса мы смогли, во первых, добиться того, чтобы почти  все те, кто был нашими истцами — получили от «Росатома» компенсации за дома в Муслюмово и уехали с Течи, и второе — мы смогли получить хранившийся за семью печатями приговор по делу генерального директора ПО «Маяк» Виталия Садовникова, из которого широкая общественность узнала, что «Маяк» продолжал сливать радиоактивные отходов в Течу по крайней мере до 2004 года, а вода в ней относилась к категории «радиоактивные отходы».

Я считаю, что работа, которой я занималась в «Экозащите», стоила того, чтобы ею заниматься, я еще раз повторю — своей целью я считаю возможность юридически помогать людям, проживавшим или проживающим на радиационно-загрязненной территории в Челябинской области. В нынешней ситуации, когда «Росатом» откровенно нарушает права людей на благоприятную окружающую среду на загрязненных территориях, переложил ответственность на государство и откровенно (в лице чиновников и юристов «Маяка») смеется над пострадавшими, делает невыносимой жизнь этих людей и их потомков – мы,  возможно, последняя их надежда.

- Как сейчас изменилась ситуация, каковы проекты или направления деятельности, над которыми ты работаешь? Возможно ли вообще сейчас работать в экологическом движении эффективно, какие барьеры встречаются и как удается их преодолевать?

В настоящее время ситуация изменилась — отселена часть села Муслюмово, расположенная непосредственно на радиоактивной реке, но юридических проблем еще много. Самые важные для «Экозащиты» в нашей области, я считаю, следующие проблемы:

Первое. Река Теча за пределами ПО «Маяк» до сих пор не имеет статуса» хранилища жидких радиоактивных отходов», а значит не имеет санитарно-защитной зоны, периметра охраны и предупредительных аншлагов, именно по этой причине, с молчаливого попустительства «Росатома», население продолжает пользоваться рекой, а непосредственно на ее берегах до сих пор не отселено 4 населенных пункта — станция Муслюмово, деревни Бродокалмак, Русская Теча и Нижнепетропавловское (напомню, отселение с Течи началось в начале 1950х гг — по 2009 было выселено и уничтожено 34 деревни). Что необходимо сделать — реке нужно присвоить юридический статус «хранилища жидких радиоактивных отходов», возвести периметр охраны, чтобы изолировать ее от человека и животных, поставить предупредительные знаки и выселить 4 деревни .

Второе. Люди, проживавшие и продолжающие проживать на берегах Течи, в большинстве своем, имеют множество заболеваний, однако, медики и местные ученые отказывают им в установлении диагноза » хроническая лучевая болезнь», невзирая на данные генетических анализов. Эти данные указывают, что у многих граждан в 2-4 и даже 8 раз превышены хромосомные аберрации. Необходимо добиться для этих граждан установления диагноза «хроническая лучевая болезнь» с тем, чтобы люди могли получить компенсации за вред здоровью и, когда это возможно, восстановить его. Пока мы ведем досудебное расследование, но вероятнее всего, все-таки придется обращаться в суд, потому что ученые боятся «Росатома» и стараются избегать постановки диагноза хроническая лучевая болезнь, так как боятся закрытия и прекращения финансирования научных лабораторий, занимающихся изучением этой проблемы в случае обнародования действительного положения дел .

Третье. Необходимо изменить позицию судов и добиться от «Маяка» и «Росатома» выплаты компенсаций — применения к пострадавшим от аварий на «Маяке» норм о возмещении вреда здоровью и морального вреда. Сейчас есть два наиболее серьезных и вопиющих дела в судах. Дело Ксении Казанцевой, которая является потомком первого поколения проживавших на Тече — мать Ксении проживала в Муслюмово. Ксения – инвалид, вследствие воздействия радиации на мать. До 18 лет такие граждане получают меры соцподдержки для родителей, а с 18 лет им не положены компенсации за вред здоровью, в отличии от тех, кто сам подвергся воздействию радиации. Но разве в 18 лет радиационное поражение нервной системы Ксении, которое передалось ей генетически, куда-то исчезло?  Мы судимся уже пятый год — за все это время наше дело в общей сложности рассматривал 31 судья, в том числе в Конституционном суде, и что? Везде один ответ — ваш случай не предусмотрен законом. Либо, в момент нанесения вам вреда не было законодательства.

Другое ужасное дело — Хасанова Регина — девочка в 6 лет умерла от рака печени вследствие воздействия радиации на бабушку. Мать обратилась в суд против ПО «Маяк». Суд отказал. Видите ли, они считают, что вред был нанесен в момент взрыва в 1957 году, тогда не было законодательства о возмещении морального вреда. А то, что девочка родилась в 2005, а умерла в 2011 — суды не интересует. И все же мы будем добиваться справедливости и выплаты компенсации.

Здесь нужно отметить особый цинизм «Маяка» — всегда с пеной у рта, с разрывом рубахи на груди. Мол, мы ни в чем не виноваты. И платить никому не должны. Ну нельзя же так, надо же как-то это изменить!

Работать эффективно можно, но это требует времени и ресурсов. Например, сейчас в деле по признанию Течи хранилищем радиоактивных отходов нам необходимо произвести экологическую экспертизу жидких субстанций, в частности, ила. На это нужны средства, естественно, у людей их нет, и вот сейчас мы приостановили процесс. Думаем, что с этим делать — обойтись имеющимися научными данными не удается в связи с тем, что суд не признает их в качестве доказательств по делу. Та же самая ситуация с признанием людей больными хронической лучевой болезнью — нужно проводить экспертизу, привлекать в процесс эксперта — радиационного генетика, у людей денег нет.

Много сил уходит на работу с людьми. Ведь когда идет прием — они приходят жаловаться на всех и вся. И часто приходится решать не только экологические, но и психологические проблемы. А потом, и самому нужно как то восстановиться, чтобы продолжать работу – трудно, когда вокруг мало кто верит в то, что можно чего-то добиться.

Наконец, «Росатом» стал глухим и слепым к Теченскому вопросу. Кириенко, видимо, считает так — выселили ваше Муслюмово, скажите спасибо. Про остальное забудьте, а Теча ваша — вообще курорт, ионизируйтесь бесплатно. Региональные власти боятся – «Маяк» крупнейший налогоплательщик. Предпочитают закрываться глаза и отделываться фразой — вы туда не ходите и ничего с вами не будет. Вот так и работаем — люди жалуются, мы ходим по судам, что-то решается, что-то нет, но дается все с огромным трудом — слишком силен и циничен «Росатом». Такой каток, подминающий всех и вся на своем пути.

Но если этого не делать, будет еще хуже. Загрязнение ведь никуда не денется, более того, оно будет увеличиваться, ведь «Маяк» продолжает свою работу. Люди будут продолжать ходить на Течу, а мы будем бороться за права мутантов уже четвертого-пятого поколения, поэтому мы обязаны, мы должны проводить мониторинг ситуации, указывая властям на безобразия и призывая к ответу, даже если эти вопросы часто остаются без ответа. Мы обязаны призывать к ответу и ответственности ученых — как можно использовать людей для проведения научных опытов, получать результаты, презентовать их на конференциях, а людей убеждать в обратном- что все у них хорошо, это им показалось и это у них не от радиации.  Мы не можем позволить, чтобы смерть потомков третьего поколения от радиационных раков стала нормальным явлением, как стала нормальным явлением сегодня смерть от рака работников «Маяка». Задачу «Экозащиты» я вижу и в том, чтобы даже тогда, когда невозможно ничего добиться в судах, показывать наглядно, в виде рассказа о судьбах и судебных делах, масштаб проблем и высвечивать препятствия на пути их решения.

- С какими рисками связана работа в экологическом движении? Или скажем так, чем рискует человек, который решил защищать природу в России?

Риски, безусловно, есть. Решившись защищать природу или людей, которые пострадали от того, что природу где-то раньше не защищали, человек рискует всем. Во-первых, он никогда много не заработает, во-вторых, за ним возможно будут следить, в-третьих, по мере возможности, будут пытаться ему вредить. Это и административное давление, и угроза расправы, и опорочивание . Как могут, так и будут вредить — тихо или громко. Еще труднее, если работаешь там, где все финансово зависят от наносителя экологического вреда — люди там заранее готовы продать здоровье и не готовы отстаивать свои права, какое им дело до чужих. Если бы они просто не мешали – это была бы лучшая помощь.

- Как ты думаешь, как в будущем будет развиваться ситуация в России, каковы прогнозы в отношении того, как политические изменения повлияют на экологическую работу?

Не возьмусь делать прогнозы.

- Сколько еще будет существовать «Экозащита!»?

Считаю, что «Экозащита!» будет не существовать, а работать. Работать в той или иной форме. «Экозащита!» это ведь не просто организация, это образ жизни для людей, которые ее создали, вдохновляют, работают в ней, поддерживают ее. «Экозащита!» может переживать трудные времена. Но мне странно, что люди из власти могут думать, что неправительственные экологические организации можно запретить, это все равно что запретить жизнь на планете Земля, разве это в их силах?

- Спасибо. Желаем успеха!

Экозащита