7. ОБ ИСТОРИЧЕСКОЙ УРБОЭКОЛОГИИ

Экология города называется сейчас урбоэкологией. Дело, однако, не в терминологических нюансах, а в том, скрывается ли за ними какой-то действительно реальный смысл, несут ли эти термины какую-то смысловую нагрузку или лишь служат модными номиналистическими определениями, не имеющими реального содержания. По отношению к современной действительности сомнений как будто не должно быть о тяжелой экологической ситуации в современных городах написано много. Здесь и перенаселенность, и влияние отходов производства, и загрязнение воды, и неблагоприятная гигиеническая обстановка. Город-Молох стал постоянным образом европейской литературы начиная с творчества замечательного поэта Эмиля Верхарна. Даже на Востоке, где городская жизнь и сейчас занимает меньшее место, чем в Европе, он заклеймен в картинах Д. Тагора.

Все это явления конца прошлого и нашего столетий. Был ли таким же средневековый город, и если был, то почему он не вошел в художественное мировоззрение средневекового человека с теми же атрибутами, с какими мощно ворвался в наше сознание стихами Верхарна, поэтический приговор которого продолжили многие современные поэты? Был ли подобным Молохом античный или древневосточный город? Наверное, он нес в себе какие-то истоки экологической ситуации современного города, но она оставалась неосознанной, как и экологическая ситуация в целом, и поэтому не привлекала к себе внимания. Но если явление существует в реальности, оно должно иметь историческую ретроспективу, сформироваться в ходе исторической динамики, иметь не только синхронный, но и диахронный срез. Поэтому рассмотрение исторической экологии города имеет не только академический, но также практический интерес историческая урбоэкология дает право на существование современной экологии города, если же ее нет, то и экология современного города выглядит до некоторой степени выдуманным понятием, следствием близких к современности и лишенных исторических корней событий.

Историческая экология города хронологически начинается с возникновения городов и формирования их как принципиально новых форм поселений в истории человечества. Казалось бы, возникновение городов есть начало исторической экологии города, если, конечно, город может считаться специфической экологической нишей. Но сама по себе проблема появления первых городов породила большую дискуссию в исторической литературе и до сих пор вызывает острые споры. Не вдаваясь в них, приведу лишь один пример. Вышедший в 1987 г. в издательстве "Наука" сборник "От доклассовых обществ к раннеклассовым" трактует проблему древневосточного, античного и средневекового городов во всем многообразии явлений: экономических, социальных, демографических, идеологических, сопровождающих переход от первичной, по терминологии Маркса, ко вторичной формации.

Город на фоне всех этих наблюдений возникает как закономерный путь топографической концентрации ремесла, хозяйственной жизни в целом, населения, торговли, уплотнения, если можно так выразиться, социальных связей. В работе "От кочевий к городам" С.А. Плетнева проследила иной путь возникновения города формирование поселений городского типа в ходе оседания кочевого населения на землю'. Модусы возникновения городов, как показывает этот пример, были разными, в них трудно проследить какую-то закономерную историческую преемственность, на разных территориях и в различные исторические эпохи города возникали неодинаковым путем, причины их формирования во многих случаях были локально специфичны.

Но как бы там ни было, если говорить о многообразии конкретных исторических причин возникновения городов, для нашей темы основным остается вопрос, каковы характерные черты поселений городского типа в сравнении с сельскими начиная со времени их формирования. Используя существующую литературу, можно отметить пять таких черт, которые совсем не обязательно присутствуют все вместе, но которые действительно кажутся определяющими: концентрация населения, концентрация хозяйственной жизни, концентрация торговли, концентрация власти, концентрация идеологической жизни. Все это находит отражение во внешних формах жизни, что и дает возможность исследовать проблему происхождения городов с помощью археологического материала, который позволяет сделать вывод о расширении и уплотнении площади поселения, усложнении плана застройки, организации застройки вокруг центральных площадей, уменьшении в массе приусадебных участков, появлении крупных архитектурных комплексов административного, дворцового и религиозного характера, наконец, появление внешних укреплений^

Каждая из этих особенностей сама по себе не имеет большого влияния ни на отдельного человека, ни на коллектив людей, но в совокупности они образуют, конечно, очень специфическую, экологическую нишу, антропическое воздействие которой не может не проявляться в разных сферах.

Итак, на что влияет формирующийся город в сложившейся системе природа-общество? Кажется вероятным, что это влияние идет по четырем каналам и соответственно затрагивает четыре сферы, находя отражение как в биологических, так и в психологических характеристиках человеческих популяций. Первая из них характер пищевой обеспеченности людей в условиях города и влияние специфическо и диеты на ростовые процессы и уровень физического развития населения. Вторая изменение характера брачных связей, начало панмиксии и вытекающее из этого изменение генетической структуры городских популяций. Третья резкая модификация медико-географической обстановки и проистекавшая отсюда дестабилизация эпидемиологической обстановки. Наконец, четвертая и последняя заметная модификация визуально фиксируемых форм окружающего человека внешнего мира, особенно его пространственной организации, что не могло не сказываться на характере психологических стереотипов, в частности на всех особенностях восприятия пространственных отношений.

Проводимая в настоящее время исследовательская работа в области дифференциальной оценки состава пищи, пищевого рациона и связанных с ним обычаев чрезвычайно интенсивна. Любопытно, что ее ведут в основном не специалисты-диетологи или медики других профессий, а антропологи и этнографы. Этнографы уделяют при этом наибольшее внимание режиму традиционного питания как одному из важнейших элементов народной культуры, хотя не оставляют без внимания и набор употребляемых в пищу продуктов в разных культурах. Антропологи изучают преимущественно химический состав пищи, достаточность или недостаточность в ней микроэлементов и сопоставляют результаты с соматическими особенностями, пытаясь вскрыть зависимость, существующую между пищевым рационом и типичными чертами телосложения, а также интенсивностью роста. Такое направление исследований в этнографии и особенно антропологии можно объяснить как реакцию на экологизацию современного мышления и как следствие этого необходимость поиска реальных связей, существующих между биологией человека и особенностями внешней среды, понимаемой в самом широком смысле слова.

При достаточно большой сложности и емкости исследований по питанию, связанных с обширным набором физиологических методик, многие их аспекты могут быть реализованы лишь в стационарных условиях, что лишает современные географические выборки ряда необходимых характеристик. Поэтому метод получения информации о вариациях соматотипов в сопоставлении с особенностями питания скорее косвенный и опирается не только на изучение современных популяций, но и на палеоантропологический материал с сопровождающими его археологическими наблюдениями (речь идет об обществах земледельцев, с одной стороны, скотоводов и охотников с другой). При известной условности подобного противопоставления предполагается тем не менее, что в первом случае нужно говорить преимущественно об углеводной пище, во втором преимущественно о белковой. Есть основания считать, что белковая диета обусловливает развитие массивных и широколицых форм с большей длиной тела, а углеводная узколицых невысоких с грацильным скелетом. Еще до проведения всех этих исследований был установлен эмпирический факт зависимости грацилизации от перехода к земледелию в пределах евразийского ареала, что долгое время оставалось причинно необъясненным, но фигурировало в антропологической литературе как пример влияния внешних условий на человеческий организм^.

Непосредственных наблюдений над ранними городскими популяциями недостаточно. Кажется в высокой степени вероятным, что любой, даже незначительный город в процессе сосредоточения торговли создает условия для появления разнообразных, в том числе и нетипичных для местности, пищевых товаров, т.е. способствует разнообразию, гетерогенизации пищевого рациона. В какой-то степени эта гетерогенизация захватывает все слои населения, даже бедняков. При прочих равных условиях более разнообразный рацион с каким-то пусть даже спорадическим включением мясной пищи повышает витаминный состав питания, вызывает более интенсивный рост и матуризацию костяка. Речь в данном случае идет не о естественном отборе, а о прямом влиянии. Вызываемые пищей изменения не могут передаваться по наследству, но фенотипические особенности городского населения более или менее однозначно отличают его от сельского. Это можно подтвердить и прямым сравнением в средневековых городах Украины и центральной полосы европейской части СССР проживало население, отличавшееся известной массивностью и повышением длины тела по сравнению с населением окружающих деревень^.

Однако отмеченную тенденцию, хотя она и кажется преобладающей, трудно возводить в ранг закономерности. Средневековые прибалтийские города топографически формировались по-иному, нежели древнерусские, в них был большой контраст с окружающими сельскохозяйственными поселениями, они отличались значительной скученностью и более тесной застройкой, были замкнуты тесной городской стеной. Не последнюю роль в этом отношении сыграла и существующая архитектурная традиция. Помимо крайне неблагоприятной медико-географической и эпидемиологической ситуации, такой план городской застройки и распространенный образ жизни неизбежно предписывают с самого раннего детства гиподинамию, задерживающую процессы роста и вызывающую неполное развитие костяка и понижение роста во взрослом состоянии^.

Все же расширение набора пищевых продуктов в городских условиях, неотвратимо связанных с самыми ранними шагами формирования городов, фактор достаточно общий, действовавший в городах любого типа и на всех хронологических этапах истории человечества. При благоприятных условиях проявление этого фактора носило перманентный характер, при неблагоприятных затушевывалось противодействующими тенденциями, но так или иначе оказывало постоянное влияние на формирование фенотипических особенностей городских популяций.

При всех модификациях от сельских поселений к поселениям городского типа можно объединить их вокруг двух ступеней разрастания сельского поселения вначале в силу каких-то благоприятных исторических и географических причин и затем притягивания к нему населения как из окружающих, так и из более далеких районов. Все это не может не отражаться на генетической структуре популяций, вызывая ее изменения в разных направлениях. Пожалуй, наиболее важные из указанных изменений концентрируются вокруг трех моментов: размеров популяции, характера ее границ, т.е. характера генетических барьеров, отделяющих ее от других популяций, и генетической структуры популяции, т.е. тесноты родственных связей внутри нее. Что касается первого из этих моментов, то городская популяция отличается от сельской тем, что никакие внешние по отношению к ней факторы  малая демографическая плотность, какие-то географические барьеры не ставят искусственного предела ее численности. Поэтому городская популяция охватывает, как правило, большее число людей, чем сельская, и стремится при прочих равных условиях к увеличению своей численности, она представляет собою не стабильную, а потенциально растущую биодемографическую категорию.

Отсюда автоматически вытекают некоторая неопределенность границ городской популяции по сравнению с сельской, их известная размытость, происходящая за счет вовлечения в популяцию инородного контингента в каждом новом поколении. В качестве генетических барьеров не выступают в данном случае ни географические барьеры, ни отсутствие материала для панмиксии, т.е. достаточных масс людей; в качестве таких барьеров выступают лишь социальные отношения и языковая принадлежность, но, как показывает исторический опыт, оба эти исторические явления в качестве генетических барьеров отличаются проницаемостью и, следовательно, не препятствуют, а способствуют размытости границ городских популяций.

Вовлекаемые в то же время в смешение все новые массы населения не концентрируются в одной какой-либо части популяции, так как городское расселение способствует панмиксии и популяция поэтому не стабильна не только количественно, но и в качественном отношении, обновляя свой состав в каждом поколении и одновременно в результате панмиксии сохраняя структурное постоянство, т.е. округленный для данной совокупности обстоятельств уровень инбридинга. Городская популяция проточный пруд, вода в котором постоянно меняется, но очертания берегов сохраняются надолго'.

И размеры, и подобная структура городских популяций, и их размытые границы, пожалуй, впервые ввели в биологическую историю человечества фактор, который никогда не действовал ранее в столь сильной степени, а именно панмиксию. Для любой сельской популяции в силу ограниченности размеров и замкнутости границ было характерно смешение генетических характеристик в ходе времени в определенном направлении из-за дрейфа генов, сами популяции отличались одна от другой эффектом родоначальника, и лишь адаптивно-биологические процессы создавали на фоне этого популяционного разнообразия группы генетически и морфофизиологически однородных популяций расы. Может быть, именно поэтому адаптивные черты в наибольшей степени типичны для наиболее рано сформировавшихся первичных рас, которые в советской литературе часто назывались расами первого порядка, а в американской географическими^.

В городских условиях панмиксия приглушает дрейф генов, ведущий к популяционной дифференциации, и ослабляет генетическую специфику любой городской популяции по сравнению с соседними. В конечном итоге на протяжении многих поколений, если город существует достаточно продолжительное время, происходит какое-то выравнивание биологических характеристик и антропологического состава городского населения. Фиксируя эту общую тенденцию, одновременно нельзя забывать и о том, что, привлекая постоянно людей со стороны, город, консолидируя свое основное постоянное население, вторично гетерогетизируется за счет пришельцев, что постоянно служит источником возмущения в процессах консолидации городского населения. Речь при этом идет не о фенотипических изменениях, как в предыдущем случае, а о глубинных генетических процессах.

Напряженная медико-географическая обстановка создается в любом городе практически с самых первых шагов его формирования. Этому способствуют скученность населения, накопление нечистот и отбросов, которые в ранних городах достигали огромных размеров. Отсюда легкое появление и мгновенное распространение разных форм эпидемий. Однако подобные взрывы эпидемиологических ситуаций, разрежая плотность населения, не меняли сильно его биологический статус или, вернее, меняли его непредсказуемым образом: адаптивный характер генетического полиморфизма в человеческих популяциях сейчас вряд ли может вызвать какие-либо сомнения, а это означает, что любая инфекция выбивала из городских популяций какие-то гены. Однако процесс возникновения инфекций так сложен и зависим от стольких факторов, в том числе и случайных, что предсказать порядок их чередования нет никакой возможности, почему и была отмечена непредсказуемость изменений генетического состава.

Помимо эпидемиологического, есть и еще один аспект сугубо генетический. Характерное для небольших замкнутых популяций накопление аномалий в силу выщепления рецессивов исключено вследствие сказанного, но открытость городских популяций создает дорогу для включения аномальных генов со стороны. Процессы, по-видимому, взаимно уравновешивают друг друга, вряд ли можно говорить о накоплении аномалий в городском населении по сравнению с сельским, но они имеют до определенной степени разное происхождение в городе и среди сельских популяций.

Последнее, что необходимо отметить в соответствии с упомянутым перечнем, психологическая сфера горожанина на сравнению с жителем сельского поселения. Можно думать, что она усложнилась, расширился кругозор относительно сферы человеческих взаимоотношений, стали расшатываться какие-то стандартные психологические стереотипы в ходе постоянно интенсифицировавшегося общения, появилось понятие централизованной власти и выработалось определенное отношение к ней. Все эти социально-психологические явления уже освещались в литературе по исторической психологии, посвященной населению античных и средневековых городов, хотя неполно.

Но здесь в соответствии с характером темы хотелось бы остановиться на формировании не столько чисто психологической, сколько психофизиологической особенности, а именно восприятия пространства. В статье В. А. Филина^ рассматривается влияние пространственной организации города на формирование отклоняющихся вариаций зрения, но она имеет и более общий смысл, затрагивая, что кажется вероятным, вообще ориентацию в пространстве и все с ней связанные психологические структуры. Пространство земледельца, скотовода, охотника, собирателя и рыболова открыто, пространство первого горожанина закрыто, замкнуто улицами, малогабаритными площадями, городскими стенами. Ни ремесленник, ни огородник, составлявшие основное трудящееся население города аборигенного происхождения, не имели времени, чтобы надолго отрываться от городской среды и, как писал поэт, "привлечь к себе любовь пространства, услышать будущего зов". Весьма вероятно, что привычка к замкнутому пространству наряду с другими факторами социально- экономического порядка объясняет то обстоятельство, что на протяжении истории горожанами становились большие контингенты сельских жителей, но мы почти не знаем обратных примеров. А создаваемое замкнутым пространством чувство приниженности разве не играет роль дополнительного объяснения, когда мы сравниваем исторический эффект грандиозных крестьянских войн и относительно камерное звучание революционных выступлений горожан?

Все сказанное имеет целью одно-единственное показать, что урбоэкология, как и другие области экологического знания, исключительно сложна и включает в себя на более или менее равных основаниях социальные, биологические, географические и даже психологические аспекты. Поэтому, накапливая эмпирический материал, мы постоянно должны думать о создании общей концепции, но подходить к ее формулированию всесторонне и деликатно, не давая увлечь себя односторонними суждениями. Экология человека наука, формирующаяся на стыке многих наук, урбоэкология не составляет исключения, поэтому и теория урбоэкологии должна опираться на всю совокупность достижений разных областей знания.

Литература

' Плетнева С.А. От кочевий к городам. М., 1967.

" Массой В.М. Экономика и социальный строй древних обществ. Л" 1976.

' The analysis of prehistoric diets. Orlando; San Diego; N.Y., 1985.

* Алексеева Т.И. Этногенез восточных славян по данным антропологии. М" 1973.

' Cesnys G., Balliuniene 1. Senuju lietuvos gyventoju antropologija. Vilnius, 1988,

' The structure of human populations, Oxford, 1972,

' Алексеев В.П. Географические очаги формирования человеческих рас. М., 1985.

* Филин В.А. Видимая среда в городских условиях как экологический фактор: (Видеоурбоэкология) // Урбоэкология, М" 1990.