Крепость - символ великой войны. О том как человеческий дух превзошёл страх, боль и смерть.

Крепость - символ великой войны. О том как человеческий дух превзошёл страх, бол

Часть 1. Жизнь и смерть

Как часто мы посещаем своей душой Важное? Как часто мы оказываемся наедине с тем, без чего все мы не более чем расходный материал собственного существования? Задумываемся ли мы вообще об этом?

Впрочем, нередко это Важное врывается в нашу обыденность как великое испытание, как разорвавшаяся рядом бомба, как неумолимая неизбежность, как последний вздох близкого человека, как шаг в неизвестность, разделяющую горячей огненной чертой «быть» или «не быть». Перед ликом Важного проступают чёткие контуры мира, всё становится ясным и однозначным, вопросы уступают место безмолвным ответам, а существование стремительно превращается в Жизнь, которая спокойно широко открытыми глазами смотрит с презрением в лицо смерти. И тогда каждый из нас обретает самого себя.

Сегодня я решил пройти по пути своих мыслей и образов к очень Важному и личному для себя… Это место, где когда-то сталь ломалась о человеческую плоть, где любовь сокрушала ненависть, где долг и честь были превыше жизни, а человеческий дух превзошёл страх, боль и смерть. Это Символ. Это великий Символ поистине всего человеческого. Он заставляет думать и чувствовать. Он до предела обнажает духовную суть человека.

Я закрываю глаза, и предо мною из предрассветного тумана проступают очертания Крепости. В действительности я никогда её не видел, но иногда мне кажется, что я один из её безымянных солдат, и что Крепость не где-то далеко во времени и пространстве, а внутри меня, в моём сердце.

Я могу говорить о ней только с большой буквы. Как о чём-то очень Важном. Иначе невозможно. Ведь Крепость – это не бетон и кирпич. Крепость – это люди: их мысли, чувства, вера, поступки, их жизнь и смерть. Та Крепость, о которой я говорю, это крепость человеческого Духа…

Впрочем, будучи помещённым в человеческую плоть, этот Дух долгие, страшные, кровавые дни жил, страдал и сражался под защитой старых укреплений Брест-Литовской твердыни, когда-то возведённой возле реки  Мухавец на границе северо-западных рубежей нашей Империи. Её построили в 1842 году российские инженеры, для отражения очередного вторжения западных захватчиков. И если на момент постройки Брестская крепость представляла собой неприступную твердыню, то к лету 1941 года, благодаря существовавшей на тот момент артиллерии и авиации, она полностью утратила своё оборонительное значение, используясь Красной армией как место расположения казарм и складских помещений.

Брестская крепость состояла из цитадели и трёх защищавших её укреплений, общей площадью 4 км². Цитадель представляла собой две двухэтажные казармы из красного кирпича 1,8 км в окружности. Она имела двухметровой толщины стены и насчитывала 500 казематов, рассчитанных на 12 тысяч человек. Центральное укрепление находилось на острове, образованном Бугом и двумя рукавами Мухавца. С этим островом мостами были связаны три искусственных острова, образованные Мухавцом и рвами. На них располагались защитные укрепления цитадели: Кобринское (Северное), с 4-мя куртинами и вынесенными 3-мя равелинами и капонирами; Тереспольское (Западное), с 4-мя вынесенными люнетами; Волынское (Южное), с 2-мя куртинами и 2-мя вынесенными равелинами. Крепость была обнесена 10-метровым земляным валом, под которым располагались казематы.

Когда российские фортификаторы возводили толстые стены этого укрепления, вряд ли они могли предположить, что создают декорации одной из самых удивительных, великих и трагических эпизодов человеческой истории.

Мне не хотелось, чтобы мои слова кто-то воспринял как пафосную аллегорию, как некую художественную гиперболу. Когда я говорю о Крепости, то ничуть не преувеличиваю масштаб её символического значения. Ведь когда думаешь о ней, из сознания уходит всё мелкое и незначительное. Крепость – это не только эпизод Великой Отечественной войны, это – нечто немыслимое для обыденного сознания, некая дверь в иную реальность, о которой на протяжении тысячелетий говорят мудрецы. Крепость это – символ всего сверхчеловеческого.

Для Адольфа Гитлера Крепость тоже была символом. Очень важным символом. Именно поэтому в августе 1941 года его личный самолёт приземлился в окрестностях Бреста. Фюрера влекло к Крепости. 

Он хотел увидеть своими глазами то, о чём ему так много рассказывали в первые недели вторжения. Эта маленькая русская твердыня дала ему серьёзный повод для обоснованной гордости за мощь германского оружия. Благодаря этой русской Крепости, он понял, с каким сильным противником столкнулся. Адольф Гитлер по-ницшеански любил сильных врагов. Побеждая их, он утверждал свой гений стратега, ощущал собственную силу и могущество.

В августе, когда брестская земля ещё остывала от горячего железа и крови, фюрер германской нации, в сопровождении итальянского дуче Бенито Муссолини, лично посетил руины Брестской крепости. Интерес двух вождей к ней был понятен. Для солдат, офицеров и генералов вермахта, принимавших участие в её штурме, Крепость стала неожиданным и, с трудом понимаемым, аномальным явлением. До этого момента, германская армия ни с чем подобным не сталкивалась.

Гитлер не получал морального удовлетворения от лёгких побед. Его демоническая натура желала сокрушать очень сильных врагов, которых он не смог найти в Европе. И уже первые дни восточной кампании дали ему законный повод для гордости.

На кадрах хроники фюрер с интересом и удовлетворением осматривает руины. Он упивается своей силой, которая превозмогла силу страшного и опасного врага, а значит – достойного противника. Но, при всей своей проницательности, тогда, в жаркий августовский день, он не смог увидеть ГЛАВНОЕ. Фюрер не смог разглядеть в на первый взгляд поверженной русской Крепости предзнаменование своего сокрушительного поражения.

Тогда, на берегу небольшой, никому не известной речушки, германская армия смогла убить, но не смогла победить горстку людей, вставших на защиту своей Родины. Если в Бресте 1941 года среди солдат и офицеров германской армии были мудрые и проницательные люди, то они прекрасно понимали, что русская Крепость не пала, что самое страшное и неизбежное их ждёт впереди, там, в бескрайних степях и лесах Руси. Что это не начало победы, а начало страшного конца всего немецкого вторжения.

Гидом двух вождей в Брестской крепости стал командующий 4-й армией генерал-полковник Гюнтер фон Клюге, по прозвищу «Умный Ганс». Тогда он ещё не знал, что его армия сможет дойти до Курска, чтобы испытать горечь и унижение поражения, а потом, после ранения, он будет участвовать в заговоре против фюрера и по дороге в Берлин покончить жизнь самоубийством. Причём в один из таких же августовских дней. Но, а пока, он вёл могущественных властителей Европы по разрушенной Брестской крепости, на ходу рассказывая о том, как труден был штурм, как яростно и фанатично защищались русские. При этом личная охрана Гитлера плотным кольцом окружала вождя, готовая мгновенно отреагировать на любую угрозу жизни фюрера. Опасения были напрасными. Охрану предупредили, что в развалинах ещё могут быть уцелевшие защитники Крепости.

«Мы никак не ожидали, что именно здесь, возле границы, русские задержат вермахт на целый месяц, – был вынужден признаться Умный Ганс. – Форсировав Буг, наши танки рванулись вперед, но вскоре пришлось отозвать их обратно - в помощь нашей инфантерии». Русские так упорно и яростно здесь защищались, что «из Германии на особых платформах были вывезены шестисотмиллиметровые пушки, чтобы они похоронили русский гарнизон в развалинах этой крепости...». Её штурм одними лишь пехотными подразделениями не давал желаемого результата, обрекая германскую армию на тяжёлые потери. Для немцев это было неприемлемо и лишено всякого смысла. В данном случае они предпочитали убивать русских на расстоянии.

Экскурсанты бродили по руинам крепости, обходя кучи битого кирпича, сожжённую бронетехнику, и нагромождения рухнувших конструкций. Тут дуче приметил на стене надпись, сделанную большими буквами на русском языке. Ему стало любопытно. Он попросил перевести. Один из немецких офицеров чётко произнёс: «Я умираю, но не сдаюсь! Прощай Родина».

Наступила неловкая пауза. Слова неизвестного русского солдата внесли резкий диссонанс в эйфорическое настроение высокопоставленных «туристов». Казалось, что несколько слов бесследно сгинувшего защитника Крепости внезапно вскрыли фальшь всех рассуждений фюрера о своей скорой победе. Муссолини был потрясён. Сейчас воочию он видел то, к чему долгие годы призывал свой народ, то, что считал наивысшей ценностью. И эту наивысшую ценность, он вдруг обнаружил в душе безымянного русского солдата, решившего погибнуть, защищая свою Родину. После этого дуче слушал длинные монологи Гитлера рассеяно, думая о чём-то своём.

Так поразившая Муссолини надпись, была сделана неизвестным защитником Крепости 20 июля 1941 года на стене казармы 132-го отдельного батальона конвойных войск НКВД СССР, который вместе с гарнизоном Красной Армии до последней капли крови яростно отбивал атаки превосходящего противника, навсегда оставшись под стенами русской твердыни.

Я УМИРАЮ, НО НЕ СДАЮСЬ! ПРОЩАЙ РОДИНА…

Так думал человек, почти через месяц, после того как оказался в огненном аду без пищи и воды среди мёртвых тел своих товарищей, лишённый всякой надежды на помощь. У него был выбор. Немцы периодически предлагали всем желающим сдаться. Многие сдались. Но несмотря ни на что, оставались те, кто предпочитал плену смерть в бою.

Предпочесть жизни смерть?

Обыденное сознание соскальзывает с этой мысли. Очень трудно понять и принять всё то, что выходит за рамки нашего привычного, размеренного существования, в котором очень многие из нас бесследно потерялись.

Когда читаешь фразу – Я УМИРАЮ, НО НЕ СДАЮСЬ, интуитивно ощущаешь, что человек, написавший её, смотрел на жизнь и смерть, иначе, чем все мы сейчас. Он видел что-то очень важное, то, чего, увы, сейчас не видим мы. Его сознание работало совершенно в иной системе ценностных координат, по совершенно иному духовному алгоритму. И читая эту фразу, понимаешь, что человек, написавший её, ощущал жизнь во всей её полноте и глубине! В этом особом состоянии сознания, когда до предела обострена духовная составляющая человеческой сути, каждая мысль и каждое действие имеет своё значение, свой вес, свою особую ценность.

В данном случае речь идёт не только об осознанном выборе. Даже не это главное. В данном случае речь идёт об ОСОЗНАННОЙ ЖИЗНИ, ГДЕ ВСЁ ПО НАСТОЯЩЕМУ, где всё такое, каким оно должно быть. Речь идёт о жизни без фальши, где каждая твоя мысль и поступок неотделимы от твоей глубинной, истинной сути. В пограничном состоянии, между жизнью и смертью, душа человека полностью раскрывается, выворачивая себя на изнанку. В такой ситуации для мелкого, второстепенного, незначительного, которым переполнено наше обыденное существование, не остаётся места. В такие минуты, люди начинают думать только о главном, ОНИ ПРОБУЖДАЮТСЯ, они перестают суетиться и начинают уверенно совершать ПОСТУПКИ.

Даже через десятилетия защитники Брестской крепости разговаривают с живыми. Они немногословны. Они говорят только ГЛАВНОЕ, только ВАЖНОЕ, только то, что должны услышать те, кому предназначаются эти слова. Но сказанное ими не для всех. Его услышит не всякий.

Я не раз думал о том, А ЕСТЬ ЛИ У МЕНЯ, ЕСТЬ ЛИ У ЛЮБОГО ИЗ НАС, ЖИВУЩИХ СЕЙЧАС, ТО ГЛАВНОЕ И ВАЖНОЕ, КОТОРОЕ МОЖНО СКАЗАТЬ ОДНОЙ ФРАЗОЙ, ТО, ЧТО НЕЛЬЗЯ ПОТЕРЯТЬ НИ ПРИ КАКИХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ, ТО, ЧТО ДОЛЖНЫ УСЛЫШАТЬ НАШИ ДЕТИ, НАШИ ПОТОМКИ?

На кирпичах наружной стены близ Тереспольских ворот в 1944-ом красноармейцы прочли надпись: «Нас было пятеро: Седов, Грутов И., Боголюбов, Михайлов, Селиванов В. Мы приняли первый бой 22.VI.1941. Умрем, но не уйдем!».

Обратите внимание на слово «было». Живые люди писали о себе как о мёртвых. Эти русские солдаты спокойно и осознанно принимали смерть как лучшее из всего возможного. Что не давало им сдаться? Что позволило им расценить смерть, собственную гибель как меньшее из всех возможных зол? Почему? Почему остаться и умереть, для них было важнее, чем уйти и жить? Что же такое важное для себя они защищали среди развалин старой русской крепости? Что это? Какая сверхценность подняла простых русских мужиков над муками душевными и телесными, что позволило им стать выше смерти?

В западной части  казарм  на стене  была  найдена такая надпись: «Нас было трое, нам было трудно, но мы не пали духом и умрем как герои. Июль. 1941». 

Здесь нет даже имён. Всё предельно лаконично. Только самое главное, самое важное. Безымянный русский солдат писал о Духе, который выше страдания и выше самой смерти! Безымянный русский солдат говорил о том, что его Дух не пал! Что мощь его Духа сильнее страдающей и гибнущей плоти, сильнее душевных мук, сильнее обстоятельств, сильнее убивающего врага!

В центре крепостной цитадели остались руины православной Свято-Николаевской церкви. На одной из её стен была выцарапана надпись: «Нас было трое москвичей - Иванов, Степанчиков, Жунтяев, которые обороняли эту церковь, и мы дали клятву: умрем, но не уйдем отсюда. Июль. 1941». Там же, но ниже, была приписка: «Я остался один, Степанчиков и Жунтяев погибли. Немцы в самой церкви. Осталась последняя  граната, но живым не дамся. Товарищи, отомстите за нас!»

Почему-то мне не сложно увидеть этого русского мальчишку притаившегося среди развалин церкви с зажатой гранатой в руке, за мгновение до своей гибели. Почему-то его голос из далёкого прошлого, его предельно простые слова, рождают в моей душе бурю мыслей, чувств, образов, как будто он где-то рядом, как будто между нами нет ни времени, ни пространства, как будто я ещё успею добежать до него, как будто смогу помочь, как будто сумею остановить неизбежное…

Все эти люди находились в разных частях Крепости. Каждый из них умирал по-своему, часто в одиночестве, но все они умирали за что-то ОДНО, общее и очень ВАЖНОЕ ДЛЯ ВСЕХ них. Помыслы и Дух этих великих Солдат были направлены к чему-то одному, к тому, что давало им невероятную духовную силу, о которую, в конце концов, разбилась всёсокрушающая военная машина Германии.

Если бы в нашем сугубо материальном и предметном мире всё решали материя и предметы, Крепость не смогла бы стать препятствием на пути захватчика. Уж слишком неравными были силы. Уж слишком мало было у гарнизона оружия и боеприпасов. Уж слишком велика была нехватка офицеров. Уж слишком мал был сам гарнизон.

Основные силы расквартированных в Крепости войск на момент немецкого вторжения были отправлены на манёвры. Поэтому в ночь начала войны гарнизон насчитывал в общей сложности около двух полков пехоты. Это – где-то 8 тысяч человек (не считая членов офицерских семей, персонала госпиталя и больных). Причём это были мелкие подразделения разных частей, разбросанные по всей крепостной территории и не представлявшие в целом единого войскового организма.

Почти все старшие офицеры находились в летних лагерях либо ночевали на городских квартирах. Тот же комсостав, который жил в домах на территории Крепости был почти полностью уничтожен утренним артобстрелом и эффективными действиями немецких диверсионных групп. Именно поэтому вся организация обороны Крепости легла на плечи небольшого количества младших офицеров, живших в общежитии при штабе, и сержантов.

На участке фронта, где располагалась Брестская крепость, наступала 45-я немецкая пехотная дивизия 12-го армейского корпуса, имевшая боевой опыт польской и французской кампаний. Сформированная в Австрии, она была на особом счету у Адольфа Гитлера. Он очень пристально следил за её успехами. И солдаты 45-й дивизии это знали. Именно поэтому в каком-то смысле под стенами Крепости сокрушительная воля германского фюрера столкнулась с волей Русского Солдата.

Общая штатная численность боевых подразделений дивизии составляла более 15 тысяч солдат и офицеров. Кроме того, у немцев помимо дивизионного артполка (орудия которого не пробивали полутора-двухметровые стены казематов) были две 600-мм самоходные мортиры 040 (так называемые «Карлы»). Также у немцев в районе Брестской крепости были ещё 9 мортир калибра 211 мм. И полк реактивных многоствольных минометов (54 шестиствольных «Небельверферов» калибра 158,5 мм).

Учитывая все вышеперечисленные факторы и неожиданность немецкого нападения, можно уверенно утверждать, что в соответствии с «военной арифметикой», гарнизон Крепости должен был капитулировать через 6-10 часов.

Однако в действительности произошло то, что выходило за рамки не только «военной арифметики», но психо-физических возможностей человека. Единое, координированное сопротивление гарнизона Крепости было сломлено лишь к утру 30 июня. Однако и после этого Крепость продолжала защищаться. Уже  не  было  единой  обороны,  не  было постоянного взаимодействия и связи между отдельными группами обороняющихся, сопротивление распалось на множество мелких очагов,  но  стало ещё упорнее, ещё яростнее и ожесточеннее.

Лишь 23 июля, потеряв всех своих бойцов, предельно обессиленный, кидая гранаты и отстреливаясь из двух пистолетов, тяжелораненым в плен к немцам попал последний командир Крепости – майор Гаврилов. Немцы были так поражены его невероятным сверхчеловеческим, сверхъестественным героизмом, что не расстреляли его, а привезли как некое русское чудо для демонстрации немецким генералам и офицерам в лагерь для военнопленных. Уже тогда о нём ходили легенды. Но последний командир Крепости не был её последним защитником. Потеряв всех своих офицеров, русские солдаты продолжали сражаться без приказов и руководства. Они не желали спасения, они хотели лишь одного – умереть с оружием в руках. Вермахт смог окончательно сломить сопротивление твердыни лишь 26-27 июля.

Таким образом, Крепость сражалась более месяца. То, что тогда там произошло нечто невероятное, понимаем сейчас не только мы. Летом 1941 года это прекрасно понимали и немцы. Именно поэтому Гитлер посетил Крепость лично…

Часть 2. Надежда и ярость

Предрассветный туман, спустившийся на спокойную гладь Буга обволакивал тишиной и спокойствием. Начинался двадцать второй июньский день жаркого лета 1941 года. Многотысячный, живой, человеческий организм Крепости спал. И только пограничные дозоры вдруг увидели на западе, в сереющем небе яркие вспышки. Через мгновение до них донёсся непонятный нарастающий свист, а потом привычная жизнь исчезла в грохоте сотен рвущихся снарядов и мин. Земля содрогнулась, и огненный шквал накрыл Крепость.

Вот как этот артобстрел позже в своих воспоминаниях описал немецкий офицер Вальтер Лooc:

«позади нас начался и покатился дальше грохот, как будто поднялся занавес над ужасами преисподней. Сначала ещё слышали отдельные выстрелы, грохот и свист ревущих рядом снарядов, которые тянули свою гибельную дорогу прочь — к противоположному берегу, из сотен стволов, от самого малого до самого большого калибра над нашими головами. Невольно втянув головы, мы почти забывали дышать. За секунду артиллерийский огонь и огонь другого тяжелого оружия набрал такую оглушительную и захватывающую дух силу, какую я больше не видел с тех пор. Даже старые участники мировой войны, присутствовавшие в наших рядах, признавались позже, что в 1914/18 годах они не видели огонь настолько сконцентрированной мощности. Небо побагровело, и, хотя была ночь, все стало ясно как днем.

Большие деревья, которые окаймляют Буг, сгибались в диких движениях туда–сюда, как от невидимой силы, охваченные плесками атмосферного давления от разрывающихся снарядов. 03.11 ч., за 4 минуты до нападения пехоты, ещё раз наступило усиление огня, который достиг тогда своего апогея. В течение 4 минут на русский берег из стволов батарей метательных установок вылетели 60 000 снарядов, которые, тогда впервые в бою, использовали электрическое воспламенение. Подобно кометам они — в узелках лучей 6-12 снарядов — тянули свои пламенные дороги, и их вой заставил умолкнуть бушевание «обычного» артиллерийского огня. Было чувство, как если бы на их удочках поднялся мир, стараясь держаться в этом аду и сохранять ясную голову».

Это было страшное пробуждение Крепости. Под ногами людей как живая дрожала и вибрировала земля. С грохотом, в клубах дыма и пыли рушились и горели дома. Взметающиеся столбами огня взрывы разбрасывали живые и мёртвые тела людей. У домов командного состава и около здания пограничной комендатуры с криками метались обезумевшие от ужаса женщины и дети, падая под пронизывающим смерчем осколков. В панике бессмысленно бегали по Крепости полуголые бойцы и командиры. Каждый инстинктивно старался спрятаться от несущейся с неба смерти. В Крепости царил ужас, смятение и хаос.

Выскакивая из горящих домов, ночевавшие в Крепости офицеры бросались к казармам центрального острова, но в соответствии с немецким планом, в цитадели их не должно было быть. Поэтому на мосту красных командиров из пулемётов прицельно расстреливали диверсионные группы вермахта. Под кинжальным огнём прорваться к казармам смогли единицы. Механизм немецкой военной машины действовал чётко, точно, безжалостно, не оставляя русским ни малейшей возможности на организованную и длительную оборону.

Огненный смерч артобстрела методично стёр с лица земли большую часть построек на территории Крепости, в считанные минуты оборвав жизни сотен людей, в том числе женщин и детей. Гибли не только военнослужащие, но и целые командирские семьи. Кроме того, были уничтожены склады с провизией, оружием и боеприпасами, разрушен водопровод, прервана связь. Фактически в течение первого часа войны Крепость была лишена возможности организовать оборону по всем правилам военного искусства.

После массированного артобстрела, в 3:19, штурмовые отряды немецкой пехоты начали форсирование Буга. Наступающие солдаты вермахта были уверены, что после такого массированного и методичного артобстрела, воля врага к сопротивлению сломлена. Этому их учила логика европейских военных кампаний. Однако на советском берегу их ждал неприятный сюрприз.

Русские удивительно быстро пришли в себя и, заняв боевые позиции, встретили наступающие отряды немецкой пехоты плотным ружейным и пулемётным огнём. Это были пограничные дозоры и бойцы 132-го отдельного батальона конвойных войск НКВД. Прицельный огонь по наступающему противнику вёлся из прибрежных зарослей, ДЗОТов, дымящихся развалин казарм. Немцам приходилось с боем брать каждую пядь белорусской земли. Для них это было необычно. Европейцы себя так не вели.

В этом контексте интересно выглядят воспоминания Лoocа: «Над нами в том числе развивались и сильные воздушные бои между немецкими и русскими истребителями. С немецкой стороны для района действий нашего корпуса действовала истребительная авиационная эскадра Мёльдерса, которая пришла как раз с французского побережья канала. Поэтому русские летчики попали в тяжелое положение и таким образом сбивались дюжинами.

Но русские пилоты были вырезаны из жёсткого дерева. Качаясь под парашютами — как сообщается во многих случаях, — они стреляли по нам вниз из пистолета–пулемета и не думали о сдаче в плен».

К 04:00 штурмовые батальоны вермахта, потеряв две трети личного состава, и локализовав оборону пограничников и бойцов НКВД, захватили Западный и Южный острова, а также два моста, соединяющие их с цитаделью.

На Южном острове, где не было боевых подразделений, батальонный комиссар Богатеев и военврач 2-го ранга Бабкин попытались организовать защиту госпиталя. Однако силы были слишком неравными. Убив сопротивляющихся, солдаты вермахта просто в упор со смехом расстреливали метавшихся в панике больных, врачей и медсестёр. Для представителей «высшей расы» не существовало культурных условностей по отношению к «славянским недочеловекам». В ужасе, беззащитные люди бросились вглубь Крепости. Но немногие из них смогли добежать под плотным пулемётным огнём к Холмским воротам, под защиту стен цитадели. Весь остров был усеян мёртвыми телами. А тех женщин и детей, которых немцы взяли в плен, через несколько дней, они будут использовать как живой щит во время одного из штурмов Крепости.

Германское наступление развивалось по плану. Уже в 05:00 передовые отряды штурмовой пехоты через Тереспольские ворота ворвались на Центральный остров – в цитадель, оказавшись во дворе её казарм.

После этого, большая часть немецкого авангарда двинулась дальше, к восточной оконечности острова, стремясь полностью овладеть центром Крепости.

Наступило затишье. Немцы спокойно двигались по установленным планом военной операции маршрутам. Казалось, что гарнизон, сокрушенный, артиллерийским огнем и бомбежками, уже не в силах сопротивляться и цитадель будет захвачена без боя. Теперь всё происходящее, напоминало им военную кампанию в Европе. Во всяком случае, многие из них могли вспомнить как чётко и быстро они громили датчан, норвежцев, французов и британцев. Однако если они и вспоминали свои былые победы, то эти воспоминания были для них последними…

Когда распахнулись двери казарм, ведущие во двор цитадели, многие из немецких бойцов – матёрых псов войны, решили, что уцелевшие красноармейцы идут сдаваться в плен. Казалось, что оборона Крепости была в целом сломлена, а русский солдат продержался в бою всего лишь несколько часов. Никому из ворвавшихся в цитадель немцев и в голову прийти не могло, что скоротечный бой на Западном и Южном островах был лишь короткой прелюдией к длительной битве за Крепость.

В тот же миг наступившую в цитадели тишину наполнил яростный, многоголосый, русский боевой клич. С криком «ура!» в самую середину немецкой штурмовой колонны потоком хлынули красноармейцы. Впервые прошедшие в боях всю Европу солдаты вермахта испытали на себе весь ужас русской штыковой атаки.

Для немцев, открывшееся им на какие-то мгновения зрелище, в большей степени было похоже на некую фантасмагорию, кошмарный сон, каким-то образом прорвавшийся в реальность. С оглушающим боевым кличем на них надвигалась толпа полуголых людей, вооруженных винтовками, палками, ножами, сапёрными лопатками, обломками кирпичей. Совершенно рефлекторно немецкие штурмовики принялись расстреливать их очередями из автоматов. Но, несмотря на это красноармейцы продолжали бежать, перепрыгивая через своих убитых товарищей. Автоматный огонь не смог их остановить. В течение нескольких минут немецкие боевые ряды были смяты и опрокинуты. Неожиданный контрудар, в спешке организованного комиссаром Фоминым отряда, рассёк наступающую штурмовую колонну. Те из немецких автоматчиков, которые ещё не успели дойти до казармы, в панике бросились назад, к западным Тереспольским воротам, через которые они вошли. Большая же часть немцев, отрезанная от своих, побежала к восточному краю острова. За ней, по пятам, с торжествующим «ура!», катилась лавина атакующих красноармейцев, на ходу убивавших врагов всеми доступными им способами. Стоило упасть убитому немцу, как к нему бросалось несколько человек, стараясь завладеть его оружием, а если падал кто-нибудь из атакующих, его винтовка тотчас же переходила в руки безоружного товарища.

Прижатые к берегу Мухавца, остатки немецкой штурмовой группы были быстро перебиты. Часть немцев бросилась спасаться вплавь, но в воде их расстреливали из ручных пулемётов, и ни один из них не вышел на противоположный берег.

Это был первый русский контрудар, нанесённый германским войскам, штурмующим крепость, и нанесли его бойцы 84-го стрелкового полка, занимавшего юго-восточный сектор казарменного здания.

Остатки немецкого отряда, бросившиеся назад, к Тереспольским воротам, также не смогли вернуться к своим. Там, в двух длинных двухэтажных зданиях, где размещалась погранзастава и казармы 333-го полка, засели уцелевшие и успевшие перегруппироваться пограничники и бойцы НКВД.

Появившиеся среди солдат офицеры, навели порядок в подразделениях, солдаты вооружились, а жён и детей командного состава, многие из которых прибежали сюда из своих квартир, надёжно укрыли в глубоких подвалах дома. Стрелки  и  пулеметчики заняли позиции у окон первого и второго этажей, у амбразур подвалов. Поэтому, когда в зоне видимости появились уцелевшие в рукопашной схватке немецкие автоматчики, их встретил неожиданно сильный ружейный и пулемётный огонь.

В 06:23 штаб 45-й дивизии вермахта доложил штабу корпуса, что вскоре будет взят Северный остров Брестской крепости. В докладе говорилось, что сопротивление советских войск усилилось, но ситуация остаётся под контролем.

О том, какова была ситуация на тот момент, можно понять из письма лейтенанта Пауля Орбаха, написанного им родителям своего погибшего солдата:

«русские стреляли то отсюда, то оттуда, и никто не имел представления, что же, собственно, происходит. Подняв свое отделение, я повел его то ползком, то пригибаясь ближе к цитадели, и выбрал себе благоприятное поле обстрела. Непосредственно на самом благоприятном для себя месте уже лежала группа управления роты...

Русские преотлично стреляли, и как только кто-то высовывал голову, чтобы понять, где они, собственно, сидят, пули уже свистели точь-в-точь у головы.

Командир группы управления роты лежал уже мертвым рядом со мной. Ранение в голову! Тогда я велел своим пулеметам сделать 2000-3000 выстрелов по уже узнанным целям, поддержанных противотанковым и зенитным орудием. Пока мы стреляли, русские не отвечали ни на один выстрел, но как только мы делали лишь небольшой перерыв при стрельбе, вражеский град пуль принуждал нас залечь в укрытия. Скоро для нас стало ясно, что при этих условиях нам никак не войти в крепость».

В 08:50 в крепости продолжались ожесточённые бои. Подобное развитие событий в немецком штабе не ожидали.

Тем не менее, в общем и целом вторжение успешно развивалось. Германские части обошли Крепость, замкнув её в кольце окружения, и стремительно двинулись вглубь Белоруссии.

К обеду почти половина крепостной территории уже находилась в руках врага, и казалось,  что в самые  ближайшие  часы  Крепость должна пасть. Однако этого не произошло.

Застигнутый врасплох гарнизон, оправившись от первого замешательства, начал упорную и ожесточенную борьбу. Разрозненные очаги сопротивления разрастались и усиливались. Вокруг офицеров и сержантов самоорганизовывались отряды. Красноармейцы вооружались всем, чем могли. Так постепенно выстраивалась организованная оборона.

Все усилия штурмовых отрядов вермахта пробиться в цитадель терпели неудачу. Мост через Буг у Тереспольских ворот находился под ружейным  и  пулеметным огнём пограничников, бойцов НКВД и солдат 333-го полка. Мост с захваченного Южного острова, ведущий к Холмским воротам, был блокирован пулемётным огнём из казарм цитадели, которые вели бойцы отряда Фомина. И, хотя противник  весь день повторял здесь яростные атаки, прорваться к воротам  немцы не смогли.  Тщетными  были  и  попытки ещё раз форсировать  Мухавец.

Прочная оборона была организована и в северной части Крепости. Здесь у главных ворот в первые часы войны собрались несколько сот бойцов, пять или шесть лейтенантов и политруков. К полудню в эту часть Крепости с боем пробился майор Гаврилин, который объединил под своим командованием разрозненные  группы солдат из разных частей. Были сформированы три роты.

Упорно сопротивлялась и восточная часть Крепости у Кобринских ворот. Здесь был расположен  98-й  отдельный  истребительно-противотанковый  дивизион под командованием политрука Нестерчука  и  лейтенанта Акимочкина.

Приказав укрыть в казематах крепостных валов спасшихся женщин и детей, прибежавших сюда из соседних домов комсостава, бойцы Нестерчука и Акимочкина  выкатили уцелевшие орудия и станковые пулемёты на  валы, и открыли артиллерийский и пулемётный огонь по двигавшимся мимо Крепости колоннам наступающих немецких войск.

Это оказалось очередным очень неприятным сюрпризом для немцев. Крепость не только продолжала яростно защищаться, но и всеми доступными средствами мешала продвижению вермахта вглубь советской территории. Казалось, что она бросала вызов всей армии вторжения.

В 13:15 немецкое командование принимает решение ввести в бой свежие подразделения 133-го пехотного полка на Южном и Западном островах, однако это не изменило ситуацию. Там, где немцы смогли подавить сопротивление,  через  короткий промежуток времени из подвалов, домов, и  других  укрытий вновь начинался вестись прицельный огонь, уносящий жизни немецких солдат и офицеров.

Как в последствии писал исполнительный директор Службы новостей Третьего рейха и руководитель пресс-департамента министерства иностранных дел Пауль Шмидт, «к полудню батальоны 135-го и 130-го пехотных полков в одном или двух местах проложили себе дорогу в глубь укреплений цитадели. Однако на Северном острове, так же как в районе офицерской столовой и казарм на Центральном острове, они не продвинулись ни на сантиметр. Советские снайперы и пулеметчики в бронированных башнях преградили путь атакующим. Поскольку наступающие и обороняющиеся находились в тесном боевом соприкосновении, немецкая артиллерия не могла вмешаться.

Во второй половине дня в бой был брошен резерв корпуса, 133-й пехотный полк. Тщетно. Вперед выдвинулась батарея штурмовых орудий. Они вели огонь прямой наводкой из своих 75-мм пушек. Всё тщетно».

К этому времени в ходе боёв были убиты два из пяти командиров немецких штурмовых батальонов и тяжело ранен командир полка. Немцы были ошеломлены яростным сопротивлением русских, впервые ощутив своё бессилие перед лицом противника, с которым им пришлось столкнуться.

В 14:30 командир 45-й пехотной дивизии генерал-лейтенант Шлипер, находясь на Северном острове, частично занятом немцами, принял решение с наступлением темноты отвести все подразделения на исходные позиции, поскольку, по его мнению, взять цитадель действиями только пехоты было невозможно. Немцам пришлось вывести из Крепости стрелковые батальоны, которые мешали артиллерии наносить массированные удары по оборонительным позициям противника.

Таким образом, приказ, полученный в штурмующих частях 45-й пехотной немецкой дивизии к вечеру 22 июня, был, по существу,  первым приказом об отступлении, отданным германским войскам с момента начала Второй мировой войны (!). До этого момента, вермахт не отступал ни разу ни на западе,  ни  на севере, ни на юге Европы, но он вынужден был отступить под стенами Брестской крепости в первые часы войны против СССР.

В целом вторжение вермахта развивалось по ранее установленному плану. В первый день войны немецкие 31-я и 34-я пехотные дивизии, наступавшие севернее и южнее 45-й, быстро захватив все мосты и сам город Брест, продвинулись вглубь советской территории на 20-25 километров. И только гарнизон Брестской крепости продолжал упорно оборонять свои позиции.

Защитники Крепости не были фанатиками, готовыми умереть по любому поводу. Это были простые люди. Такие как мы, их потомки. Они любили жизнь, и они хотели жить. Оказавшись в огненном аду массированного артиллерийского и авиационного удара, обитатели Крепости попытались её покинуть через восточные ворота. Однако эти ворота были слишком узкими, чтобы быстро пропустить тысячи людей. К тому же немцы не прекращали огонь, стараясь всеми доступными им средствами блокировать гарнизон Крепости. В конечном итоге первые попытки вырваться за стены были прекращены, и к концу первого дня войны русская твердыня оказалась в кольце полного окружения.

С приходом ночи, наступило затишье. Стрельба утихла. Немцы отводили на исходные позиции свои заметно поредевшие штурмовые батальоны, а защитники Крепости переносили в подвалы и катакомбы раненых, хоронили убитых, готовили боевые позиции к отражению новых атак противника.

Во время короткой передышки можно было подвести итог первого дня войны. И этот итог был неутешительным.

Во-первых, Крепость была завалена телами убитых, а её подземелья переполнены ранеными, женщинами и детьми.

Во-вторых, везде царил хаос и дезорганизация. Фактически оборона Крепости имела стихийный характер. Каждый из бойцов гарнизона дрался там, где его настигла война. Дрался по собственному усмотрению, без какого-либо плана, на свой страх и риск.

В-третьих, внезапный удар врага лишил Крепость материальных ресурсов, необходимых для её обороны. У осажденных не было ни достаточного количества оружия и боеприпасов, ни медикаментов, ни продуктов питания, ни связи, ни воды.

В-четвёртых, к концу дня гарнизон Крепости оказался в полном окружении, а через несколько суток – в глубоком тылу стремительно наступающей немецкой армии.

И, наконец, в-пятых, осаждённые не имели ни малейшего представления о том, что происходило за стенами Крепости. Их окружала абсолютная неизвестность. Лишь артиллерийская канонада, доносившаяся издалека, да иногда появлявшиеся в небе над крепостью советские самолёты свидетельствовали о том, что они не одни сражаются с захватчиками.

Впрочем, в тот день, правду о происходящем на западных границах Советского Союза не знали даже в Москве. Под мощным и внезапным ударом немецкой армии, на огромной территории от Балтийского до Чёрного моря начала разваливаться на куски Красная Армия, а вслед за ней там бесследно исчезала и советская власть. Везде царил хаос и полная дезорганизация.

К исходу первого дня войны танковые клинья вермахта вошли в глубь советской территории на 25, а местами даже на 50 км. К 10-му же июля 1941 года глубина немецкого продвижения на главных направлениях удара достигала 300-600 км. За три недели вторжения вермахту удалось полностью разгромить 28 советских дивизий, а 72 дивизии РККА потеряли более половины личного состава и боевой техники. В целом же потери Красной Армии только в боевых подразделениях за это время составили около 850 тыс. человек (!).

Фактически это был мгновенный и тотальный разгром РККА. Наступление частей вермахта было столь стремительным, что за ними не поспевали немецкие тыловые подразделения. Фактически уже в первые часы войны единая государственная оборона перестала существовать, а советское руководство и высший командный состав Красной Армии утратил всякую возможность влиять на происходящие события у западных границ СССР.

Германское продвижение тормозилось лишь локальным, но предельно яростным сопротивлением отдельных, разрозненных воинских частей Красной Армии, ведущих боевые действия по собственному усмотрению, нередко в условиях частичного или полного окружения. Поэтому, сражающаяся Брестская крепость была не одна. Таких безымянных «крепостей» (трагическую историю которых мы уже никогда не узнаем), по всей Белоруссии и Украине было множество. Но именно благодаря их героизму и самоотверженности советское государство получило время для концентрации сил и организации эффективной обороны.

Кстати говоря, разгром Красной армии летом 1941 года и тот факт, что, несмотря на это, широкомасштабное сопротивление агрессору продолжалось не утихая, свидетельствовали о том, что уже в первые дни нападения на нашу страну, начавшаяся война против захватчиков стала поистине народной и отечественной. Яростная борьба шла без приказов высокого начальства и без заградительных отрядов НКВД. Фактически в хаосе первых месяцев войны, русский народ остался с врагом один на один.

Начиная вторжение, Гитлер рассчитывал на то, что разгром «еврейско-большевистского» режима, глубоко отчужденного от основной массы народа, полностью парализует всякое сопротивление вторгшейся немецкой армии. Однако как оказалось, уничтожение советской власти вело не к параличу страны, а к возрождению неких архаических форм народной самоорганизации, поднявших дубину народной войны и превративших противостояние сталинского и гитлеровского режимов в Великую Отечественную Войну. Народ массово поднимался на вооружённую борьбу с захватчиком не за абстрактный коммунизм, и не за советский режим, а за свою Родину. Это стало настолько очевидным, что в военной пропаганде Сталин был вынужден обратиться к исконным русским символам, ценностям и героям.

И Брестская крепость стала одним из удивительных проявлений этой стихийной, Народной, Великой Войны за своё Отечество.

Очевидно именно поэтому, долгие годы подвиг Брестской крепости советской властью замалчивался. Ведь это был подвиг без приказа, это был народный подвиг на фоне полного поражения советского государства и армии. Его внезапно вырвавшаяся энергия была намного древнее и мощнее всего того, что смогли создать большевики за годы своего правления. В ней не было мутных примесей страха и принуждения, но лишь чистое пламя русской самоотверженности и самопожертвования. Генерировать эту всёсокрушающую энергию большевистский режим не мог. Уж слишком антирусской была его природа. Но принуждаемый обстоятельствами он научился использовать её внезапные, мощные проявления.

Сталин не любил всё, что было связано с Брестской крепостью. Непонятным и опасным был её феномен. Очевидно, именно поэтому многие оставшиеся в живых участники обороны Крепости после войны оказались в советских лагерях. Их несанкционированный подвиг не вписывался в систему советской идеологии, с её организующей и направляющей ролью Коммунистической партии. К тому же он слишком сильно подчёркивал беспомощность и недееспособность советского режима в начале войны. Поэтому для советского руководства было бы лучше, если бы Крепости не было вообще.

Фактически к исходу первого дня обороны, оказавшиеся один на один с врагом, защитники Крепости были полностью лишены всех необходимых условий продолжения борьбы. Тем более, борьбы длительной. С точки зрения военной «арифметики» сражение за Крепость её защитниками было проиграно.

Но как оказалось, русская действительность не всегда умещается в аксиомы привычных алгоритмов и схем. Именно поэтому в июне 41-го военная «арифметика» неожиданно перестала действовать под стенами Брестской крепости. Здесь всёсокрушающая военная машина Третьего рейха внезапно наскочила на непреодолимую преграду, которую невозможно были ни понять, ни просчитать, ни даже описать точным и лаконичным языком военных донесений. Оказавшись совершенно беспомощными перед этим грозным и необъяснимым явлением, немцы принялись методично сбрасывать на Крепость тонны бомб и снарядов, противопоставляя метафизике Русского Духа физику совершенной немецкой военной машины.

Удивительный парадокс Брестской крепости заключается в том, что, захватив Крепость, битву за неё немцы всё-таки проиграли. При всей своей мощи, при всём своём превосходстве в силе и организации, они оказались не способными сломить маленький гарнизон этой русской твердыни. И тогда им осталось только одно – убить защитников Крепости! Убить русских солдат, убить офицеров, убить командирских жён и детей! Убить всех до единого!

Но если логика и действия немцев абсолютно ясны, то до сих пор очень трудно понять тех, кто тогда, в июньские дни 41-го, укрывшись за толстыми стенами фортификационных сооружений Крепости, решил умереть, но не сдаться врагу.

Ни советской власти, с её репрессивным аппаратом, ни армейского командования, с его расстрелами дезертиров, ни заградительных отрядов НКВД, с их пулемётами, в Крепости не было. Там крайне мало было даже командиров и политруков. Очень мало. Слишком мало, чтобы контролировать ситуацию при помощи страха и репрессий. Да и какой мог быть страх и репрессии в аду, там, где в непрерывных телесных и душевных мучениях, смерть каждое мгновение, без разбора забирала жизни людей? Невозможно испугать смертью того, кто постоянно находится на грани гибели и пределе психологических и физических сил. В подобных условиях такие стимулы не работают. Поэтому каждому, кто оказался в Крепости, приходилось самостоятельно решать для себя: драться ему или сдаваться в плен. Те, которые решили сдаться, сдались. С ними всё понятно. Но что удержало тех, кто остался в Крепости воевать?

На мой взгляд, в первые дни обороны, два мощных психологических фактора, создали необходимые условия для активного сопротивления врагу.

Во-первых, это ярость. Та благородная, вскипающая как волна ярость, которая была воспета во всем известной песне. Наши просвещённые либералы очень любят рассуждать о рабской сути русской души, которую долгие века гнобил царизм, а потом советский тоталитаризм. Но рабу неведома ярость. Ярость – чувство благородное, присущее человеку высокой духовной организации, тонко ощущающему все нюансы таких понятий как честь и справедливость. Рабской душе ведома только тёмная, липкая ненависть, порождаемая хроническим страхом. Но страх и ненависть – пассивны, они абсолютно бесполезны в бою. Они не способны из раба сделать воина.

Осуществив массированный артобстрел Крепости, немцы рассчитывали испугать её защитников, деморализовать, сломить их волю к сопротивлению, парализовать любые их действия. Отсутствие командиров упрощало эту задачу. Но в непонятной для германцев душе красноармейцев беспощадный огненный смерч родил ярость, заставляющую драться, не думая о последствиях. Во всяком случае, в душе тех, кто принял решение сражаться, не смотря ни на что.

Ещё вчера вечером они дышали, смеялись, любили, мечтали… ЖИЛИ! И вдруг в одно мгновение их не стало! И теперь вместо них — безжизненные, холодные, грязные, окровавленные, изуродованные тела. По совершено непонятной, немыслимой причине кто-то вдруг забрал их жизни. Русскому сознанию трудно принять подобное. Поэтому оно восстало против этого абсурда чьей-то беспощадной, нелепой воли, порождая не ожидаемый немцами страх, а неукротимую ярость, клокочущую жаждой возмездия, стремлением восстановить справедливость. Только потом, под Москвой и Сталинградом агрессор в полной мере поймёт, чем отличается душа европейца, от русской души, попавшей в ад…

А ещё в те страшные, первые дни войны Крепость жила надеждой. Её небольшой гарнизон был абсолютно уверен в том, что если не в считанные часы, то уж в ближайшие дни точно, линия обороны вернётся к рубежам государственной границы, а затем Красная армия начнёт бить врага на его же территории, в соответствии с советской военной доктриной тех лет. Защитники Крепости были глубоко убеждены в том, что подмога уже идёт, что надо просто продержаться до её прихода. Ведь в первые дни войны они непрерывно слышали артиллерийскую канонаду. А это означало, что наши сражаются, что наши где-то близко, что ещё чуть-чуть и они придут на помощь.

Часть 3. Дух и Сталь

В русский язык понятие «герой» пришло из древнегреческого. В мифологии греков герои были продуктом эротического влечения богов к смертным женщинам. Обладая человеческой и божественной природой, герои совершали сверхчеловеческие поступки – подвиги. Тем самым они доказывали олимпийским богам своё божественное происхождение, а значит право на бессмертие и Олимп.

Древнегреческий культ героев позволял человеку претендовать на место среди богов, превращая все сверхчеловеческие качества в наивысшую ценность, в объект поклонения. Это поднимало человека над животным, стимулировало его к физическому, интеллектуальному и духовному развитию. Культ героев формировал великих греческих воителей, правителей и философов. Он чётко отделял высокое от низкого, примитивное от сложного, устанавливая вектор социального и индивидуального развития.

Эпоха Христианства внесла свою лепту в значение таких понятий как «герой» и «подвиг». Возможно, это прозвучит неожиданно, но Благая Весть об Иисусе Христе была, прежде всего, Вестью о новом Герое и о его не только физическом, но и духовном Подвиге. Иисус – Сын Божий, зачатый Богом и рождённый обычной женщиной, явился в мир как Герой, как Защитник и Спаситель, как духовный Воитель, совершающий сверхчеловеческое. Благая Весть говорила о том, что крестный путь Иисуса – Великий Подвиг самопожертвования во имя спасения всего человечества. Таким образом, масштаб его Деяния и главная Цель затмили всех языческих героев с их подвигами.

Страдая физически и душевно, принимая эти муки как необходимое во имя Великой Цели, Он сознательно шёл к своей гибели. Это была его Миссия, Долг, Подвиг. Это было логическое завершение его земного существования. Рождённый любовью Бога к людям, во имя этой любви Иисус совершает невозможное – спасает человечество ценой собственных мук и гибели.

Я не зря позволил себе этот небольшой культурологический экскурс в историю. Дело в том, что понять феномен Брестской крепости невозможно без понимания духовно-психологической основы русского человека, без понимания того, что было для него во все века подвигом и героизмом.

Теперь, произнося слово «герой», мы не всегда понимаем, что имеем ввиду героизм христианского образца, подвиг самопожертвования Спасителя, запечатлённый в нашей коллективной ментальной матрице. Даже сейчас, когда не только церковь, но и сама православная вера находится в глубоком кризисе, даже сейчас, когда сознание русского человека, в большинстве своём, лишено христианского воспитания и знания христианской веры, его душа всё так же продолжает неосознанно жить в рамках христианских духовно-психологических алгоритмов. Все мы – плод долгих духовных усилий, наложенных на нашу изначальную природу. Это то невидимое для обыденного взора наследие, та формировавшаяся в течение веков духовная матрица, которую невозможно преодолеть даже обезвериванием и обезбоживанием нескольких поколений. Это очень странно, но, тем не менее, даже сейчас русский человек, забывший о Боге и Вере, всё ещё остаётся христианином даже ни разу не побывав в церкви и не взяв в руки Библию. Даже во грехе он думает и поступает как христианин. Несмотря на разрушение моральных устоев современного общества и нравственную деградацию современного человека, все наши представления о добре и зле, о правде и лжи, о чести и бесчестии, о правильном и не правильном остаются сугубо христианскими, впитанными нашей душой из повседневных человеческих отношений и русской культуры.

Не случайно Фёдор Михайлович Достоевский говорил о том, что русский человек не может не быть христианином, что «русская душа – христианка». Да, сейчас, в силу своих личных предпочтений, каждый из нас может считать себя кем угодно. Но даже в своём отрицании веры и религиозности, русский всё равно будет оставаться православным христианином, сам того не понимая. Под налётом интеллектуальных увлечений и идеологических предпочтений русский человек остаётся очередным духовным звеном в длинной цепи поколений его предков.

Я не зря затронул тему русского христианства. Дело в том, что без христианской сущности русской души, как величины постоянной и определяющей самое Важное для нас, объяснить феномен Брестской крепости, феномен русского народного героизма, феномен жизни и смерти за Идею невозможно. Подвиги русских коммунистов и комсомольцев фактически ничем не отличаются от героизма русских солдат и офицеров, отдававших свою жизнь за Россию до революции и после крушения СССР. Везде, и во все времена действовал и действует один и тот же духовно-психологический механизм. Русский герой, всегда был героем во Христе, даже тогда, когда русский был богоборцем или атеистом.

Уберите идею христианского самопожертвования, устраните из русской души образ Христа, жертвующего собой ради других, и Брестская крепость станет невозможной, потому что перестанет работать в русской душе её сверхчеловеческое начало.

И в этом Русь отличается не только от «язычников», но и от христианского Запада, в коллективной душе которого принятое когда-то христианство не смогло преодолеть ментальное наследие языческой античности. Герои Запада это, по сути, наследники Ахилла и Геракла – индивидуалисты-одиночки, поднявшиеся над толпой во имя личной славы, бессмертия и покорения Олимпа. Они способны поражать и восхищать своим личным совершенством и силой, но они лишены всечеловеческого, надприродного Христова величия, Его духовной, надматериальной мощи, они всего лишь демиурги материального мира. Именно поэтому во время войны появление Брестской крепости в Европе было невозможным. К примеру, те же поляки смогли защищать брестскую твердыню всего лишь в течение нескольких дней. Ровно столько, сколько в их сердцах жила надежда и ярость. А потом крепость капитулировала.

Только на надежде и ярости выстоять не могла и русская Брестская крепость. Ярость защитников прошла в первые дни, уступив место восприятию смерти как чего-то обыденного и даже неизбежного. А надежда умерла в течение нескольких недель, когда каждому стало очевидно, что помощи ждать неоткуда, что если Красная Армия и вернётся, то к тому времени из них уже никого не будет в живых.

Прошла ярость. Не стало надежды. А Крепость внезапно превратилась в ад, наполнившись человеческими муками до самых глубоких подвалов и казематов. Но, несмотря на это она продолжала сражаться.

Чаще всего человеческая душа может выдерживать великие испытания, если имеет убежище в материальном мире. Чаще всего она прячется в нём и от тягот жизни, и от неизбежности смерти. Если душа не имеет убежища в материальном мире, если она не привязана к чему-то предметному, она гибнет… Гибнет, если не находит убежища в духовном, если её сверхчеловеческая основа не привязывается к надприродному, к метафизическому.

Уже в первые дни войны сознание защитников Брестской крепости было полностью лишено всякого убежища в материальном мире. На нескольких квадратных километрах русской твердыни в течение месяца практически всё материальное превратилось в нечто, непрерывно отрицающее жизнь. На поверхности, всё пространство Крепости непрерывно пронизывал стальной и огненный смерч. А в казематах, стекающие туда плотным саваном дым, гарь и вонь, разрывали легкие людей изнутри. Человеку там невозможно было находиться точно так же, как и на поверхности. В те страшные дни всё материальное в Крепости стало смертью.

В таких условиях человек либо гибнет, либо сдаётся на милость врагу. Когда материальный мир превращается в единое пространство смерти, продолжение борьбы возможно лишь в том случае, если у человеческой души есть духовное убежище, от мук и ужаса собственной гибели.

Если бы у защитников Крепости не было такого духовного убежища, русская твердыня капитулировала бы в первый день войны. Не была бы русская душа православной, не было бы и Крепости, а возможно сейчас не было бы и Руси…

Фактически с началом войны время для защитников Крепости остановилось. Все дни её обороны стали непрерывно повторяющимися точными копиями 22 июня. Ураганный обстрел и атаки немецкой пехоты не прекращались ни днём, ни ночью: враг старался не давать осаждённым передышки, надеясь, что измотанный в этих непрерывных боях гарнизон вскоре капитулирует. Единственное чем отличались от первого дня войны последующие, это тем, что во время короткой тишины между боями, защитники Крепости уже не слышали артиллерийской канонады. Теперь в моменты ночного затишья вокруг Крепости стояла тишина глубокого тыла, нарушаемая лишь гудением бомбардировщиков дальнего действия, проплывающих высоко в небе. И с каждым днём в этой не менее страшной для защитников русской твердыни тишине растворялась как эхо их надежда на помощь.

Впрочем, несмотря на то, что надежда практически умерла, превратившись лишь в ноющее в глубине души ожидание чуда, любые попытки высказать сомнение в слух прерывались самими защитниками Крепости, в душах которых рождался героический пессимизм – удивительная способность человека черпать силы из безысходности.

«Будем драться до конца, каков бы ни был этот конец!» Это решение, нигде не записанное, никем не произнесённое вслух, безмолвно пульсировало в сердце каждого из защитников крепости. Маленький гарнизон, отрезанный от своих войск, не получавший никаких приказов от высшего командования, знал и понимал свою боевую задачу без всяких приказов, его коллективное сознание с первого дня обороны жило идеей самопожертвования.

Необходимость продолжения борьбы без всякой надежды на победу и даже спасение, перед лицом неминуемой гибели невозможно было обосновать с рациональной точки зрения. Сражающаяся Крепость находилась за рамками рационального. И единственно возможная рациональная мысль относительно того, что сопротивление гарнизона будет удерживать под стенами Крепости немецкие дивизии, больше напоминала самообман, чем действительно рациональную причину продолжения борьбы.

Поразительно то, что чем меньше рациональных причин обороны Крепости оставалось у осаждённых, чем сильнее обстоятельства принуждали их к капитуляции, тем с большим, необычайным ожесточением, с невиданным упорством, они дрались, проявляя удивительное презрение к смерти.

Раненные по нескольку раз, они не выпускали из рук оружия и продолжали воевать. Истекающие кровью бойцы, обвязанные окровавленными бинтами и тряпками, собирая последние силы, шли в штыковые атаки. Даже тяжелораненые старались не оставить своего места в рядах обороняющихся.

Если же рана была такой серьёзной, что уже не оставалось сил для борьбы, русские солдаты и офицеры, как правило, кончали жизнь самоубийством. Каждый из них пытался сделать всё от него зависящее, чтобы усилить эффективность обороны. У того, кто уже не мог драться, оставалась единственная возможность помочь своим товарищам – убить самого себя. Это избавляло воюющих от забот о раненом и давало ему полную гарантию того, что он не попадёт живым в руки врага. По свидетельствам выживших защитников Крепости, не раз в те страшные дни они слышали от своих беспомощных боевых побратимов с трудом вырывающиеся из их уст слова: «Прощайте, товарищи! Отомстите за меня!» После чего тотчас же следовал одиночный выстрел.

Гарнизон Крепости каким-то удивительным образом привык жить и сражаться в аду постоянного артиллерийского обстрела и бомбардировок. На подступах к укреплениям практически непрерывно работали штурмовые орудия и миномёты. Периодически Крепость накрывали мощные бомбовые удары. А чтобы существование защитников превратить в одно сплошное мучение, вместе с бомбами самолёты сбрасывали на Крепость бочки с долго горевшей зажигательной смесью.

Несколько долгих недель русская твердыня, объятая всёпожирающим морем огня, сотрясаемая непрерывными мощными ударами артиллерии и авиации, стала для укрывшихся за её толстыми стенами людей, внезапно возникшим в реальности из древних фантазий о конце света, апокалипсисом. Это был ужас. Это была безысходность. Это была смерть. Это были мучения, превосходящие все мыслимые пределы психологической и физической стойкости человека.

Периодически немцам казалось, что в этой бушующей огненной воронке не осталось ничего живого. Тогда туда устремлялись штурмовые отряды. Но проходило немного времени, и из дымящихся руин снова раздавались пулемётные очереди, трещали винтовочные выстрелы — уцелевшие бойцы, раненные, опалённые огнём, оглушённые взрывами, продолжали борьбу.

По ночам немецкое командование посылало к казармам группы диверсантов. Их задачей был подрыв сооружений, в которых засели советские солдаты. Германские сапёры пробирались на позиции осаждённых по крышам и чердакам, спуская пачки тола через дымоходы прямо на головы осаждённых. Во тьме чердаков и на крышах периодически вспыхивали рукопашные и гранатные бои, здесь и там раздавались неожиданные взрывы, обрушивались потолки и стены, засыпая наших бойцов. Но и оглушённые, израненные, полузадавленные этими обвалами люди не выпускали из рук оружия.

Вот как описана в немецком донесении одна из таких операций немецких сапёров: «Чтобы уничтожить фланкирование из дома комсостава на Центральном острове, туда был послан 81-й сапёрный батальон с поручением подрывной партии очистить этот дом. С крыши дома взрывчатые вещества были опущены к окнам, а фитили зажжены; при взрыве были слышны крики и стоны раненных русских, но они продолжали стрелять».

Враг уже не гнушался никакими самыми подлыми средствами, чтобы сломить волю к сопротивлению осаждённых. Во время одной из атак немецкие автоматчики погнали перед собой толпу медицинских сестёр, взятых в плен в госпитале, а когда пулемётчики огнём с верхнего этажа казарм отсекли женщин от наступающей пехоты, немцы сами расстреляли советских медсестёр, за спинами которых им не удалось укрыться. Во время штурма Восточного форта немцы выставили впереди своих атакующих цепей шеренгу пленных советских бойцов, и защитники форта слышали, как эти пленные кричали им: «Стреляйте, товарищи! Стреляйте, не жалейте нас!»

Каждый день над крепостью на смену бомбардировщикам появлялись маленькие самолёты, разбрасывавшие листовки. В этих листовках говорилось о том, что германские войска заняли Москву, что Красная Армия капитулировала и что дальнейшее сопротивление бессмысленно. Потом стали сбрасывать листовки с обращениями непосредственно к гарнизону Крепости, где немецкое командование, отмечая мужество и стойкость осаждённых, пыталось доказать бесполезность борьбы и предлагало защитникам крепости «почётную капитуляцию». Но на все эти призывы Крепость отвечала лишь огнём.

Когда наступали минуты затишья, в разных местах Крепости начинали работать немецкие громкоговорящие установки. Они также передавали обращения к гарнизону, призывая осаждённых сложить оружие и обещая всем сдавшимся «хорошее обращение, питание и уход за ранеными». Впрочем, день ото дня тон этих обращений становился все более угрожающим, и вкрадчивые уговоры сменялись ультиматумами, когда гарнизону давалось на размышление полчаса или час, после чего противник грозил «стереть крепость с лица земли и смешать с землёй её гарнизон». Но и на эти угрозы бойцы отвечали выстрелами, а однажды в ответ на такую аудиопередачу над северными воротами крепости появилось полотнище, на котором было написано: «Все умрём, но крепости не сдадим!»

С каждым новым днём обороны, немцы применяли всё более тяжёлые фугасные бомбы, взрывов которых не выдерживали самые мощные крепостные строения, а в глубоких подвалах, где укрывались красноармейцы и командиры, трескались бетонные полы, и у людей от резких перепадов давления из носа и ушей шла кровь.

Особенно сильную бомбардировку Крепости немцы предприняли 29 июня. На этот раз на цитадель было решено обрушить самые тяжёлые бомбы.

С утра жители Бреста обратили внимание на то, что на крышах высоких зданий города сидят с биноклями германские офицеры. Немецкая власть заранее объявила горожанам, что в этот день Брестская крепость капитулирует. В ясном летнем небе над Крепостью появились десятки бомбардировщиков, и тотчас же раздались мощные, оглушительные взрывы, от которых сотрясался весь город до самых дальних окраин. Крепость окутало дымом и пылью, и издали было видно, как там, в страшных вихрях взрывов, взлетают высоко вверх вырванные с корнем вековые деревья. Казалось, что и в самом деле после такой бомбёжки в Крепости не останется ничего живого.

Но, когда бомбардировка закончилась, а дым и пыль рассеялись, немецкие офицеры на крышах напрасно смотрели в бинокли: над развалинами и остатками зданий Крепости белых флагов не было. Можно было подумать, что там не осталось живой души. Однако прошло несколько минут, и снова послышались пулемётные очереди и винтовочные выстрелы. Крепость продолжала драться.

Тяжелейшие бомбёжки, непрерывный артиллерийский и миномётный обстрелы, нарастающие атаки пехоты, огромное численное и техническое превосходство врага — все это делало невероятно трудной борьбу героического гарнизона Брестской крепости. Но не только сама борьба, но и вся жизнь, весь быт осаждённого гарнизона с самого начала обороны были отмечены сверхчеловеческим напряжением как физических, так и моральных сил людей. Эти особые условия и придают защите Брестской крепости тот исключительный героический и трагический характер, который делает её неповторимой в истории Великой Отечественной войны.

Даже бывалому фронтовику, прошедшему сквозь огонь самых жарких сражений, трудно себе представить ту невообразимо тяжёлую обстановку, в которой с начала и до конца пришлось бороться гарнизону Брестской крепости.

Здесь каждый метр земли был не один раз перепахан бомбами, снарядами и минами. Здесь воздух был пронизан свистом осколков и пуль, и грохот взрывов не затихал ни днём, ни ночью, а недолгая тишина, которая наступала после оглашения очередного вражеского ультиматума, казалась ещё более страшной и зловещей, чем ставший уже привычным обстрел.

Зажигательные бомбы, снаряды, огнемёты, разбрызгивавшие горючую жидкость, баки с бензином, которые сбрасывали с самолётов, делали своё дело. В крепости горело всё, что могло гореть. Эти пожары возникли на рассвете 22 июня и не прекращались ни на час в течение более чем месяца, то слегка затухая, то разгораясь в новых местах, и в безветренную погоду над крепостью всегда стояло, не рассеиваясь, густое облако дыма.

Несколько дней на плацу перед западным участком казарм, где дрались группы стрелков 44-го полка, горели машины стоявшего здесь автобатальона, и едкий запах палёной резины, стлавшийся вокруг, душил бойцов. В северозападной части кольцевого здания долго пылал большой склад с обмундированием, и там всё заволокло таким удушливым дымом, что бойцы 455-го полка, занимавшие поблизости отсеки казарм, вынуждены были надевать противогазы.

Огонь проникал даже в подвалы. Кое-где в этих подвалах от многодневных пожаров возникала такая высокая температура, что впоследствии на каменных сводах остались висеть большие застывшие капли расплавленного кирпича.

А как только начинался обстрел, с пеленой дыма смешивались облака сухой горячей пыли, поднятой взрывами и пропитанной едким запахом пороховой гари. Пыль и дым сушили горло и рот, проникали глубоко в лёгкие осаждённых, вызывая мучительный, судорожный кашель и нестерпимую жажду.

Тогда стоял сильный летний зной, и с каждым днём становился всё более нестерпимым запах разложения мёртвых тел. По ночам защитники Крепости выползали из укрытий, чтобы убрать трупы. Но убитых было столько, что их не успевали даже слегка присыпать землёй, а на следующий день солнце продолжало разлагать мёртвые тела, и лишь изредка, когда поднимался ветер, эта страшная атмосфера немного развеивалась, и люди с жадностью глотали струи свежего воздуха.

Но были и другие, ещё более тяжёлые лишения.

Не хватало пищи. Почти все продовольственные склады были разрушены или сгорели в первые часы войны. Но прошло некоторое время, прежде чем эта потеря дала о себе знать. Сначала, в предельно нервном напряжении боев, людям и не хотелось есть. Только на второй день начались поиски пищи. Кое-что удалось добыть из разрушенных складов, небольшой запас продуктов оказался в полковых столовых. Но всего этого было слишком мало, и с каждым днём голод становился мучительнее. В поисках хоть какой-то еды, осаждённые обыскивали убитых вражеских солдат. Всё найденное в их ранцах и карманах отдавали раненым, детям и женщинам, укрывавшимся в подвалах. В маленькой кладовой около кухни 44-го полка оказалась бочка сливочного масла, которого хватило на два дня. Бойцы 84-го полка на третий день нашли в развалинах столовой полмешка сырого гороха, и его по приказанию Фомина разделили на всех, бережно отсчитывая по горошине. Потом начали есть мясо убитых лошадей, но жара вскоре лишила защитников крепости и этой пищи. Люди превращались в ходячие скелеты, руки и ноги — в кости, обтянутые кожей, но, тем не менее, эти руки продолжали крепко сжимать оружие, и голод был не в силах задушить волю к борьбе.

Не было медикаментов, не было перевязочных средств. Уже в первый день было так много крови и ран, что весь наличный запас индивидуальных пакетов и бинтов израсходовали. Женщины разорвали на бинты своё бельё, то же самое сделали с оставшимися в казармах простынями и наволочками. Но и этого не хватало. Люди наспех перетягивали свои раны чем попало или вообще не перевязывали их и продолжали сражаться.

Менять повязки было нечем, и тяжелораненые умирали от заражения крови. Другие оставались в строю, несмотря на потерю крови и мучительную боль.

Но самой жестокой мукой для раненых и для здоровых бойцов была постоянная, сводящая с ума жажда. Как это ни странно, но в Крепости, стоящей на островах и окружённой рукавами рек и канавами, не было воды.

Водопровод был разрушен в первые же минуты немецкого обстрела. Колодцев внутри крепости не было, не оказалось и запасов воды. В первый день удавалось набирать воду из Буга и Мухавца, но, как только противник вышел к берегу, он установил в прибрежных кустах пулемёты, обстреливая все подступы к реке. С этого момента вылазки за водой большей частью кончались гибелью смельчаков, и жажда стала самой страшной и неразрешимой проблемой.

От своих агентов и от пленных противник знал об отсутствии воды в крепости, и его пулемётчики внимательно стерегли все подходы к рекам и обводным каналам. Здесь каждый метр земли находился под многослойным огнём, и десятки наших бойцов заплатили жизнью за попытку зачерпнуть хотя бы котелок воды. Даже ночью подползти к реке было очень опасно — по всей линии берега непрерывно взлетали немецкие осветительные ракеты, ярко озарявшие все вокруг, и пулемёты врага, как чуткие сторожевые псы, наперебой заливались трескучими злыми очередями, отзываясь на малейший шорох, на малейшее движение в прибрежных травах.

И всё же ночами бойцы порой доставали воду. Стиснув зубами металлическую дужку котелка, плотно прижимаясь к земле и поминутно замирая на месте при взлёте очередной ракеты, пластун осторожно подползал к реке. Оттолкнув в сторону трупы, плавающие у самого берега, он бесшумно зачерпывал котелком воду и так же медленно и бесшумно совершал свой обратный путь. И, когда он, бережно неся в обеих руках этот котелок, проходил по отсекам казарм, люди старались не смотреть на добытую им воду — они не претендовали ни на каплю. Они знали, что, прежде всего, воду надо залить в кожухи станковых пулемётов «максим», которые без охлаждения выходили из строя. Вся же остальная вода поступала в подвалы — для детей, раненых и женщин, и эту драгоценную влагу, мутную и розоватую от крови, с величайшей тщательностью делили между ними, отмеряя каждому один скупой глоток в крышечку от немецкой фляги.

Тем, кто оставался в строю, воды не полагалось, и лишь тогда, когда они кидались в контратаку, преодолевая вброд Мухавец под огнём немецких пулемётов, они успевал сделать один-два глотка. А в остальное время жажда терзала их, а жара, дым и пыль удесятеряли эти мучения. Спазмой стягивало пересохшее горло, рот казался сделанным из сухой пыльной кожи; распухал, становился нестерпимо шершавым и колючим язык, на котором не было ни капли слюны. Жаркий воздух словно огнём жёг лёгкие при каждом вдохе. И если обессиленный, изнурённый жаждой и бессонницей боец на несколько минут забывался в короткой дремоте, кошмары преследовали его — ему снилась вода: реки, озера, целые океаны свежей, прохладной, целительной воды, и люди, проснувшись от выстрелов или от толчка более бдительного соседа, готовы были взвыть от бешенства, поняв, что все виденное было только сном. И случалось, что человеческие силы не выдерживали этой муки и люди от жажды сходили с ума.

В подвалах штыками и ножами пытались рыть ямы. Земля осыпалась, ямки оказывались неглубокими, и воды в них почти не было. На участке 84-го полка в таком колодце за день собиралось меньше котелка воды, которой не хватало даже для тяжелораненых. Более глубокий колодец выкопали бойцы в районе Восточного форта, но оказалось, что в этом месте когда-то располагалась конюшня и проходил сток нечистот — вода в колодце была зловонной, и люди не могли её пить.

Чтобы облегчить мучения, бойцы брали в рот сырой песок, пили даже кровь из собственных ран, но все это, казалось, только обостряло страдания. Как о небывалом чуде они мечтали о дожде, но день за днём небо оставалось безоблачным и горячее летнее солнце по-прежнему беспощадно жгло землю. Неистовая, доводящая до помешательства жажда становилась всё более нестерпимой.

Но при всей непомерной тяжести этих лишений защитникам крепости было ещё тяжелее видеть страдания женщин и детей. Командиры, семьи которых находились здесь, в крепостных подвалах, в бессильном отчаянии наблюдали, как смерть от голода и жажды с каждым днём все ближе подкрадывается к их детям, жёнам и матерям. С нежностью и болью бойцы смотрели на обессиленных, исхудалых ребятишек, готовые пожертвовать всем, лишь бы хоть немного облегчить их участь. Воду, пищу, которую удавалось добыть, прежде всего несли детям, и даже тяжелораненые отказывались от своей скудной доли в пользу малышей.

Несколько раз женщинам предлагали взять детей и идти сдаваться в плен. Но они наотрез отказывались, пока ещё можно было хоть чем-нибудь поддерживать силы детей. Мысль о плене была им так же ненавистна, как и мужчинам.

Они перевязывали раны бойцам, взяли на себя заботу о тяжелораненых и ухаживали за ними так же нежно, как за своими детьми. Некоторые женщины и девушки-подростки бесстрашно шли под огонь, поднося обороняющимся боеприпасы. А были и такие, которые, взяв в руки оружие, становились в ряды защитников крепости, сражались плечом к плечу со своими мужьями, отцами и братьями.

Женщин с винтовками, с пистолетами, с гранатами в руках можно было встретить на разных участках обороны крепости. И хотя имена этих героинь остались по большей части неизвестными, по рассказам очевидцев, многие боевые подруги командиров дрались рядом с мужьями, и становится понятным, почему немцы, штурмовавшие цитадель, распространяли слухи о том, что в обороне участвует якобы советский «женский батальон». В те страшные дни осаждённые превратились в единый сражающийся организм, живущий в общем духовном ритме.

В Крепости кроме еды, воды, медикаментов не было и необходимого для обороны количества боеприпасов. То, что вначале было найдено в уцелевших или полуразрушенных складах, скоро израсходовали, отражая непрерывные атаки врага. Бойцы ухитрялись пополнять запасы даже из тех складов, которые горели и где поминутно в огне рвались с громким треском запакованные патроны. Люди бесстрашно бросались в огонь и, ежесекундно рискуя жизнью, выхватывали ящики из горящих штабелей. Но и этого не могло хватить надолго.

День за днём недостаток боеприпасов давал себя чувствовать всё сильнее. Каждая граната, каждый патрон были на счёту. Если боец падал убитым, не израсходовав своего боекомплекта, его патроны и гранаты тотчас же брал другой. С первых же дней стали снимать оружие и подсумки с патронами с убитых немцев.

Постепенно становились ненужными и бесполезными пулемёты и автоматы советских марок, винтовки, наганы и пистолеты ТТ — патронов к ним не было. Большинство бойцов сражались с врагом его же собственным оружием — немецкими автоматами, подобранными на поле боя или захваченными во время контратак. А позже пополнять боезапас защитникам крепости приходилось необыкновенным способом, который, вероятно, не применялся никогда больше за всю Великую Отечественную войну.

Как только запас патронов подходил к концу, бойцы прекращали огонь, делая вид, что сопротивление их сломлено, и они отступили на этом участке. Не отвечая на выстрелы врага, люди укрывались за простенки между окнами, ложились у стен так, чтобы автоматчики не могли заметить их снаружи.

Непрерывно обстреливая окна, осторожно немецкие солдаты приближались вплотную к казармам. Вытянув шеи, автоматчики с подозрением заглядывали в окна, но рассмотреть, что делается в помещении, мешали толстые стены. Тогда в окна летели гранаты. Гремели гулкие взрывы, но даже получившие ранение ничем не выдавали своего присутствия, и тогда немецкие солдаты врывались внутрь сквозь окна и двери, и на них тотчас же кидались красноармейцы, врукопашную уничтожая врагов и захватывая их оружие и боеприпасы.

Так происходило много раз. Но всё равно боеприпасов было слишком мало — враг наседал всё сильнее, и, зная, какой ценой достаются патроны, бойцы расходовали их скупо и расчётливо, стараясь, чтобы каждая пуля попала в цель. И когда однажды кто-то из солдат в присутствии Фомина сказал, что он последний патрон оставит для себя, комиссар тотчас же возразил ему, обращаясь ко всем.

— Нет, — сказал он, — и последний патрон надо тоже посылать во врага. Умереть мы можем и в рукопашном бою, а патроны должны быть только для фашистов.

Очевидно, стойкость гарнизона Крепости и собственное бессилие доводило немцев до бешенства, которое принимало крайние формы нечеловеческой жестокости. Однажды на участке 455-го полка немецкий танк вошёл в казарменный отсек, над дверью которого было вывешено большое, заметное издали полотнище с красным крестом. Здесь, в этом отсеке, на бетонном полу лежали тяжелораненые. Крик ужаса вырвался у всех при виде появившегося в воротах танка, а боевая машина, на мгновение остановившись, с рёвом ринулась внутрь — прямо по лежащим телам. Танк резко притормозил на середине помещения и вдруг, скрежетнув гусеницей, принялся вертеться по полу, безжалостно давя беззащитных людей…

В последние дни координированной обороны Крепости, в надежде на милосердие врага, под белыми флагами из крепости вышла колонна измождённых женщин и детей. Пожалуй, это был один из самых трагических моментов обороны. Мужья и отцы навсегда прощались со своими жёнами и детьми. Для всех уже было очевидно, что каждый оставшийся в Крепости, сознательно выбрал смерть. Женщины брели со слезами на глазах, прижимая к себе детей, стараясь навсегда запомнить уставшие, осунувшиеся лица своих мужчин. Они уходили в неизвестность готовые на смерть и муку, понимая, что уже никогда не увидят своих мужей. Мужчинам же было проще умирать в одиночку, умирать с надежной, что в живых останутся их жёны и дети. Никакой другой надежды у них уже не было.

Цитадель пала 29 июня, после того, как немецкие сапёры подорвали часть одной из казарм Центрального острова, в которой засели остатки отряда Фомина. Бойцы и командиры, находившиеся здесь, в большинстве своем были уничтожены этим взрывом, засыпаны и задавлены обломками стен, а тех, кто ещё остался жив, немцы вытащили полуживыми из-под развалин и взяли в плен. Среди них были комиссар Фомин, которого немцы расстреляли возле Холмских ворот.

Кроме Цитадели, последним крупным очагом сопротивления были Кобринские укрепления. Около 400 человек под командованием майора Петра Михайловича Гаврилова вели там круговую оборону в Восточном форте.

Вот что писали немецкие штабисты о боях за этот форт.

«26 июня. Гнездом сопротивления остался Восточный форт. Сюда нельзя было подступиться со средствами пехоты, так как превосходный ружейный и пулеметный огонь из глубоких окопов и из подковообразного двора скашивал каждого приближающегося.

27 июня. От одного пленного узнали, что в Восточном форту обороняется около 20 командиров и 370 бойцов с достаточным количеством боеприпасов и продовольствия. Воды недостаточно, но её достают из вырытых ям. В форту находятся также женщины и дети. Душою сопротивления являются будто бы один майор и один комиссар.

28 июня. Продолжался обстрел Восточного форта из танков и штурмовых орудий, но успеха не было видно. Обстрел из 88-миллиметрового зенитного орудия также остался без результата. Поэтому командир дивизии дал распоряжение об установлении связи с летчиками, чтобы выяснить возможность бомбежки.

29 июня. С 8.00 авиация сбрасывала много 500-килограммовых бомб. Результатов нельзя было видеть. Такое же малоуспешное действие имел новый оживленный обстрел Восточного форта из танков и штурмовых орудий, несмотря на то, что были заметны в некоторых местах разрушения стен.

30 июня. Подготавливалось наступление с бензином, маслом и жиром. Всё это скатывали в бочках и бутылках в фортовые окопы, и там это нужно было поджигать ручными гранатами и зажигательными пулями».

Штурмовые отряды немецкой пехоты ворвались в форт лишь после того, как на это укрепление была сброшена 1800 килограммовая супербомба. Сила её взрыва была столь мощной, что даже в Бресте потрескались стены домов.

Утром 30 июня штаб 45-й дивизии доложил о полном взятии Брестской крепости. Однако это было не совсем так. Борьба в Крепости продолжалась, несмотря на то, что главные группы защитников центральной цитадели перестали существовать как организованное целое. Только теперь характер этой борьбы изменился. Уже не было единой обороны, не было постоянного взаимодействия и связи между отдельными группами обороняющихся. Оборона как бы распалась на множество мелких очагов сопротивления, но само сопротивление стало еще упорнее и ожесточеннее.

День за днем, методично и последовательно немецкая артиллерия и отряды автоматчиков гасили последние очаги обороны. Но происходило нечто непонятное: эти очаги оживали вновь и вновь. Из подвалов казарм и домов, из глубоких тёмных казематов в толще земляных валов то здесь, то там вновь раздавались пулеметные очереди, винтовочные выстрелы, и кладбище 45-й гитлеровской дивизии в Бресте продолжало расти и шириться. Казематы и подвалы тщательно обыскивали, в домах, где оборонялись советские бойцы, помещения взрывали одно за другим, но спустя некоторое время стрельба возобновлялась из развалин. Отдельные группы бойцов пробирались на участки, где немцы давно считали себя хозяевами, и пули настигали солдат вермахта в самых неожиданных местах. Защитники крепости спускались в глубокие подземелья и по неизвестным немцам подземным ходам покидали занятые врагом участки Крепости, продолжая борьбу уже на другом участке.

В очередной раз, 8 июля командование 45-й дивизии послало вышестоящему штабу донесение о взятии Крепости, считая, что оставшиеся очаги сопротивления будут подавлены в ближайшие часы. Но уже на следующий день число этих очагов увеличилось и стало ясно, что борьба затянется. Продолжали драться группы бойцов в западном секторе казарм и в подвалах 333-го полка, и вся эта часть Центрального острова оставалась недосягаемой для врага. На Западном острове еще раздавались пулеметные очереди и выстрелы пограничников. В северной части Крепости продолжал стрелять дот у Западного форта, и отчаянно дрались у восточных ворот последние оставшиеся в живых артиллеристы во главе с Нестерчуком и Акимочкиным. В одном из казематов внутри северного вала засело несколько стрелков, которыми командовал политрук Венедиктов. Немцы забрасывали этот каземат гранатами, но бойцы хватали на лету немецкие гранаты и кидали их во врагов.

По свидетельству очевидцев, сопротивление в Крепости продолжалось до конца июля. Во всяком случае, в последние дни июля (не то 30-го, не то 31-го числа) в 307-й концентрационный лагерь для советских военнопленных, находившийся в 30-50 километрах от Бреста, привезли четырех раненых красноармейцев из Брестской крепости. Ещё 26-27 июля их отряд последний раз попытался вырваться с боем из Крепости, а потом двое суток вёл бой, пока не закончились патроны.

После этого, остатки отряда ушли в казематы.

Немцы через каждые два часа предлагали им сдаваться, но на это они отвечали пением «Интернационала». Так продолжалось больше суток.

А потом, чтобы не рисковать, немцы пустили в подземелья Брестской крепости боевые газы. И тогда эти раненные, измождённые люди решили принять смерть от пуль, в последний раз увидев солнце. С пением «Интернационала» они вышли из каземата. Вцепившись друг в друга, щурясь на ослепительное солнце, они медленно брели прямо на станковые пулемёты. На ногах их держала лишь сила воли. Несломленный Дух вёл неизвестных русских воинов их к последней достойной Цели на поле боя – смерти. Но немцы не стреляли. Пораженные мужеством израненных, истощённых и еле державшихся на ногах людей, солдаты вермахта молча смотрели на умирающих, но не сломленных людей – живое свидетельство мощи Русского Духа.

И тогда один из германских офицеров, видимо – командир, в знак своего уважения к последним защитникам Крепости, молча снял каску, обнажив голову. Это был импульсивный порыв его солдатской души. И все немецкие бойцы, как по команде, последовали его примеру – сняли каски перед невиданной ими ранее сверхчеловеческой духовной силой. Так завершилась одна из величайших трагедий человеческой истории, в которой Дух оказались сильнее Огня и Стали.

 

Андрей Ваджра,

специально для alternatio.org

Материал в разделах:

Другие материалы

Другие новости

23.03.24 | Час Земли

Другие записи блогов

13.02.15 | В блоге: Николай Лаврентьев
В Иркутской области я жил, Работая там лесоводом, Где лап кедровых этажи Бросали люди год за годом: Как губят рыбу за икру, Так рубят кедры из-за шишек… И возражал я топору – Мне прекословил зла излишек. Один не воин и в лесу – И оказался я в Усть-Куте. Оттуда к девушке несу Любовь духовную, по сути. В вагоне на исходе дня Тебя я встретил, жизнь родная, И горько мне, что у меня Судьба отдельная, иная. Зачем я сильно так любил Тебя лишь до потери речи? Но знаю, бы...
25.06.15 | В блоге: Константин Пронякин
Минприроды Хабаровского края отказалось включать белогрудку - гималайского мишку в Красную книгу РФ. Об этом сообщили из краевой прокуратуры. Ранее мы писали, что десять дальневосточных ученых обеспокоены тем, что гималайский медведь в Хабаровском крае стал популярным объектом трофейной охоты, самым распространенным способом которой является отстрел в берлогах - в дуплах. Случилось это после того, как мишек исключили из Красной книги. Как указывают ученые, «исключение гималайского медведя из Кра...
17.09.16 | В блоге: Всеволод Слободин
Этим летом школьники Смоленска совершили однодневную оздоровительную познавательную экспедицию на территорию национального парка «Смоленское Поозерье». Поездка была организована Смоленским зоопарком при поддержке управления образования и молодежной политики Администрации города Смоленска в рамках летней оздоровительной кампании. Экспедиция началась ранним утром 27 августа. По пути в парк Инна Карловна, опытный экскурсовод  центра молодежного и семейного отдыха «Меридиан...
26.01.11 | В блоге: Анастасия Зуева
В декабре начал старт новый проект "ЭКОобразование в формах и цвете". Это городской проект, раньше он был всего лишь акцией в рамках программы "ЭКОполюс". Суть проекта заключается в проведении занятий на экологическую тематику с использованием различных арт-техник в коррекционных школах № 17, 45 и школе-интернате №22. Вот планирующиеся занятия: (Название занятия - Краткое описание используемых техник) >Лепка из соленого теста (Жители леса) - Создание фигурок животных и растений из соленого теста...
12.04.11 | В блоге: Михаил Гунькин
Цезий в фарфоровой чашке сакэ Я запью стаканом русской водки. Черно-белый дым за моим окном Дым моей Фукусимы… Вокруг аварии на Фукусиме тысячи и тысячи публикаций в СМИ. К сожалению после 18 марта 2011 в освещении событий на Фукусиме произошла перемена — включили цензуру и пиар. Картину аварии ретушируют изо всех сил, пытаясь замаскировать ее последствия для Японии и всего человечества. Ядерные взрывы на Фукусиме На атомной электростанции Фукусима шесть реакторов. На фотограф...
01.10.11 | В блоге: Роман Морозов
Я очень люблю осень. Более того, я считаю, что именно осень можно назвать самым красивым временем года. И я ни за что не отдам пальму первенства в этом вопросе весне со всем ее цветущим пафосом. Я где-то слышала, что «красиво состариться – удел избранных». Наверное, идеальный вариант красивого увядания – это как раз осеннее разноцветье. Когда парк напротив твоего дома, словно играя с твоим воображением, сменяет один туалет за другим. Разве способна хоть одна светская дама носить так изящно шаль...
28.06.15 | В блоге: Николай Бычек
Центр по сапропелю столкнулся с проблемой восстановления нарушенных горными работами земель от радионуклидов и тяжелых металлов еще в 1986-1990 г.г. Свои работы в этом направлении он связывал с использованием сорбционных свойств органического сапропеля и заложенных природой поглощающих радионуклиды и тяжелые металлы свойств некоторых видов тропических растений.  Одно из них – это водный гиацинт (эйхорния).  В настоящее время Центр продолжил полевые и лабораторные работы ученых из...
25.08.11 | В блоге: Семен Петров
Владельцы кошек и собак не сомневаются, что их питомцы вполне разумны, а часто и умнее жен/мужей и начальников этих владельцев. Энтомологи с большим уважением относятся к своим подопечным комарикам и бабочкам - Набоков, например, обществу европейских левых интеллектуалов предпочитал именно представителей отряда чешуекрылых. А любой микробиолог может часами рассказывать о причудах и адюльтерах каких-нибудь палочек Коха или бледных спирохет. Последние исследования подтверждают хитроумие наших самы...
11.08.11 | В блоге: Михаил Соколов
Для экологии мегаполиса самую большую угрозу несут огромная плотность населения и стриженые газоны. За последние 100 лет среднегодовая температура в Москве поднялась на 2,3 градуса Цельсия (в среднем по планете – на 0,8о С). Причем в огромном городе разница между температурой на окраинах и в центре достигает 3-4 градусов, в результате чего, например, вегетация в центре города наступает весной на 10 дней раньше. За последние десятилетия изменился не только климат, но экология мегаполиса из-за зас...
04.02.16 | В блоге: Александр Пильников
Единственная в Забайкалье электростанция, работающей на солнечной энергии,  мощность 150 киловатт, введена в эксплуатацию в конце 2015 года. - Это гибридная станция. Технологически она подключена к существующей электросети. То есть, если солнечной энергии будет достаточно, то сетевая энергия не будет поступать, и наоборот, если солнечной энергии будет не хватать, недостаток будет восполнен сетью.  В случае же избыточной выработки станцией электроэнергии, излишек будет поступать в сеть....
22.10.12 | В блоге: Владимир Изергин
Вероятно, многие владивостокцы знают, что значительная часть воды поступает в городской водопровод из Седанкинского и Богатинского водохранилищ, созданных на малых реках полуострова Муравьёва-Амурского: Седанки и Богатой. Чтобы водные источники не иссякали и не загрязнялись, в водосборных бассейнах этих водохранилищ были образованы санитарно-защитные зоны. В этих зонах нет строений и дорог общего пользования и не ведётся хозяйственная деятельность, за исключением расположения линейных объектов,...
12.04.11 | В блоге: Виталий Знаменский
Google-карты дают поводы для задания гидрологических загадок, разрешение которых требует шевеления мозгами. Обычно в реке продолжается струя притока с постепенным уменьшением размеров. На приводимом снимке р. Огайо (Carrollton, США), показана редкая форма струи притока в реке. Через равные промежутки из струи, как бы, вырываются всплески, направленные от берега. Скажу, также, что подобное явление зарегистрировано из космоса на большой реке в пределах Красноярского края. 1) Струя какого притока и...
24.08.11 | В блоге: Андрей Козлов
Классический бензиновый мотор - модель прошлого. Будущее принадлежит дизелю и гибриду Если еще прошлой осенью на выставке во Франкфурте в кулуарах велась полемика о перспективах разработок тех или иных видов производств альтернативного топлива, то уже январский Детройтский салон со всей однозначностью показал: классический бензиновый мотор - модель прошлого. Будущее принадлежит дизелю и гибриду. Восток и Запад, Toyota и Mercedes заявляют себя активными игроками на этом перспективном поле будущег...
28.09.10 | В блоге: Юрий Широков
По данным Росстата, в первом полугодии 2010 года в стране было почти 783 000 гражданских служащих, из них 536 000 – в федеральных органах власти. При этом, за 10 лет с 2000 года число чиновников в расчете на 1000 человек занятого населения возросло на 35%. «Газета.ру» приводит еще более впечатляющие оценки: с 1999 года численность чиновников увеличилась в 1,73 раза. Одни только расходы на заработную плату чиновников составляют около 230 млрд руб в год. А если к этому прибавить отчисления во вне...
24.10.13 | В блоге: Николай Бычек
Инновационные разработки почвообразователей и рекультивантов из сапропеля в 2011-2013 г.г. позволили Центру по сапропелю производить самые сложные и самые ответственные работы в области экологического восстановления и создания плодородных земель после проведения горных, буровых, технологических работ. Такая возможность появилась с созданием технологии производства гранулированного, сыпучего и капсульного почвообразователя, сапропелевых биоматов (сапроматов), площадного и точечного плодородного с...

Гео-метки данного материала

Посмотреть все метки на карте

Javascript is required to view this map.

Фотогалерея

Северная Двина

Интересные ссылки

Коллекция экологических ссылок

Коллекция экологических ссылок

 

 

Другие статьи

Активность на сайте

сортировать по иконкам
2 года 16 недель назад
YВMIV YВMIV
YВMIV YВMIV аватар
Ядовитая река Белая

Смотрели: 288,274 |

Спасибо, ваш сайт очень полезный!

2 года 18 недель назад
Гость
Гость аватар
Ядовитая река Белая

Смотрели: 288,274 |

Thank you, your site is very useful!

2 года 18 недель назад
Гость
Гость аватар
Ядовитая река Белая

Смотрели: 288,274 |

Спасибо, ваш сайт очень полезный!

2 года 47 недель назад
Евгений Емельянов
Евгений Емельянов аватар
Ядовитая река Белая

Смотрели: 288,274 |

Возможно вас заинтересует информация на этом сайте https://chelyabinsk.trud1.ru/

2 года 18 недель назад
Гость
Гость аватар
Ситуация с эко-форумами в Бразилии

Смотрели: 8,276 |

Спасибо, ваш сайт очень полезный!